НУЖНЫ ЛИ РОССИИ ТАКИЕ БАНКИ? 3.
Уклонение от фиска приносит официальным и неофициальным финпромгруппам не менее 4-5 млрд долл. в год. За 10 лет налогообложение только в нефтяной отрасли менялось около пятидесяти раз, но всегда с выгодой для монополий. Например, как установила ФНС и подтвердил Арбитражный суд, один только ЮКОС за 4 года не доплатил в казну налога на прибыль на сумму, превышающую его чистый доход за тот же период. Общий же объем претензий к нему со стороны налоговиков достиг астрономических 28 млрд долларов. Именно за счет этого и других источников косвенного субсидирования российские энерго-сырьевые корпорации выполняют свои краткосрочные (но не стратегические) инвестиционные программы, повышают собственную рыночную капитализацию. Для ухода от фиска сырьевые и другие компании широко практикуют увод расчетов с партнерами в офшоры, бартер (до сих пор в ряде подотраслей на него приходится почти 1/5 платежей). Очень прибыльным оказался толлинг, то есть переработка давальческого сырья, получение из него продукции, которая не облагалась налогами и пошлинами при условии, что вся она экспортируется. В 2002–2003 гг. толлинговые схемы особенно широко использовались в цветной металлургии (46% всего объема подобных операций), судостроении (11%), машиностроении (8%), нефтегазовой промышленности (8%), легкой индустрии (7%), черной металлургии (6%), прочих отраслях (14%). Они позволяли предприятиям зарабатывать на дешевой электроэнергии и сырье, которое выдавалось за иностранное, а также на льготных кредитах. О размерах получаемых доходов дают представление следующие цифры. В 2002 г. из России экспортировали 1,4 млн “толлингового” алюминия. Себестоимость тонны металла равнялась примерно 855 долл. Средняя цена на Лондонской бирже колебалась от 1300 до 1500 долл. Маржа составляла в среднем 500 долл. В результате госбюджет недополучил 176 млн долл. налоговых платежей. Распространенными способами “оптимизации” налогообложения, что тоже используется для пополнения оборотных средств, остаются махинации с НДС, ценами и субвенциями. Этому помогает действующее законодательство, скроенное под монополии. Они мастерски пользуются тем, что закон не определяет, с какого момента начинается уклонение от фиска: с момента ли появления объекта налогообложения; со дня, когда требуется подать отчетность; или с даты, когда налог должен быть внесен в бюджет. При экспорте компаниям по закону возмещается налог на добавленную стоимость. Причем чем больше они вывозят, тем большие НДС получают обратно. В результате в 2003 г., как установила Счетная палата, “Лукойл”, например, вывозя 50% добытой нефти, уплатил налогов с каждой тонны 1783 руб., а, скажем, “Сибнефть”, которая экспортирует 40% добычи, – 2291 рубль. Дочерние предприятия финпромгрупп добывают сырье и реализуют его материнским подразделениям ФПГ по низким внутрикорпоративным (трансфертным) ценам, что на законном основании позволяет уменьшать налогообложение купли-продажи. Головные предприятия сокращают фискальные платежи, аккумулируя доход в офшорных зонах. В числе таких зон особой популярностью пользовались Мордовия, Калмыкия, Чукотка, в СНГ – казахстанский Байконур. По информации МНС, в 2003 г. “Северсталь” занизила налоги на 1,2 млрд рублей, закупая сырье через зарегистрированного в Калмыкии посредника. “Русал” в 2002–2003 гг. заплатил в виде налога на прибыль всего 2% от своей выручки. Продавая основную часть продукции через “прописанного” на Чукотке трейдера, а также активно используя толлинг, “СУАЛ” в 2003 г. недоплатил 292 млн рублей НДС, приобретая сырье у аффилированных компаний. После того как государство “прижало” внутренние офшоры, монополии начали активнее использовать зарубежные. Например, группа “Евразхолдинг”, в которую входят три металлургических комбината, поставщики угля, железорудного концентрата, Находкинский морской порт, трейдерские компании, в 2003 г. заработала 2,9 млрд долл., а ее чистая прибыль составила 527 млн долл. Из первой суммы в офшорах осталось 50%, из второй – 75%. Этим фискальные минимизации не ограничиваются. Основную часть налогов, уплаченных монополиями в региональные бюджеты, местная казна возвращает им же в виде субвенций по заранее подписанным соглашениям. Так, аудиторы СП обнаружили, что “Пермнефтьинвест” (дочерняя