Плановое развитие страны – высшая форма проявления патриотизма. Часть 2

Вернуться к части 1

Многомерность функционального равновесия (симметрия)

Рассмотренные производственные отношения в полилогии называются технологическими, или функциональными, или отраслевыми, а иногда – плановыми. Эти производственные отношения завершают исторический ряд (как эмпирический факт) следующих известных истории обществ производственных отношений: стадные, культурно-родовые, демографические, территориальные, экономические, функциональные (технологические, отраслевые, плановые).

Вертикальная иерархия управления и соответствующая диапозитивная сеть функций образуют так называемую функциональную пирамиду. В целом это и есть простое функциональное производство, объективно-логический тип взаимодействия. Таким образом, этим типом взаимодействия завершают исторический ряд доминантно проявленных в истории взаимодействий агентов воспроизводства действительной жизни: социально-биологическое общение, общение культурно-духовное, трудообмен, соседство, товарообмен и соисполнение функций, как замечает автор полилогии, «в его общей форме (возьмем на себя грех), плано­мерности» [4, с. 439].

В функциональной структур, изображаемой обычно в форме графа, как правило, «не суще­ствует равенств, «затрат-выпусков», «спроса-предложения» и т.п. В структуре этого графа «есть только потоки в формах соответствия объемов функций» [4, с. 439]. Эти потоки (процессы) не складываются как счетно-штучные вещи, но вступают в соответствия или несоответствия, вызывающие рассогласования. При этом они могут соединяться и разъединяться, дробиться и комбинироваться, ускоряться и замедляться, гармонировать и диссонировать, но не складываться и суммироваться, отниматься и вычитаться. Например, зерно и хлеб как вещи и товары можно вычитать и даже складывать, но невозможно «вычитать» и «складывать» саму «уборку» зерна и «выпечку» хлеба как функции. В этом и есть суть соответствия или несоответствия.

В первом приближении это соответствие функций связанно с абстрактным трудом, который выражается через некоторые обобщенные численности коллективов. Логика упомянутого соответствия проста. Например, условно функции 10 проектировщиков завода соответствует функция 100 строителей корпуса этого завода, она же, в свою очередь, соответствует функции 200 монтажников оборудования, всем им соответствуют функции 50 транспортников, обеспечивающих стройку и подвоз оборудования. Очевидно, что величины 10:100:200:50 как характеристики положений функций не равны, но само положение функций есть отнюдь не менее точное соотношение (соответствие), чем равенство (стоимостей при товарообмене в капиталистическом способе производства).

Таким образом, пишет автор полилогии, «соисполнение функций осуществляется на основе соответствия положения смежных функций», а величина положения, объем функции, определяется общественно необходимым трудом ее выполнения. Назовем это концентрированное выражение функциональной симметрии в сети промежуточной формой «закона положения функций» [4, с. 410].

В функциональности, как таковой, нет никакого продукта, а есть лишь функции, выражаемые технологическими структурами общественного труда, всего производства. В первом приближении технологические структуры суть численности работающих в функциональном пространстве технонимики производства – какая работа, кому, от кого и т.п. Вступающие в соответствия объективные количества положения смежных функций есть величины абстрактного труда, которые уже в виде численностей не определяются привычными затратами рабочего времени.

В функциональном производстве общественное благосостояние людей, их благополучие есть работа конечных функций. Осуществление конечных функций есть в то же время и «благополучение», что прямо соответствует структуре технологической занятости. Само функциональное производство нормально «живет, как работают люди», а «люди работают, как живут».

Таким образом, заключает автор метатеории «Полилогия…», «действие закона положения функций и состоит в том, что в среднем выполняется соотношение, при кото­ром статусы (в своем предъявительском, потребительском содержании «благополучения», в частности всё тех же льгот и приви­легий) агентов всех функций pавны мощности конечных функций, т.е. благообеспечению. Вот это, пожалуй, и есть одна из основных метафор выражения функционального равновесия» [4, с. 441].

Наконец, по чисто формальной аналогии с формулой обращения капитала Д-Т…П…Т*-Д* формулой соисполнения воспроизводственного процесса при социализме, точнее, формулой социалистического способа производства является неуклонный рост статусов (статус – функция – статус*): С – Ф…П…Ф* – С* и т.д., где   С – статус, документы; Ф – функция, технология; П – производство.

Приступая к разбору основных понятий процессов соисполнения функций, можно сказать пока так: соответственно, «вместо» обмена, товара, потребительной стоимости и стоимости товара в товарном производстве в функциональном производстве имеют место соисполнение, функция, работа и положение функции. Соисполнение функций осуществляется на основе соответствия (величин) положения функций, тогда как обмен товаров осуществляется логически по-другому: на основе равенства (величин) их стоимостей. В этом функциональность и обнаруживает себя явно, как связь соответствия. То есть «вместо» стоимости капиталистического способа в социалистическом способе производства, соответственно, имеет место «положение функции» как конкретное выражение и «элементарное явление», относящееся, скажем так, к категории «объем (труда)» базового объекта воспроизводства.

