Главная       Дисклуб     Наверх  

Уроки гласности, перестройки

и социализма

«Вторая попытка» – вперед по дорогам истины.

(часть 3) 

Вернуться к части 1

Вернуться к части 2

4.1. Восходящий «дух перестройки»

Прочность всякой «сложившейся идеологической формы» исторического способа производства действительной жизни достаточно велика, а поэтому ее преодоление, революция, «невозможны без реформации».

В этом плане показательна оценка революционного процесса преодоления феодальной собственности (с ее же собственной, сплетенной с территориальной, могущественной ультраструктурой, «телом Христовым», церковью), данная в Полилогии:

«Радикальный сдвиг, отражая глухие производительные перемены, произошел именно с Реформацией, протестантизмом, с его новой этикой и далее со знаменитым «духом капитализма». Духом вполне исторически релевантным, но именно «духом», тем более что «плоть» преодолеваемых структур была непрозрачна. В еще мистических формах, и сперва еще в элитарных сферах, он содержал и положительные начала освобождения мысли, но затем, в частности «разрешив» прямое обращение верующих к богу (так сказать, «гласность»), привел и к буйному высвобождению невежества. В частности, в Европе это проявилось в кошмарной, примерно столетней, полосе «охоты на ведьм», так сказать, поиска виновных. И вообще «дух капитализма», начавший утверждаться с Реформацией, процессом был не очень ласковым. Так, при одном из «лидеров» реформации, Генрихе VIII, утвердившем англиканскую церковь, провели не только секуляризацию монастырей, но заодно и повесили 80000 крестьян, не считая прочих… <…>

…даже один из «шестидесятников», социолог Ю.А. Левада, находит в себе смелость задаться вопросом: а хорошо ли это с «перестройкой» произошедшее? Вопросом, который можно было бы задать и во времена Ренессанса, и даже протестантизма. Мало еще хорошего, потому как «в обоих случаях» без мощных идейных заделов объективно все это произошло. Увы, до сей поры с разрушительных тенденций хаотизаций все начинается. А то и до кульминаций доходит, до паранекротических (предсмертных. – ХАТ) состояний. <…>

Что же касается знаменитого «духа капитализма» по М. Веберу, то опять здесь предстоит кое-что расплести. Без духа, новых практических интенций, ментальности, «этоса», «строя мысли», касаемых перемен всего производства и «организации труда», действительно восходящих перемен никогда не бывает. Здесь Вебер прав безоговорочно. Правда, тем более встречая «необычайно упорное сопротивление», следовало бы особо подчеркнуть, что сперва новый «дух» был скорее нигилистичен (буквально либерален), нежели конструктивен (известные laissez faire – свобода торговли и laissez passer – свобода передвижения по определению более отрицательны, чем положительны, в частности поощряющие не только благие трудовые намерения)».

Таким образом, на всех «крутых поворотах» истории гласность являла собою исторический «дух перестройки», и наряду с неизбежным (во всяком случае, в прошлом) «буйным высвобождением невежества» гласность обеспечивала прогрессивным силам возможность публичного контроля над развитием революционной ситуации. Кроме того, гласность обеспечивала контроль над искоренением накопившихся в старом способе производства «негативов» в ходе смены старого на новое, прогрессивное.

Всё это, так или иначе, ставило под контроль «масс» смену самого способа производства и утверждение нового способа производства, реализующего восходящее развитие общества по сложности. Разумеется, это был не тотальный контроль, а некое спонтанное «массовидное управление», и всего лишь в рамках смены «старого на новое», как утверждение нового понимания «справедливости» и «эффективности». Ибо что толку от гласности (как просто «знать про это»), если нельзя на это «это» как-то и повлиять. С другой стороны, само управление предполагает определенные потоки и состав информации, в том числе и сигналы управляющего воздействия, «свобода» движения которых и сами воздействия обеспечиваются с помощью и даже в некоторой степени посредством гласности.

Поэтому можно сказать, что гласность несла в себе революционный «дух перестройки» и первый образ нового, «постсоциалистического» образа жизни. Однако реализовывалась она через стихию спонтанного «массовидного управления» – и всего лишь в потенции – восходящим развитием общества. Несла, но не донесла… и окончательно его, «дух перестройки», потеряла, сбившись на деструктивную траекторию развития.

4.2. Гласность – «троянский конь» и «сетевой флуд» перестройки

После этого «исторического» отступления вновь вернемся к конкретной ситуации «перестройки». То, что было в стране не так, «плохо» и негативно оценивалось в обществе, так или иначе, находило отображение в СМИ, на телевидении и радио. Это, несомненно, была положительная сторона гласности того периода. Однако следует заметить, что и здесь все было не гладко и не совсем так, а так, как и ранее бывало в истории. Вот, например, оценка, взятая из Википедии нашего времени: «Гласность была избирательной. Народу разрешили говорить на все темы, опасные для существования СССР, поддержав разрушение СССР, подобные публикации вызывали ощущение легкости, эйфории и вседозволенности. Но начиная с 13 марта 1988 года (после публикации в газете «Советская Россия» антиперестроечной статьи «Не могу поступаться принципами») правительство стало тщательно изолировать от СМИ коммунистов и советских патриотов. <…>

Важнейшие события, происходившие с явной целью восстановления Советского Союза, были не допущены до телевидения и центральных газет. В сложнейших условиях, при полном молчании в прессе происходили, в частности, партийные съезды… <…>

Вместе с тем газеты писали о чем угодно, о любых мелких вещах – от интимной жизни знаменитостей до мелкоуголовной хроники и обо всем другом, за что им заплатят. Эфирное время старательно заполнялось описанием безнаказанных преступлений (см. «Прожектор Перестройки»), руганью в адрес СССР, восхвалением Запада и капитализма, дешевыми «сенсациями», эротикой, рекламой и переводными фильмами – телевизор стал напоминать сетевой «флуд» («флуд» (от англ. flood – поток, потоп) – поток бессмысленных сообщений)».