структура “Лукойла”) получила обратно в виде субвенций 80% налога на прибыль, перечисленного в региональный и местный бюджеты Пермской области. В данном субъекте Федерации сосредоточено 17% нефтедобычи монополии. Но часть добывающих предприятий “ЛУКойл-Пермь” перемещена в зарубежную офшорную “дочь” финпромгруппы “ЛУКойл оверсиз холдинг лимитед”, специально созданную, чтобы платить меньше налогов на репатриируемые дивиденды и для аккумулирования прибыли за границей. К такой же практике монополии прибегают в Чувашии, Ярославской, Тюменской, Новгородской, Тверской и других областях. Большую выгоду экспортным монополиям (и ущерб банкам) приносит и навязанная ими денежно-кредитная политика. Ответом на проводившуюся в 90-е гг. политику жесткого монетаризма (ограничения денежного предложения, чтобы снизить инфляцию и стимулировать конкуренцию) стало появление в стране целых пяти платежных систем. Помимо рубля, широко используются бартер, денежные суррогаты, долговые деньги в виде дебиторской задолженности, а также доллары, стоимостной объем которых в несколько раз превышает рублевую массу. Доллар де-факто превратился в национальную валюту, преобладая в расчетах на значительных сегментах внутреннего рынка товаров и услуг, в сбережениях населения (той части, которая может это себе позволить) и предпринимателей. Это ставит кредитные организации в сложные условия. Банковские институты не приспособлены к работе с денежными субститутами, а доступом к валютным источникам располагают не все КБ. Зато подобная ситуация очень устраивает энерго-сырьевые монополии, которые процветают за счет своих экспортных сверхдоходов. Им нужен сильный доллар и слабый рубль, чтобы он, как во времена СССР, оставался обесцененным, никогда не наполнялся реальным содержанием – стоимостью земли, полезных ископаемых, вод, лесов, промышленных и других материальных активов, физического и интеллектуального труда, то есть не мог измерять их истинную ценность. Так намного проще присваивать эти активы и минимизировать издержки. Специфический механизм капиталообразования и финансирования. Главным источником инвестиционных и финансовых ресурсов для сырьевых монополий по-прежнему остаются сверхдоходы от захваченной природной ренты, то есть от контроля и эксплуатации разведанных и подтвержденных запасов полезных ископаемых. По самым заниженным оценкам, стоимость разведанных и подтвержденных запасов полезных ископаемых, контролируемых российскими ФПГ, составляет около 30 трлн долл. Из них на долю газа приходится 32,2%, угля и горючих сланцев – 23,3%, нефти – 15,7%, нерудного сырья – 14,7%, черных металлов – 6,8%, цветных и редкоземельных металлов – 6,3%, золота, платины, серебра, алмазов – 1%. Уже к началу 2003 г. в государственном фонде недр осталось всего 8,6% нераспределенных месторождений нефти, 91,4% были переданы компаниям через лицензионный механизм. Большая часть разрешений на эксплуатацию выдавалась бесплатно в 1993 г. на двадцатилетний срок. В марте 2003 г. ТНК имела 21,4% общих запасов, ЮКОС – 14,1%, “ЛУКойл” – 11,9%, “Сургутнефтегаз” – 6,3%, “Роснефть” – 4,2%, “Татнефть” – 3,7%, “Сибнефть” – 3,4%, “Славнефть” – 2,8%, “Башнефть” – 1,9%, прочие – 21,7%. Ведущие компании получили право добычи сырья в течение тридцати с лишним лет, что в мировой практике считается фантастически льготными условиями. Очень скоро российские ФПГ открыли для себя, что с помощью полученных в разработку недр они могут значительно увеличивать свою капитализацию, даже не приступая к работам по освоению. Достаточно провести международную оценку объемов, сертификацию качества запасов и выпустить под них ценные бумаги (секьюритизировать). То, что обладание лицензией, пусть и долгосрочной, совершенно не означает права собственности на месторождение, компаниями игнорировалось. Некоторые пошли еще дальше. Например, владельцы ЮКОСа тут же приступили к финальной части задуманной ими многоходовки: начали готовить продажу уже по новой цене контрольного пакета своей ФПГ, слившейся с “Сибнефтью”, крупнейшим американским корпорациям “ЭкссонМобил” либо “ШевронТексако”. После секьюритизации нефтегазовых запасов капитал объединенной монополии вырос в рыночных котировках до 39 млрд долл., что в 2003 г. вывело холдинг по данному показателю на 1-е место в России, оставив позади даже “Газпром”. Этот же прием оценки ЮКОС использовал для обороны против государства. 