Базовая симметрия функционального равно­весия в своей сути гомогенна и ортогональна другим, в то же время «внутри себя» многомерна. Функциональное равновесие проявляется в целом ряде обстоятельств: нет лишних и необеспеченных статусов; нет невостребованных функций; нет бесполезной работы и незадействованных статусов; все потоки сбалансированы; нет недооснащенных функ­ций; нет бездеятельности и сверхнапряженности; нет «лишнего» управления.

Имманентная синхронность функционального производства основывается на равнонапряженности основного производственного и управленческого труда. Действие закона поло­жения функций проявляется в балансе как динамического хаоса планового равно­весия трудового и производственного соответствия функций, так и обеспечения участников в соответствии с их статусами. Главное в понимании функционального равнове­сия состоит в осознании его как социальной симметрии в его же социальной нейтральности, в частности и своего рода не­равноправного равенства в связке «начальники – подчиненные» как «справедливого неравенства».

В силу известной композиционности социально-воспроизводственных градаций действительной жизни и самой гетерогенности производства элементарные проявления функ­циональности были уже в глубокой древности, с начала исторического становления общества. В условиях капитализма функциональные (технологические) отношения выступают под «освещением» господствующих рыночных отношений частной собственности на средства производ­ства в виде экономической (капиталистической) деформации собственного содержания.

Ограниченная, необщественная собственность на технологии (функции и «работу») в самом первом понимании предс­тавляет собой общественную форму преодолевающей капитализм технологизации, плановизации производства. Это утверждение нового способа производства исторически более высокого порядка и «приучения» общества и его людей к новой плановой дисциплине и соответствующим общественным взаимоотношениям.

Диалектика развития дисциплины производственных взаимоотношений состоит в том, что каждая последую­щая в историческом доминировании полилогическая форма воспроизводства накладывает на взаимоотношения людей новые ограничения и запреты. Однако это такие ограничения и запреты, которые освобождают человека и защищают его от прежних несправедливостей, несвобод и угроз. Логика нарастания свободы человека по историческим ступеням градаций (доминирования ЧЭФ-слоев) выражается в постепенном ограничении человеком своих действий в отношении других членов общества, для которых эти дей­ствия нежелательны. С каждым шагом нарастания свободы эти действия становятся невозможными. Таким образом, с каждым шагом к свободе формируется все более высокий отрицательный (запрещающий) консенсус.

Само же уяснение сути собственности на технологии начинается с осознания того, что в существующем мышлении эта собственность воспринимается в обыденной форме как нечто само собой разумеющееся и достойное времени.

Технологии – это выполняемые коллективами «нейтральные» взаимосвязанные работы, которые сгруппированы диспозитивно, и иерархически выстроенные ячеистые процессы производства, но при этом выступают в качестве доминирующего базового объекта ограниченной господствующей собственности.

Однако сложившийся стереотип в мышлении «тяготеет проклятием» привычного одномерного и имущественного (вещественного) понимания базовых объектов собственности функционального производства. Собственность – это общественный способ связи труда и его условий, то есть производственные отношения людей по поводу некоторого доминирующего объекта обстоятельств производства. Поэтому типологическое различие этих объектов обуславливает в исторических формах и различие отношений собственности, а в силу типологичности и логически радикально.

«Поэтому, – как отмечает автор метатеории полилогия, – именно моя (не моя), наша (не наша) бригада, смена, лаборатория, фабрика, колхоз, совхоз, кафедра, институт, отрасль, наука и т.д. и являются простейшими субъективными и социально-семантическими проявлениями собственности на техноло­гии в форме статусов как доминирующих смыслов бытия. Понятно также, что это же наипростейшее «изоморфное» свойство любого базового объекта как раз и расшифровывает его, как всегда, определенную ценность для человека (иначе – «пустой звук») и одновременно общественную форму богатства (как благополучия), в связи с которым и складываются отношения людей, собственности. А в функциональном производстве богатством (благополучием) и являются процессы производства, а именно технологии, общественные формы ячеистой и взаимосвязанной работы» [4, с. 460].

Следовательно, технология является собственностью коллектива, то есть этой собственностью как совместным и взаимосвязанным процессом труда владеет и распоряжается, разумеется не в юридическом смысле, каждый обособленный коллектив и его администрация, а не общество. Это представляется для всех настолько естественным и нормальным, что все то, что мешает проявлению этих отношений собственности, выглядит предосудительным.