Таким образом, согласно вышеприведенной статье Википедии, гласность в период перестройки оценивается, по сути, образно говоря, как «троянский конь» перестройки. И это действительно так, ибо главная цель «перестройки», концентрировано выраженная ХХVIII съездом КПСС как «к гуманному, демократическому социализму», фактически осталась в стороне. Разумеется, «гласность», как понятие, тут ни при чем – главное, что на деле реализовывалось под флагом гласности.

Но это уже более к тому, кто и как воспользовался этой гласностью. Да, гласность существует не сама по себе, а лишь в условиях «бушующей» бифуркации, поэтому в этом хаосе «борьбы всех против всех» даже «малые силы» имеют шансы на успех. Вот в этой оценке и находит отражение тот факт, что «лидерство» в перестройке захватили не силы, провозгласившие перестройку в лице КПСС, а силы, ратующие за капиталистический способ производства, а также присоединившиеся к ним противники социализма и просто маргинальные элементы.

5. Бесплодие «тысяч «простоидейных Лассалей» гласности и перестройки

Здесь же следует упомянуть и о «расколе» в самом понимании социалистического (коммунистического) пути развития общества. Так, например, сторонники возникшей незадолго до ХХVIII съезда КПСС "Марксисткой платформы в КПСС" считали, что необходимо «вернуться к начальным истокам марксизма, а нынешнее состояние советского общества определяли как сочетание элементов из различных формаций, в том числе социалистической и капиталистической, выступали за сохранение коммунистической перспективы». Однако строгого научного понимания того, что такое градация «социализм», нет и сегодня, в том числе и в Программе КПРФ. Думаю, исчерпывающий ответ на этот вопрос дает лишь современная фундаментальная социологическая теория развития общества А.С. Шушарина «Полилогия…».

К сожалению, в программных документах и материалах того периода само представление о социализме как способе производства и воспроизводства действительной жизни имело неполное и искаженное научное понимание. И это сыграло отрицательную роль во всей перестройке, начиная с самой «гласности», ибо нацеливало на ложные ориентиры, а следовательно, отталкивало самых стойких сторонников социализма и, дезориентируя прочих, по сути, формировало ряды «невольных противников» социализма. Это, в свою очередь, усиливало и позицию открытых противников социализма, ибо во многом отражало и повторяло их позицию и лозунги…

Вот один из характерных примеров. В докладе ХХVII съезду говорится: «Пора преодолеть и предубеждение относительно товарно-денежных отношений… напротив, здоровое функционирование товарно-денежных отношений на социалистической основе способно создать такую обстановку, такие условия хозяйствования, при которых его результаты всецело зависят от качества работы коллектива…».

Однако напомним еще раз, что вопреки основам марксизма на повестку дня было поставлено загадочное «здоровое функционирование товарно-денежных отношений» на некой, так и не проясненной, «социалистической основе». Вероятно, подсознательно имелся в виду так называемый социалистический рынок, что так близко к магической силе абракадабры «социалистический капитализм», делающей из документов съезда «бумажного тигра». И это несмотря на то, что именно «товарно-денежные отношения» есть главный механизм капиталистического способа производства, что «хозяйственный расчет», как экономический расчет, есть капиталистический расчет.

Тогда как социалистический (функциональный) способ производства, согласно Полилогии, характеризуется следующими атрибутами, соответственно: механизм взаимодействия агентов производства «соисполнение» и «план»; базовый объект производственных отношений и отношений собственности – «технологии, функции»; материально-знаковые отношения – «документы, статусы»; и, вместо элементарного капиталистического явления «товар», – «работа (функция)», а вместо капиталистического «хозрасчета» (экономрасчет) – социалистический «технорасчет». При этом доминирующие производственные отношения есть «функциональные», а доминирующие отношения собственности – ограниченные (не обобществленные) группо-иерархические отношения собственности по поводу «технологий, функций, работы». При капитализме же доминируют частные отношения собственности на «средства производства».

И вот здесь гласность, прямо и опосредовано ознакомившая страну с документами и материалами пленумов и съездов КПСС, «внедрившая» в сознание граждан «здоровое» «функционирование товарно-денежных отношений», сыграла свою отрицательную роль. Это проявилось в фактическом отрицании «собственных основ социализма» и популяризации капиталистических принципов хозяйствования, о которых советские поколения, можно сказать, уже забыли и думать. В результате суть социализма оказалась искаженной и в условиях критического состояния общественного развития и активного «брожения» мысли произошло укрепление антисоциалистических сил.

В этой связи А.С. Шушарин пишет: «Воспитанные» управленческим фетишизмом линейной формы (социализма. – ХАТ) десятки тысяч «Лассалей» спят и видят «простые идеи», с которыми можно ангажироваться у начальства или в газете у толпы, что, по сути, почти одно и то же, рвение во власти. Об этом писал уже Аристотель, называя первых льстецами, а вторых демагогами, одинаково обретающими огромную силу соответственно у тиранов или демократии. Ну разве не видно, что ни у одной партии, движения, кандидата и пр. нет «за душой» абсолютно ничего интеллектуально соразмерного ситуации в стране и на планете. Так что «отпущенные на свободу» упомянутые «Лассали» и выкинули весь безумный примитивный хаос. Колоссальный потенциал активности (в отсутствии которого, кстати, ложно упрекают носителей советского менталитета), без намеков на обновленную идеологию, прорвался или оказался канализированным (выражение В. Богачева) в бешенство рыночного примитивизма и вообще хаотизирующей деструкции».

