Трудности философии как науки
Если обратиться к истории, то мы увидим, что отношение к философии, как и к возможностям познания вообще, было противоречивым с древних времен, со времен зарождения самого знания. Известно, например, скептическое направление в древнегреческой философии. Скептики отрицали возможность достоверного знания. «Они отрицают все доказательства, критерии истинности, знаки, причины, движения, изучение, возникновение, существование добра и зла по природе… Догматических философов они называют глупцами» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979, с. 388). В то же время наиболее видный авторитет древнегреческой философии Аристотель отождествляет философию с мудростью и дает определение последней: «…мудрость есть наука об определенных причинах и началах» (Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1, М., «Мысль», 1975, с. 67). Он высоко ценит эту науку: «А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается всё остальное» (там же, с. 68). В эпоху средневековья в Европе господствующей становится христианская идеология, которая подчиняет себе все, в том числе и философию, превращая ее в служанку богословия. Философия вырождается в схоластику, в догматическое теоретизирование, оторванное от реальности. Она начинает тормозить развитие естественнонаучного знания. Развивающиеся конкретные науки теперь уже противопоставляют себя философии, испытывают недоверие к ней. Знаменитый ученый Паскаль отвернулся от существующей философии, провозгласив: «Смеяться над философией – значит истинно философствовать» («Вопросы философии» № 2/1979, с. 137). Известен также афоризм Паскаля: «Философия не стоит и часа труда» (там же, с. 136). Паскаль является врагом какой бы то ни было философии, изложенной в виде системы. В чем же заключается порок философии по сравнению с другими науками? Этот вопрос достаточно подробно рассматривает Иммануил Кант. В своем произведении «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» он задается вопросом: «Возможно ли вообще то, что называется метафизикой? Если метафизика – наука, то почему она не может подобно другим наукам снискать себе всеобщее и постоянное одобрение? Если же она не наука, то как это получается, что она, тем не менее, постоянно величается под видом науки и вводит в заблуждение человеческий рассудок никогда не угасающими, но и никогда не исполняемыми надеждами?.. Кажется почти смешным, что, в то время как всякая другая наука непрестанно идет вперед, в метафизике, которая хочет быть самой мудростью и к прорицаниям которой обращается каждый, постоянно приходится топтаться на месте, не делая ни шагу вперед. Она растеряла немало своих приверженцев, и незаметно, чтобы те, кто считает себя способным блистать в других науках, хотели рисковать своей славой в этой науке, где всякий человек, невежественный во всех прочих предметах, позволяет себе решающее суждение, так как в этой области действительно нет никакого верного критерия, чтобы отличить основательность от пустой болтовни» (Кант И. Сочинения в 6 томах. М., 1963–1965, т. 4, с. 69–70). Еще ранее Кант писал: «Философские познания имеют большей частью судьбу мнений и подобны метеорам, яркость которых ничего не говорит об их продолжительности. Они исчезают, а математика остается. Метафизика, несомненно, есть самое трудное из всех человеческих познаний, но она еще никогда и не была написана» (И. Кант. Соч., т. 2, с. 254). Из-за отсутствия объективного критерия в философии каждый философ принимал свой критерий и строил свою систему, отвергая все предшествующие. Философия превратилась в арену бесплодных дискуссий. По этому поводу Кант замечает: «Из-за внутренних войн господство метафизики постепенно выродилось в полную анархию, и скептики – своего рода кочевники, презирающие всякое постоянное возделывание почвы, время от времени разрушали гражданское единство» (И. Кант. Соч., т. 3, с. 74). Отсутствие единства в философии основательно подрывало доверие к ней, и если ранее философия считалась «царицей наук», то теперь «вошло в моду выражать к ней полное презрение» (там же). Какой же вывод делает из этого Кант? Как он сам оценивает метафизику? Отказывается ли он от нее? Отнюдь нет. Он пишет: «Я настолько далек от того, чтобы саму метафизику, рассматриваемую объективно, считать чем-то незначительным и лишним, что в особенности с того времени, как я постиг, как мне кажется, ее природу и настоящее ее место среди человеческого познания, я убежден в том, что от нее зависит даже истинное и прочное благо человеческого рода» (там же, т. 2, с. 265). Причину скептического отношения к философии Кант видит в том, что философы в своих построениях