Собственность на технологии имеет группоиерархический характер, то есть логически в части иерархичности напоминает феодальную собственность на пространство производства как процесс производящей территории, а по групповым свойствам напоминает первобытную собственность на общую жизнь.

О хозяйственном развитии и хозяйственных сдвигах

В аннотации к сборнику статей «Планирование: перезагрузка» выражается надежда, что «развитие в России селективного планирования… станет одной из важнейших предпосылок выхода отечественной экономики из стагнации». Однако, по нашему мнению, эта стагнация не вызвана, скажем так, отсутствием, в частности, «селективного планирования», а является следствием самой общественной системы России в ее «уродливом» варианте развития. То есть стагнация отечественной экономики есть следствие социально-воспроизводственной системы, базирующейся на экономическом, капиталистическом, способе воспроизводства действительной жизни, который есть результат исторически более низкого уровня развития общества по сложности. В историческом же плане стагнация есть следствие общественного регресса и деградации общественной системы.

В этой связи несомненный интерес представляет следующее обобщение из «Полилогии…»:

«В чистом понимании капитализма по самой его природе ни один отдельный капиталист, ни государство не в состоянии замет­но повлиять на весь ход хозяйственного развития. Здесь речь не идет об исторически особых сдвигах типа «национал-социализма» (А. Гитлер и др.), «нового курса» (Ф. Рузвельт), восстановительных процессов (план Дж. К. Маршалла, реформы Л. Эрхарда), политики в послевоенной Японии (Ц. Макартур) и т.д., имеющих иную при­роду, внешние обстоятельства, да и во всех упомянутых случаях ни на йоту не выводящих за рамки капитализма. В линейной же форме государственная политика действительно обладает возможностями относительно больших хозяйственных сдвигов как отраслевого, так и регионального масштаба, или в «кампаниях»… понимание несколько большей произвольности в возможности хозяйственных сдвигов, достиже­ния определенных целей, и создает иллюзию политистичности (огосударствленности), вообще говоря, любых иерархических форм производства. Действительно, хозяйственная политика государства (а точнее сказать, хозяйственно-политического центра) в этих фор­мах может переструктурировать ход производства с относительно высокой произвольностью тех или иных отдельных разворотов, но вся эта хозяйственная политика суть облачный дым в своем воз­действии именно на производственные отношения, собственность, коль скоро они обрели черты целостности, «урегулированности и порядка». Любые маневры хозяйственно-политического центра имеют такое же влияние на сами производственные отношения, каковое имеют наши самые глубокомысленные рассуждения о фи­зиологии нашего организма и любые диетические эксперименты на саму физиологию, т.е. никакого» [4, с. 465].

Из этого следует, что государственное планирование развития национальных экономик не связано и не способно повлиять на сами производственные отношения и типологию общественной системы (тип градации), а поэтому «шарахание» от планирования, руководствуясь принципом «рынок – насколько возможно, план – насколько необходимо» [8, с. 279], ничем не оправдано. Согласно полилогии, «все новые формы производства объективно самоутверждаются» [4, с. 468], разумеется в субъективной форме деятельности «преобразователей».

Однако внедрение в практику хозяйствования государственного планирования подготавливает почву для расширения сектора обобществленных средств производства и прочих базовых типологических объектов так называемой креатосферы информационного и творческого пространства социума.

В группо-иерархической форме собственности на технологии все сходится и замыкается в иерархии отношений в абстрактном, но анонимном объективном центре («Совмин», «Госплан» и др.). Этот центр номинален и лишь фор­мально персонализирован, что метафорически обозначается как «концов не сыскать».

Функциональный центр – это объективный орган высшей инстанции согласования соисполняемых функций. Госплан и был тем центром, который лишь оформлял взаимодействия более «влиятельных производственных фигур», хотя, по видимости, был силен и грозен, но, по сути, исполнял волю подчиненных.

Итак, собственность на технологии имеет четко обозначенную группо-иерархическую объективно-логическую структуру иерархии «собраний» (коллективов), содержание которой есть основное производственное отношение функциональной системы.

Экономическая наука, политэкономия, а по сути, вся современная социология упорно и исторически традиционно знает лишь одно основное экономическое отношение капитализма, то есть форму частной собственности на средства производства как господствующее отноше­ние между людьми, порождающее отношения эксплуатации и капитал. В этой связи А.С. Шушарин замечает: «Все остальное для экономической науки – это нечто «личное», «неэкономическое», «внеэкономическое», «политическое», «огосударствленное», «властное», «юридическое» и пр., ибо никаких производ­ственных отношений, кроме экономических, эта наука не знает» [4, с. 470].