Священная индивидуальная «свобода слова» легко обернулась свободой всеобщей гибели – крахом социализма СССР и единства страны.

Как видим, по оценке Шушарина, именно гласность посредством «отпущенных на свободу «Лассалей» и «выкинула» весь последующий «безумный примитивный хаос». В своей работе «Полилогия…» он неоднократно подчеркивает, что во всей своей атрибутике социализм («функциональная» ЧЭФ линейной формы) на порядок сложнее «одномерного капитализма» как способа производства жизни. К сожалению, многие из элиты и 19-миллионной партии коммунистов СССР уподобились «простоидейным Лассалям».

Гласность оказалась бесплодной, ибо новая идеология, подобная «необиблейской мифологии», «едва ли разумно возможна без революционного научного обеспечения и синтеза», чего, к сожалению, на тот момент и не было. Всё ограничилось «бумажным выкидышем» – выдвинутой в 1990 году программой Шаталина-Явлинского «500 дней» («программа 500 дней»). Это режущее слух, пишет Шушарин, «название программы вырастало не в вакууме, а во вполне определенной политической атмосфере, скажем буйного нетерпения. «Идеократический» строй культуры, вероятно, тогда был просто не способен на сколько-нибудь продолжительный символический раздрай, свойственный перестройке. Сама идеология (социальное мышление, язык), конечно, хаотизировалась, раскалывалась, менялась даже деструктивно относительно медленно, но символьно-вокабульный «холизм» (иерархия духовных ценностей. – ХАТ) и, по крайней мере, внешние слои массового сознания, видимо, долго не могли допустить пустоты или неопределенности, в том числе в эмблематическом пространстве».

6. «Новое знание»

…два человеческие стремления

– к Знанию и к Могуществу –

поистине совпадают

в одном и том же…

Френсис Бэкон.

Новый Органон. М., 1938

6.1. О «новом знании», идущем под флагами НТР (научно технической революции)

И все же гласность в подобной ситуации «хаоса бифуркации» была нужна, и в первую очередь не для того, чтобы обличать (хотя это и необходимо было делать), а для того, чтобы вести и звать к тому новому, что настойчиво стучалось в дверь, скрытое под образом научно-технической революции. Речь шла о новом, идущем на смену «функциональному (социалистическому)» способу производства – об «информационном» способе производства. Он призван был «снять» устаревающий, но все еще доминирующий «функциональный» способ производства и воспроизводства всей действительной жизни градации «социализм».

Социалистический способ производства в его линейной форме оказался удивительно короткоживущим и быстро подошел к своему критическому состоянию, что было вызвано как «неожиданно нагрянувшей» НТР (научно-технической революцией), так, вероятно, и форсированным социологическим развитием процесса обобществления всех (почти без исключения) «средств производства» и тотальным планированием всей народнохозяйственной деятельности. Учитывая последнее, можно образно, согласно догме запущенного марксизма, сказать: более обобществлять было нечего.

Однако в те драматические годы перестройки, когда «низы не хотели, а верхи не могли управлять по-старому», действительный образ нового способа производства, да и суть тогда доминировавшего социалистического способа производства, скажем не без горечи, словами незадачливого лектора из известной и до сих пор популярной кинокомедии, оказались «науке пока не известны».

 Более того, если в условиях хаоса и в канун первой в мире Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года в России благодаря К. Марксу и его труду «Капитал» был известен курс восходящего развития по сложности, так называемый «тощий тренд», в виде «обобществления средств производства» как путь «уничтожения отношений частной собственности», то ни до 1985-м, ни после, вплоть до 2005 года, ничем подобном «перестройщики» восьмидесятых годов прошлого века не обладали. Не обладали по той простой причине, что ничего подобного в теории и не было, а был лишь старый, запущенный «экономический догматизм» социологии и собственно самого марксизма, в частности. Так что, говоря каламбуром, гласности гласить было не о чем, было на слуху лишь старое и отжившее, к тому же капиталистическое, – «товарно-денежные отношения». «Подвела» наука, не успела ни дать, ни сформировать новое знание.

Автор Полилогии так оценивает роль науки в подобной ситуации:

«Ф. Бэкон провозгласил «Знание – сила». И Маркс высказал мысль о «превращении науки в непосредственную производительную силу». А уж в наши дни говорено про знания, науку – не перечислишь… Но вот что суть все эти прекрасные идеи и мысли? А суть они, и уже давно, прекрасные афоризмы, непреходящие «вечные истины» философии, в силу этой «вечности» столь же давно ставшие банальностями. Чтоб общество могло стать «научным обществом», опирающимся на новое знание, уже не философия, а именно наука же и должна выдвинуть новое социальное знание об обществе, сложившемся во всей своей материальной конструкции еще как донаучное, с гибельным эволюционным трендом и со спасительным революционным. А это может быть только удачная не «вечная», а конкретно-историческая – научная теория современного переломного мира».

Но о каком «новом знании» можно было тогда говорить, когда имела место просто «обвальная десемантизация», как далее пишет Шушарин, «т.е. смыслозначащая деградация социального языка от массовых оснований «измов» до кабинетного профессионализма. Здесь даже не извечные идеологические расстыковки смыслов и значений… даже не классическая буржуазная «диктатура глупости», вполне адекватная рыночной системе, а прямо-таки полная «постмодернистская» хаотизация социальной грамматики, лексики и прагматики произошла». То есть, грубо говоря, был «демонтирован» сам язык общения, а семантика «колокола гласности» могла лишь оглашать вавилонское смешение языков смысла, где сам смысл, отчасти за его отсутствием, оказался просто утерянным.