выходят за пределы опыта, исходя из интуитивных соображений своего разума, не проанализировав природу самого этого разума. Кант пишет свой труд «Критика чистого разума», но природу разума он ищет не в Природе как таковой, а в самом разуме. Он даже не задается вопросом, откуда возник разум и почему он возник, разум существует для него как нечто изначальное и богоданное, содержащее некоторое знание до опыта и независимо от опыта – так называемое априорное знание, то есть вся теория Канта покоится на идеалистическом понимании разума. Но если наше сознание есть только отражение действительности, тогда откуда же появляются все философские системы и все столь распространенные рассуждения, которыми, к примеру, является «Критика чистого разума»? В этом вопросе представляет интерес эволюционная теория развития знания К. Поппера, который принимает за образец неодарвинистский вариант теории развития. В 60-х годах прошлого века Поппер отказывается от ряда позитивистских догм, в том числе от принципа фальсифицируемости знания как главного критерия научности. Он и ранее выступал против узкого эмпиризма, теперь же выдвигает принцип «третьего мира», под которым подразумевает установившуюся систему научного знания («Вопросы философии» № 10/1974, с. 130–136). Под «первым миром» он понимает объективную реальность, под «вторым миром» – субъективную реальность, а «третий мир» в понимании Поппера носит интерсубъективный характер, является объективным знанием, результатом коллективного опыта человечества. Это знание в качестве имеющихся теорий всегда предшествует наблюдению и в какой-то мере определяет сам характер проводимых опытов. Поппер согласен с Юмом в том, что из эксперимента нельзя вывести теорию, но она и не выводится из него. Человек строит предположительные теории в результате творческой активной деятельности. Этих теорий может быть множество. Наблюдения опровергают или корректируют их, таким образом происходит процесс роста знания, напоминая процесс, который Дарвин назвал «естественным отбором». Поппер утверждает, что человек творит знание непреднамеренно, подобно тому как паук плетет свою паутину, а пчела вырабатывает мед. Это знание в качестве идей и теорий объективно в том смысле, что обладает относительной самостоятельностью по отношению к индивидуальному сознанию. Такой же самостоятельностью по отношению к индивидуальному сознанию обладает, например, язык, который индивид усваивает уже в готовом виде. А идеи и теории выступают как бы в виде «языка» науки. Но интерсубъективность «третьего мира» вовсе не означает, что он верно отражает «первый мир». Каждая теория представляет собой не только решение каких-то задач, но в то же время и набор ряда проблем, требующих решения, поэтому процесс познания Поппер представляет в виде схемы Р1-ТТ-ЕЕ-Р2 (исходная проблема – пробная теория – проверка решения – новая проблема) («Вопросы философии» № 6/1975, с. 141–147 и № 2/1979, с. 75–85). Теорию, от которой отталкивается ученый (Р1), Поппер называет «основанием» проблемной ситуации. Пользуясь этим «основанием», он строит новую, пробную теорию (ТТ), которая должна быть проверена на истинность (ЕЕ). Поппер подчеркивает, что научной может быть только та теория, которая в принципе опровержима; такие же теории, в том числе и философские, которые невозможно проверить, а следовательно, и опровергнуть, он заведомо выводит за границы науки. Поппер пишет: «Историю науки можно рассматривать не как историю теорий, но как историю проблемных ситуаций и их изменений (иногда незаметных, иногда революционных) посредством попыток разрешить проблемы» («Вопросы философии» № 6/1975, с. 145). К области априорного знания Кант относил в первую очередь логику и математику. На вопрос: почему исчисления логики и арифметики приложимы к реальности? – К. Поппер отвечает следующим образом: «1. Исчисления, как правило, являются семантическими системами (так сказать, «языками») с целью использования определенных фактов. Если оказывается, что они служат этой цели, то нам не приходится удивляться. 2. Исчисления могут быть так составлены, что они не смогут служить некоторой цели; это мы можем наблюдать, когда определенное исчисление – например, арифметика натуральных чисел или действительных чисел – полезно при описании фактов определенного вида, но не других видов. 