17 сентября 2004 г., пытаясь остановить распродажу своих дочерних структур за долги, он объявил, что извлекаемые ресурсы его дочери “Юганскнефтегаз” составляют не 2,7 млрд т (стоимостью 30,4 млрд долл.), как официально значилось прежде, а 12,8 млрд т (около 100 млрд долл.). Смысл маневра не скрывался – назначить за себя любимого такую цену, чтобы ни у одного покупателя в России не нашлось денег. Успех уловки был важен не только для хозяев ЮКОСа. Двумя днями ранее МПР официально пригрозило отозвать лицензию у российско-британской компании “ТНК-Бритиш петролеум”, обладающей правом на разработку богатейшего Ковыктинского месторождения газа в Иркутской области. Оно оценивается в 1,9 трлн куб. м, или около 4% от суммарных газовых запасов России. Разрешением на его освоение официально владеет “РУСИА-Петролеум”, включившая стоимость секьюритизированных залежей в свою капитализацию, но ТНК-ВР является ее основным акционером. Лицензионное соглашение по Ковыкте было составлено таким образом, что в нем вообще не упоминались объемы работ, их график, условия разработки. По просьбе компании сроки поставок сырья на внутренний рынок трижды отодвигались. Другая западная корпорация – англо-голландская “Ройял Датч Шелл” получила в 1993 г. лицензию на разработку Салымского нефтяного месторождения в Тюменской области, но так и не приступила к добыче. Только после последнего, очень жесткого предупреждения со стороны МПР было обещано начать поставки в четвертом квартале 2005 года. Аналогично поступали и другие монополии, например, тот же ЮКОС – с Терско-Камовской группой запасов, “ЛУКойл” с Южно-Хыльгуйским месторождением, “Зелень камень” с Малышевским изумрудно-бериллиевым месторождением, “Лехта лимитед” с месторождением благородных металлов Тунгудской площади, “Востсибуголь” с Ишидейским месторождением каменного угля и т.д. Из почти 60 тыс. лицензий, выданных добывающим компаниям, реально работают только около 1500. Увеличению прибылей сырьевых монополий способствовала налоговая реформа, отменившая плату за недра, в том числе на воспроизводство минерально-сырьевой базы, за загрязнение окружающей среды. Вместо рентных платежей правительство ввело налог на добычу полезных ископаемых. Кабинет верил, что таким образом получит не менее половины ренты. На самом деле все получилось иначе. Во-первых, новый налог не дифференцировался по месторождениям. Во-вторых, по форме он представлял собой разновидность акциза, включаемого “сырьевиками” в цену продукции. Поэтому плательщиками выступали не они, а потребители. Накапливать капитал и инвестиционный потенциал ФПГ помогает “экономия” на других издержках. Например, на присвоенных, полученных фактически в бессрочную даровую аренду либо выкупленных за гроши огромных участках земли, реальная рыночная цена которых равна сотням миллиардов долларов, учитывая местоположение территорий, их инфраструктурную обустроенность, наличие на ней квалифицированной рабочей силы и производственных фондов. Общая площадь, официально занимаемая предприятиями индустрии, транспорта, связи и иного, не сельскохозяйственного назначения, составляет 25,57 млн гa (1,5% совокупного земельного фонда России). В действительности же размер контролируемых участков значительно больше. Их инвестиционная стоимость будет только повышаться. Следует упомянуть и об экономии на тарифах за потребление газа, электричества, тепловой энергии, за трубопроводную и железнодорожную транспортировку, которые в 2-10 раз остаются ниже зарубежных. Это важная составляющая рентабельности и конкурентоспособности на мировых рынках российских нефтяных, металлургических, химических и других предприятий, а также естественных монополий. Таким способом ФПГ компенсируют свои производственные издержки, которые, будучи рассчитаны по паритету покупательной способности валют, в России выше, чем у конкурентов: в Великобритании – в 2 раза; во Франции, Германии и Италии – в 2,3 раза; в США – в 2,7 раза; в Японии – в 2,8 раза. Причем топлива и электричества наши товаропроизводители тратят в 3-5 раз больше, чем западные соперники.
Лев Николаевич Макаревич, кандидат экономических наук, член комитета ТПП РФ по финансовым рынкам и банкам, консультант агентства Standard and Poor’s
|