Безудержная «свобода слова» и ничем не обузданная «массовая информация» гласности с полной потерей какого-либо семантического стержня – это, как отмечает А.С. Шушарин, «есть факт зверения интеллигенции, т.е. самого народа. А это куда посерьезней самих по себе вооружений и пр.». А итог всё тот же – «свобода всеобщей гибели».

Так вот, в ту пору «спасительный революционный тренд» известен не был, нового социального знания не было, как не было и «конкретно-исторической – научной теории современного переломного мира». Поэтому и гласность, и все миллионы «новых коммунистических Лассалей» реализовали тот самый «гибельный эволюционный тренд» – «здоровое функционирование товарно-денежных отношений на социалистической основе».

6.2. Спасительный тренд революции

 Социализм СССР погиб в столкновении с новым, говоря языком тех лет, с «более социалистичным и коммунистичным» (способом производства) как «по вине собственной критичности в развитии, так и «по незнанию». А из-за отсутствия знания вообще (научного знания) говорить о «донаучном знании» также не приходится.

Что же представлял собой «тощий тренд» так и не состоявшегося обобществления периода «перестройки» и «гласности»? Очень кратко.

Во-первых, «тренд обобществления». В соответствии с теорией «Полилогия…» речь идет об обобществлении «технологий, функций», которые при социализме находятся в ограниченной (необщественной) группо-иерархической собственности (трудовых) коллективов и лиц.

Во-вторых, слом границ собственности коллективов «технофеода» (бригад, цехов, предприятий, отраслей) неразрывно связан со свободным распространением и обменом «информацией», то есть с постановкой «технологий, функций» под общественный контроль, под контроль всеобщего интеллекта.

В-третьих, именно свободный, полный и эквивалентный обмен «информацией» и есть основное условие обобществления «технологий и функций». Здесь следует особо подчеркнуть, что речь идет не только о свободе и полноте освещения негатива и его извращенной формы «чернухи», а о свободе и полноте производственной информации в срезе общественной значимости, позволяющей укреплять и наращивать горизонтальные связи управления производством всей действительной жизни.

При этом каждый агент производства, предоставляя по запросу полную информацию о состоянии, ходе и проблемах «технологий» соответствующего конкретного вида деятельности (то есть, грубо, о тех технологиях, информацией о которых он, как агент-собственник «информации», владеет). В свою очередь, он также получает полную «информацию» о состоянии, ходе и проблемах не только сопряженных или как-то опосредовано связанных с ним производств, но и любых производств вообще, если эта «информация» обеспечивает контроль производства со стороны «всеобщего интеллекта», со стороны общества.

То есть развитие горизонтальных связей исключало «ведомственность» и «ложный патриотизм местничества», делало каждого гражданина непосредственным участником не только каждого некого локального производственного процесса, но и всего процесса действительной жизни страны, общества. Это обобществление «технологий» делало его «на деле» управляющим всего государства, что в конечном итоге, образно, означало формирование всеобщего интеллекта общества и постановку под контроль и управление этого всеобщего интеллекта всего производства и воспроизводства действительной жизни.

Таким образом, в своей основе этот «тощий тренд» несостоявшейся перестройки может быть представлен следующим образом: первое – обобществление «технологий»; второе – доминирование такого объекта производственных отношений и отношений собственности, как «информация, (знания)». Следует заметить, что в таком виде тренд перехода от социализма к информационному обществу в своем, неком «абстрактном», объеме в два раза богаче марксового тренда (обобществление «средств производства») времен перехода от капитализма к социализму.

Вот этим постсоциалистическим трендом, как стержнем, и должна была гласность упрочить дело перестройки, показать в идеологической форме «донаучного знания» его научные основы как «новое социальное знание об обществе», сделав тем самым всё общество, как пишет А.С. Шушарин, «научным обществом», опирающимся на новое знание». Увы, но этого не было и это не произошло, по причине отсутствия самого «знания».

Вместо этого, образно говоря, гласность, выполняя свою идеологическую функцию, вынуждена была вбросить в общество ложные цели и ложные знания. Хотели того сторонники и зачинатели этой, несомненно, нужной обществу перестройки или нет, но силы и законы материального развития общества, «вне зависимости от воли и сознания масс», развернули ее развитие, можно сказать – пока, в «противоположную сторону». Бифуркация, с ее непредсказуемостью, открыла путь по совсем не восходящей траектории – траектории деструкции, развала, краха и деградации. (Во всяком случае, так это представляется на сегодня. Это, однако, не исключает и более грандиозного, и всё же восходящего «замысла» провидения. Поживем – увидим.)

В отношении этих двух трендов, где второй (информация и знания) проявился в «самых «дурных» формах», в Полилогии говорится так: «…в упомянутом виде отклонения от «марксоидной» логики всё это означает только одно – более конкретные реальные тенденции обобществления технологий, действительно, никак не могут быть обойдены, но относительно адекватно могут быть рассмотрены только с учетом всего многообразия сложных обстоятельств… т.е. в «конечном», тоже уже конкретном же анализе».

Этому конкретному анализу и были посвящены предшествующие разделы статьи. Потому обратимся вновь к весьма пока абстрактному, но уже информационному срезу общества.

7. Гласность как движение «трудящихся нового типа»

Но осуществить это сможет,

естественно, не «элита»,

 а только относительно массовый субъект,

«трудящиеся нового типа».