3. Поскольку исчисление рассматривается как нечто неопровержимое, то есть скорее как система логически истинных формул, чем дескриптивная научная теория, оно не прикладывается к реальности. Поскольку исчисление прикладывается к реальности, оно теряет характер логического исчисления и становится дескриптивной теорией, которая может быть эмпирически опровергнута» (там же). Таким образом, в науке не существует истин, которые могли бы быть приняты априорно. Любая истина может быть подвергнута сомнению и в случае сомнения подлежит проверке. Человеку свойственно ошибаться. «Все мы можем ошибаться и часто ошибаемся, индивидуально или коллективно, но эта чрезвычайно важная идея ошибки и человеческого заблуждения подразумевает и другую идею – идею объективной истины, стандарта, которого мы можем никогда не достичь. Однако, если мы уважаем истину, мы должны искать ее, упорно ища наши ошибки, посредством неутомимого рационального критицизма и самокритицизма» (там же, с. 142). Решающий момент в поисках истины Поппер видит в критике существующего знания. «Происхождение или родословная знания занимает в любом случае мало места в процессе поиска истины. Но если вы интересуетесь проблемой, которую я пытался разрешить моим предположительным утверждением, вы можете помочь мне, критикуя его так сильно, как только можете; если вы сможете предложить некоторый экспериментальный тест, который, как вы думаете, может опровергнуть мое утверждение, я буду очень рад и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам опровергнуть мой тезис» (там же). Итак, если мы хотим выяснить истину в философии, нам остается только последовать совету Поппера и продолжить критику философского знания. Как мы уже видели ранее, отношение Канта к философии весьма противоречиво, как противоречива и сама его философия. С одной стороны, он отрицает существующую догматическую метафизику как науку, с другой стороны, говорит о необходимости метафизики как специфической области познания. Он рассматривает метафизику как априорное знание, считает, что она может быть завершена и приведена в неизменное состояние, так как разум имеет здесь источник своего познания не в предметах, а в себе самом. Таким образом, отмечая противоречивость метафизического познания и развивая этим диалектику, Кант в то же время вносит в философию элементы новой метафизики и нового догматизма. Скептическое отношение к познавательным возможностям метафизики порождает новое философское направление – позитивизм, основателем которого является Огюст Конт. Свои основные идеи он излагает в шеститомном «Курсе позитивной философии» (1830–1842 гг.), а также в «Духе позитивной философии». Он развивает идею последовательной смены в истории трех состояний человеческого ума: теологического, метафизического и позитивного. Конт считает, что в процессе познания человек обязательно должен руководствоваться какой-нибудь теорией. «Ибо если, с одной стороны, всякая позитивная теория должна основываться на наблюдениях, то, с другой, для того, чтобы заниматься наблюдением, наш ум нуждается в какой-нибудь теории. Если бы, созерцая явления, мы не связывали их с какими-нибудь принципами, то для нас было бы совершенно невозможно не только сочетать эти разрозненные наблюдения и, следовательно, извлекать из них какую-либо пользу, но даже и запоминать их; и чаще всего факты оставались бы незамеченными нами» (Антология мировой философии в 4 т., М., «Мысль», 1971, т. 3, с. 556). Таково по Конту «основное положение, доказывающее логическую необходимость чисто теологического характера первоначальной философии» (там же). В теологичности наших первоначальных представлений Конт видит не беду, а благо, необходимый этап нашего познания. «Все эти несбыточные надежды, все эти преувеличенные представления о значении человека во Вселенной, которые порождает теологическая философия… являются вначале тем необходимым стимулом, без которого совершено нельзя было бы понять первоначальную решимость человека приняться за трудные исследования» (там же, с. 557). То же относится и к метафизике. «Без увлекательных химер астрологии, без могущественных обманов алхимии, где, например, почерпнули бы мы постоянство и усердие, необходимые для длительного ряда наблюдений и опытов, которые позже послужили фундаментом для первых позитивных теорий» (там же, с. 558). В суждении Конта относительно необходимости в познании какой-либо первоначальной теории уже можно усмотреть последующую формулу Карла Поппера Р1-ТТ-ЕЕ-Р2. Позитивизм является наиболее прочной и устойчивой доктриной философии Запада. К несомненному достоинству позитивизма можно отнести его конструктивный характер: «…одно из наиболее важных свойств истинной новой философии» – ее предназначение «по своей природе преимущественно не разрушать, но организовывать» (там же, с. 551). Конт был ярым противником социальных революций. В качестве норматива он провозгласил «любовь как принцип, порядок как основание и прогресс как цель» (там же, с. 550). Алексей Фёдорович ЗЫКОВ Тула
|