К тому же предстоит сменить

не только «стихию рынка»,

но и уже более высокую «стихию плана».

Шушарин А.С. Полилогия… 2006.

Характеризуя эти активно намечавшиеся «информационные перемены», которым гласность была весьма созвучна, создатель теории «Полилогия…» пишет: «…вся суть информационных перемен в самой социальной основе, на обыденном уровне, образно говоря, уже не экономическое «что почем», и уже не технонимическое «что, когда, кому...», а аналитическое «где и кто хорошо, где и кто плохо, почему плохо, как лучше, к чему может привести, кто делает и может лучше...». Революционный прорыв от нормативного и учрежденческого, экстенсивного «технорасчета» к конкретному (т.е. везде и всюду уникальному) и более глубокому и широкому посттехническому, посттехнологическому научному (в том числе и социальному в самом широком смысле, «социорегулятивному») анализу, как информационной основе деятельности и ее перемен. Причем к анализу прежде всего и уже не просто вещей, техники (это уже пройденное), а именно технологий (процессов, работы, деятельности, мыследеятельности и взаимодеятельности, взаимоувязанного дела и самих делающих дело). Это и суть сброс покровов с тайн производства (всех форм покрывательства). Тогда и возникнет не стихийная диффузия технологий (как при капитализме <…>), а уже новая общественная форма, их регулируемое интенсивное движение. <…>

«Невероятное» обобществление технологий самими «трудящимися нового типа» (к этому субъектному анализу мы вернемся много ниже) и будет означать общественный, революционный процесс создания научного механизма производства, информационно означающего организацию постоянного общественного, вертикального и, главное, диспозитивного, внефункционального и эксфункционального, межотраслевого, межпредприятийного и межпрофессионального (если угодно – комплексного, междисциплинарного) изучения «интенсивных» величин технологий. (Именно в этом смысле вопрос об информации – это и есть вопрос об уровне разумности, целесообразности, концентрированности траты социальной энергии…) Но в основе своей это совсем не управленческая задача (как нечто лишь институциональное, производное, оформляющее), а диспозитивная задача самих «трудящихся нового типа» по взаимному «вмешательству» в технологии и их цепи».

Это «взаимное вмешательство» будет означать освобождение человека, трудящихся от замкнутости и тайн «технологического феода» как отраслевой формы линейного социализма. Это же есть и его снятие, то есть устранение такого негатива, как «дефект производства», с которым так безуспешно боролась гласность и КПСС времен перестройки. В конечном итоге человек станет еще более свободным в выборе деятельности и обучении, станет полностью осведомленным и свободным в контроле над производством, сможет активно участвовать в управлении посредством своего интеллекта.

Несомненно, что при этом возрастет жесткость организаций, их связей и динамичных перемен, но граждане будут более свободно перемещаться из одной производственной структуры в другую. Понятно, что технологическая дисциплина никуда не исчезнет, но именно для человека она перестанет быть неподвластной, отчуждающей силой. Жесткость связей и перемен диктуется ростом мощи, плотности связей самой «социальной материи», но в то же время растет и мощь интеллектуального всепронизывающего анализа производства, анализа, основанного на уникальном мышлении «всеобщего интеллекта», и в результате человек освобождается от учрежденческих, ограниченных группо-иерархических границ собственности на технологии.

Таким образом, грядет смена управления в постсоциалистическом пространстве не стихией рынка и не «решениями, принимаемыми научной элитой». Как пишет А.С. Шушарин, «…осуществить это сможет, естественно, не «элита», а только относительно массовый субъект, «трудящиеся нового типа». К тому ж предстоит сменить не только «стихию рынка», но и уже более высокую «стихию плана». Хотя пока повернуло в обратную сторону».

Итак, обобществление технологий есть их изъятие из оков группо-иерархической собственности и ликвидация господства статусов над людьми при сохранении всего рационального от ранее снятых отношений, в том числе и функциональных. «Дефект производства», линейность и сам технофеод в своей доминирующей массе исчезнут, но «план», статусы, функциональность, как таковые, останутся, то есть будут метаморфированно сняты. В положительном содержании это и есть интенсификация, онаучивание, гуманизация производства, превращение его в понимающее, социорегулятивное производство жизни. Как пишет Шушарин, это есть: «серьезное дело. Причем дело самих «трудящихся нового типа», хотя и с помощью новой социальной науки, т.е. нового научно-идеологического профессионализма, интеллигенции, но уже новых, т.е. «разговаривающих» на обновленном профессиональном социальном языке».

Из представленного выше материала видно, что перестройка и гласность в восходящем развитии общества должны были в своем движении вперед опираться на «трудящихся нового типа», однако в документах 27 съезда КПСС речь по-прежнему идет исключительно о «рабочем классе»: «Авангардное место в советском обществе принадлежит рабочему классу… рабочий класс сплачивает наше общество, играет ведущую роль в совершенствовании социализма, коммунистическом строительстве. Постоянная забота об укреплении союза рабочего класса, крестьянства, интеллигенции – краеугольный камень политики Коммунистической партии Советского Союза».

То есть и здесь, в расстановке классовых сил, их стратификации, в новых условиях будущего постперестроечного периода ставка по-прежнему делается на классовую структуру уходящего старого общества социализма. То есть никакого понимания о надвинувшейся, стучащейся в дверь смене градаций общественного восходящего развития нет.

Более того, в практической плоскости перестройки сделан крен в сторону трудовых коллективов, тем более что перестройке предшествовала кампания по трудовым коллективам, нашедшая отражение в Законе СССР «О трудовых коллективах и повышении их роли в управлении предприятиями, учреждениями, организациями» от 17 января 1983 года. Затем, уже в дальнейшем «углублении социалистического самоуправления в экономике», самоуправление понималось как «чувство хозяина» по «отношению к собственности», поэтому в докладе съезду и утверждается, что «…предприятия и объединения полностью отвечают за безубыточность своей работы. А государство не несет ответственности по их обязательствам… Трудовой коллектив обязан за всё отвечать…».

Здесь, в докладе, по-прежнему идет речь о «неожиданно быстро зашедшем в тупик» функциональном (социалистическом) способе производства, где ограниченным группо-иерархическим собственником является всё тот же «трудовой коллектив». Укрепляя этого собственника, перестройка всё более укрепляла старое, отжившее, тормозящее движение вперед, делая из каждого трудового коллектива, по сути, «коллективного капиталиста», и одновременно, отрекаясь от него, бросало его в пучину так называемого социалистического рынка, что так или иначе вело к капиталистическому рынку, вне зависимости от того, как его называли.

 Именно трудовой коллектив с его собственностью на технологии и функции был, можно сказать, источником тех бед, с которыми были призваны бороться перестройка и гласность.

 В связи с этим характерен следующий пассаж из доклада М.С. Горбачёва съезду:

«Важно неукоснительно проводить в жизнь принцип, согласно которому предприятия и объединения полностью отвечают за безубыточность своей работы. А государство не несет ответственности по их обязательствам. Именно в этом состоит суть хозрасчета. Нельзя быть хозяином страны, не будучи подлинным хозяином у себя на заводе или в колхозе, в цехе или на ферме. Трудовой коллектив обязан за всё отвечать, заботиться о приращении общественного богатства. Его приумножение, как и потери, должны сказываться на уровне доходов каждого члена коллектива».

То есть социалистическое государство оттолкнуло от себя трудовой коллектив предприятия, оставило его один на один с самим собой, что, по сути, равносильно «борьбе всех против всех», ибо «нельзя быть хозяином страны, не будучи подлинным хозяином у себя на заводе или в колхозе, в цехе или на ферме». При этом совершенно забыт такой единый и целостный объект хозяйствования, как народнохозяйственный комплекс страны, – коллектив замыкался сам на себя в хозяйственной деятельности. Противовеса этому не было предусмотрено, а оговорка, что обязан «заботиться о приращении общественного богатства», ничего при этом не меняла.

А собственник, он на то и собственник, что тут же и непременно «съест» то, что «плохо лежит». Общественные фонды, а затем и «общественная собственность» (государственная собственность), вмиг были приватизированы, а по сути «разграблены». Самономинации «трудящихся нового типа» в перестройке по-горбачёвски, можно сказать, места так и не нашлось. «Класс в себе» так и остался «в себе», вне внимания общества, а гласность запела осанну могильщикам социализма. Со временем осанна стала петься тоже собственникам, но уже собственникам средств производства, в результате метаморфозы собственника «трудовой коллектив» в собственника средств производства старо-нового «среднего класса». Правда, до сих пор этот слой среднего класса так и не достиг желанной «цивилизационной мощи» в 40 процентов. Да и самого понятие «средний класс» эфемерно и, по сути, «бесклассово»: это и не бедные, но и не очень уж богатые, а основной имманентный признак, так сказать, – количество принадлежащих им «шмоток».

А вот как в Полилогии характеризуется восходящий класс («класс для себя»), рупором которого и должна была бы быть в первую очередь гласность:

«Восходящие силы революционного преодоления линейной формы, действительно «трудящиеся нового типа», диструктурны (преемственно и потенциально-революционно ортогональны) по отношению ко всей номинальной стратификационной структуре линейного производства, т.е. они «рассеяны» по всем секторам, срезам, регионам и уровням производства. В строгом смысле в линейной форме некого «экспроприировать», объект обобществления (технологии) имеет не вещественный (как средства производства), а процессуальный характер. <…>

 С некоторой условностью можно сказать, что трудящиеся сосредоточиваются (а пока даже «рассредоточиваются») в каждом коллективе и по их цепям около пока совершенно стихийно, неадекватно и даже извращенно пробивающихся тенденций «эксколлективных» (эксфункциональных), межпрофессиональных, рациональных, координационных порядков и перемен производства во всех его технологических цепях, сферах, срезах и этажах. <…>

 …ничего определенного даже только об основной стратификации сказать невозможно: трудящиеся объективно (но еще, конечно, не в идеологических оборотах) заинтересованы в снятии (но не в ликвидации!) господствующих в линейной форме функциональных (в том числе статусных) структур, во взаимном анализе и устранении дефектов производства, в обобществлении процессов производства (технологий). Их имплицитная интенция (единство активности. – ХАТ) – в революционном изменении именно трудовых процессов и отношений (лишь как следствие – благоприобретений). Вот и всё. <…>

Всё дело в том, что «новые трудящиеся» современного социализма, как восходящие силы, на априорную самономинацию не способны, без сопровождающего идеологического, сперва научного, обновления (в том числе затем и новых вокабул) они не могут в принципе консолидироваться, а следовательно, и самореализоваться. Без огромного, «многоэтажного» общественного процесса идеологического обновления они остаются «классом в себе»… Более того, именно «трудящиеся нового типа» находятся в самом наиневыгоднейшем положении, ибо любые силы ортодоксии, консерватизма, антисоциализма, либеральной реставрации, деструкции, национализма, шовинизма, сепаратизма, регионализма и пр. легко консолидируются, ибо не нуждаются в новой идейной основе».

Из всего сказанного выше следует, что самономинация «трудящихся нового типа» невозможна без рупора «гласности». Она (как класс) невозможна и без собственного же актива, интеллигенции и элиты, а равно и некоторых движений, организаций, партий, лидеров, определенных дискурсов.

В то же время сама эта интеллигенция невозможна без некоторого нового идеологического и социологического профессионализма: без «невидимой» кабинетной зауми; без нового интеллектуального «генома культуры» (точнее, метакультуры) или самого научного типа дискурса, «ранее не бывавшего»»; без становления по симпатиям; без консолидации в идейной борьбе с носителями отжившего знания («языка»), то есть на основе многочисленных попыток «языка» и текстов по-новому объяснить происходящее во всем нынешнем переломном мире.

Однако, учитывая отсутствие вышеотмеченного профессионализма», можно сказать, что в эпоху гласности и перестройки «мы добрались до ручки». «Пустота на то и пустота, что о ней много и говорить нет нужды, – пишет в последний параграфе четвертого тома «Социализм» А.С. Шушарин, – пустота (пока мягко говоря) торжествующего социологического (экономического) клира». Там же он пишет: «…«перестройка» и вступление всего мироустройства в неравновесное, неустойчивое состояние бифуркации начались при абсолютном отсутствии теоретического задела. Ну а в значительной мере именно отсюда и провал в экономический фундаментализм, политическое невежество и пр. Короче говоря, провал от «тоталитарной» монокультуры слова назад, в «свободу бескультурья слова». Да еще бескультурья, парадоксально умноженного, бесспорно, высшим образовательным уровнем на постсоюзных просторах. Так сказать, уж если бред постмодернизма, то на высшем интеллектуальном уровне. Простым свидетельством тому является весьма высокий уровень взорвавшегося хаоса как официальной, так и внеклирной социальной литературы. Вопрос же стоит в революционном переходе к свободе научной поликультуры слова, выражающей свободу мысли и дисциплину (культуру) полилогического языка, сперва только профессионального».

Да, гласности времен перестройки, можно сказать, не повезло, ибо в значительной степени это была «свобода бескультурья слова». А «профессионализм» начал появляться только лишь с момента публикации полифундаментальной теории «Полилогия …», да и то…

С момента выхода в свет теории «Полилогия…» прошло уже более пяти лет, однако раструб рупора СМИ и журнализм «стоят поперек» теории (и теориям), да и теории не нужны народу, которому и своих дел хватает. А.С. Шушарин продолжает:

«Теории не нужны политикам и интеллигенции (в идеологическом смысле «золотой середины» интеллектуальной пирамиды) нынешней генерации, выплывшим и действующим на старых и даже деструктивных идеях. <…> Более того, как это ни странно звучит, теории не очень-то нужны или даже очень не нужны теоретикам! Чужие, естественно».

Что же касается «главного героя, правящего научного клира», то он, по мнению А. Зиновьева и автора Полилогии, «непосредственно никогда не преодолим», но, тем не менее, «должен быть преодолен».

 Так что пока не до гласности, разумеется в том виде, которую преподнесла нам история и перестройка. Но если она восходяще повторится, то будем надеяться, что это будет уже действенный рупор движения «трудящихся нового типа».

8. О христианской «перестройке», гласности и «новой религии»

В заключение хотелось бы остановиться на одном любопытном моменте гласности на «крутых поворотах истории» и перестроечных перемен, но более ранних времен восходящего развития человеческого общества, окунуться, так сказать, в проблемы гласности двухтысячелетней давности.

И здесь опять обратимся к Полилогии, чтобы еще раз провести удивительную параллель между происшедшим в конце второго тысячелетия «с начала Рождества Христова» и событиями этого «начала» и первых столетий новой эры.

Аналогом советской перестройки и гласности можно, по моему мнению, считать так называемый «дух феодализма» или, что очень близко, «призрак феодализма», хотя, как пишет А.С. Шушарин в Полилогии, «в христианской самономинации восходящие силы («левые») были относительно определенны, хотя и безмерно далеки от понимания сути ими же исторически свершаемого. Но и, опять повторю, вполне релевантны восходящему революционному процессу. <…>

… в Европе шел неумолимый восходящий процесс преодоления рабства, ликвидации узурпации работников, что и находило свое весьма неадекватное, но в высшей степени релевантное выражение в «принципах христианства», которые и являлись, если сказать в оборотах Вебера, «духом феодализма». Так сказать, о чем сами христиане и не подозревали. (Как, впрочем, и протестанты с «духом капитализма» отнюдь не подозревали, что именно имеют честь строить и даже преодолевать.)»

Продолжим (реконструируем) последнюю фразу до времен перестройки: «…как, впрочем, и «новые коммунисты» конца второго тысячелетия, проникнутые «духом информационного общества и Гуманизма», отнюдь не подозревали, что имеют честь строить и даже преодолевать», но не «преодолели» и не построили, а весь запал того времени, можно сказать, «ушел в свисток Гласности».

Правда, следует сказать, что в значительной степени именно «научный запал» ушел в свисток «совершенствования хозяйственного механизма» еще на границе и в начале 80-х годов как неудавшийся эксперимент во исполнение решений ХХV съезда КПСС и известного Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 12 июля 1979 года «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». Видимо, отсутствие результативности разрабатываемых ранее мер и спровоцировало перестройку в «другую сторону» – в сторону капитализма.

 Однако, скорее всего, дело в «меркантильной» (догматически экономической!) ограниченности в конкретизации поставленных задач и отсутствии в них «принципов» нового общества, идущего на смену «линейному социализму». Здесь, надо сказать, суть не в названии нового общества: Социализм-2 или Гуманизм, или «нелинейный Социализм» или даже Коммунизм, как у уважаемого мною Н.С. Хрущёва, крепкого и своенравного хозяйственника.

 Был, образно говоря, вполне мощный «замах». И казалось, что «прорыв» обеспечен, но не было опоры на «коммунистичность и прогрессивность» именно в социологическом перестроении общества, как когда-то на «дух христианства». Головокружение от мощи страны, действительно могучего «бастиона коммунизма», – у власти закружилась голова от своей непогрешимости. И всей силой народных масс «ударили сами по себе, по основам социалистического строя, по его стержневой материальной части. То есть ударили по доминированию «технологий, функций, работы» и по обобществленным средствам производства. И социализм СССР в итоге более чем десятилетних, а скорее двадцатилетних, «преобразований» пал как подкошенный. Однако надо было не «перестраивать» и «ударять», а «снимать» (в философском смысле «снятия») старое, отжившее и строить «заново» новое и восходящее общество.

А все напасти и поражения произошли только потому, что не было собственно восходящей идеологии, новой современной теории, тогда как старый миф коммунизма, так и остался расплывчатым, невесомым и почти неощущаемым образом туманного будущего.

Даже у христианства был стержень борьбы с языческим многобожием и политеизмом. Здесь же, в перестройке, не было, по сути, ничего, кроме аморфного: «жить лучше» и «догнать и перегнать Америку». Вот и перегнали, да не с той стороны, точнее, не в ту сторону. Как пишет А.С. Шушарин, характеризуя идеологию как «новую религию» общества тех времен, «какова доминирующая социальная структура – такова и основная логическая форма идеологической конструкции, культа». Так вот этот «культ» в СССР был проявлен в форме гласности, но был воспринят и понят как «вспомогательное средство демократии». Тогда как в восходящем развитии советского общества настало время «народной демократии», то есть «прямой демократии», как, можно сказать, религиозного выражения необходимости обобществления «технологий, функций, работы», постановки их под контроль «всеобщего интеллекта» народов СССР.

Известно и бесспорно, говоря словами Полилогии, что «всякий революционный прорыв реализуется только в сложении всех исторических обстоятельств (существенно только основное содержание)».

Что ж, не сложилось. Не было ни «новой религии» восходящих сил как у христианства времен рабовладения, ни «тощего тренда» новой теории, как в 1917-м.

9. О текущем моменте и «гласности»

Сегодня силами регресса и деконструкции являются правительство Путина В.В. и «общий курс» президента Медведева Д.А.

Как тут не вспомнить совсем недавние заявления главы правительства и лидера «правящей партии» в интервью «Коммерсанту» по поводу «марша несогласных», типа «получите по башке дубиной». Это и очевидное ограничение слова (и собраний), непрекращающиеся судебные процессы над СМИ и всем очевидная «продажность» большинства средств массовой информации. Не в силах справиться, полностью подавить и поставить под свой контроль приводит силы регрессии к необходимости фальсификации истории, ограничению самой возможности появления новых партий прогрессивного (левого) толка.

Однако в арсенале восходящих сил российского общества появился такой мощный инструмент, как Интернет, новые способы связи и коммуникации, новые технические средства. Сегодня Интернет подобен «будке гласности» перестроечного периода СССР 1991 года, когда, зайдя в палатку с телекамерой Центрального телевидения СССР (программа «Глас народа»), можно было в прямом эфире сказать стране и о стране всё, что думаешь и что «душе угодно». Понятно, что в своей массе это был «мусор с социального дна» перестроечной столицы. И если тогда это была «будка гласности» TV и обуздать ее власти не составляло особых усилий, то обуздать Интернет не так-то просто. Сегодня Интернет экстерриториален, а в каждый момент времени это в принципе и «прямой эфир», поэтому же в принципе он неподвластен власти, правда, пока и не абсолютно, и только «практически».

И вот, следуя традиции тех бурных дней, современный Интернет тоже обрел свою «будку гласности»: сайт с одноименным названием, где можно «записать свое собственное видеообращение», а уж рубрик и подобных «будок» в различном исполнении и по различным поводам на просторах России за эти годы было создано немало. Так, на запрос «будка гласности» поисковик нашел около 100 тысяч ответов, при этом граждане помнят и о первой перестроечной «будке», ибо на запрос «1991 будка гласности» было дано 16 тысяч ответов.

Власть пока не в силах абсолютно подчинить эту сторону гласности своей воле. Чего только стоят, например, «урезание» и цензура, блокировка и замалчивание «комментариев граждан», отсутствие «обратной связи» на сайте, в блоге самого президента РФ. Но это – на сайте президента, тогда как по всей стране мест, подобных «будке гласности», не счесть, ибо это различные сайты и блоги, журналы и сообщества, форумы, письма, видеообращения и пр.

Итак, борьба продолжается, и Гласность принимает новые конкретные формы движения и существования Интернет-сообщества. Идет, говоря слогом высокой науки, непрерывное наращивание мощности и «уровня производительных сил» в этой информационной сфере производства и воспроизводства действительной жизни. И возможно, завтра это сообщество сольется полностью с гражданским обществом, обществом граждан Российской Федерации.

Гласность, как когда-то «призрак коммунизма», бродит по планете, утверждая общество нового типа, как в мировом масштабе – Гуманизм, так и на просторах ряда стран, и РФ в том числе, уже новое, постсоциалистическое общество, которое в теории и на практике, не только чисто технически, но и содержательно, именуется информационным обществом.

Александр Тимофеевич

ХАРЧЕВНИКОВ,

кандидат технических наук

ст. ТИХОНОВА ПУСТЫНЬ,

Калужская обл.