Феодализм, капитализм и социализм (линей­ная система) есть система соответственно доминантно натуральная, рыночная, планомерная (или отраслевая, статусная, функциональная, технологическая). Это так, но есть нюанс. Упомянутые натуральность, рынок и план (отрасли, статусы, функции, технологии) были, есть и будут во всех социально-воспроизводственных системах, ибо это есть проявления базовых симметрий. Однако проявление господства и доминирования ЧЭФ с их симметриями и формирует восходящую последовательность исторических градаций. Потому господство натуральности – это феодализм, господство рынка – капитализм, господство планомерности (функциональных, отраслевых форм) – социализм. Следует заметить, что автор полилогии для плановости использует термин «линейная форма», ибо термин «социализм» тесно связан с СССР как союзом государств, союзом, имеющим во многих отношениях неэндогенную природу существования и развития.

Далее. В капиталистической системе предпроизводственная интеллектуальная фаза (маркетинг) происходит в рыночной борьбе, которая есть дело каждого «атомизированного» участника. В функциональной системе предпроизводственная интеллектуальная фаза (технорасчет) происходит в плановой борьбе, которая, хотя и тоже дело каждого, уже более высокая общественная форма согла­сования, в которой на основе определенных целей формируются программы и инициативы, превращающиеся после согласования в планы. В образах же полилогии это уже центральная «нервная система».

О негативах и конце доминирования плановой формы

Но любая система со временем так или иначе обнаруживает свое несовершенство и недостатки. В уже упомянутой работе «Планирование в экономике …» авторы отмечают «противоречивость результатов советского планирования» [2, с. 26] и к числу негативных явлений в первую очередь относят «всесторонний дефицит», который способствовал «коллапсу» всей системы «реального социализма».

Согласно полилогии, в конце «развитого социализма» невинное планирование как необходимая форма согласования функций с течением времени в ходе абсолютизации своего доминирования превратилось в планирование, скрытно преследующее последующую удовлетворительную отчетность. То есть не план и не работа в соответствии с планом, а последующий положительный отчет (рапорт) становится целью и «мотивом» в управленческой сфере. Но управленческая иерархия как ультраструктура все так же оставалась и была необходимой формой соисполнения, какой бы «забюрократизированной» она ни была и как бы ее ни критиковали (ругали).

Формулой социалистического способа производства является неуклонный рост статусов (статус – функция – статус*): С – Ф…П…Ф* – С* и т.д. Поэтому в прямо противоположном обращению капитала смысле имеет место увеличение разрыва между статусами и самим исполнением, что порождает рост всех форм нехваток, упомянутого дефицита, необеспечений и рассогласований.

При капитализме с его «вещной» природой товар всегда ищет сбыта и ждет покупателей, то есть лежит на прилавке, образуя «товарную очередь», затем – «очередь за работой», за знаками и «дефицит знаков» (денег). В функциональном же производстве иначе, ибо в его общественных формах доминируют процессы, которые, в отличие от вещей, доминирующих при капитализме, ждать не могут по своей природе, образуя очередь и не успевая производить. Это создает известный негатив – «всесторонний дефицит», «недообеспечение» функций (синоним статусной избыточности) и прочие рассогласования.

Основной закон линейного производства метафорично выражает объективное нарастание асимметрии собственности как форму некого иррационального «накопления».

В основе нарастания асимметрии в обращении капитала Маркс и обнаружил особый товар – деньги, обслуживающие все движение воспроизводств, и особый товар – рабочую силу («товаризация нетовара»). Рабочая сила и образует способность производить прибавочную стоимость и рас­ширять асимметрию, собственную противоположность. Этот производительный труд и есть общественная форма труда, увеличи­вающего асимметрию собственности.

В функциональном производстве, кроме соисполнения функций, ничего подобного нет (все «функционализировано»), кроме функции управления, обслуживающей весь процесс (иерархия управление). Эта особая функция, форма труда, производящего асимметрию собственности и собственную же противопо­ложность. Никакой иной созидающей и изменяющей субстанции, кроме труда, нет.

С другой стороны, производство невозможно без изменений, порожденных новациями, которые, в свою очередь, порождены естественно-техническими сдвигами и скачками процессов, обусловленных самореализацией человека, идей, техники и технологий, природы. Эти новационные перемены стали интенсивно нарастать с началом научно-технической революции. Источником этих перемен является творче­ский труд, труд дислокальный, то есть труд, который неизбежно выходит за данную технологическую локализацию производственного процесса. Творческий труд, как труд производящий (продуктивный), возникает в недрах производства независимо от воли и сознания людей, но и, несомненно, посред­ством этой воли и сознания.

Производящий труд как общественная форма труда проявляется во многих функциях, разрывая и преодолевая эту же функциональность, образуя в сетевых связях неподвижных линий производства так называемые в полилогии дефекты. Эти дефекты есть также и суть обществен­ные формы соисполнения работы в основных функци­ях. Однако в такой ситуации эта вполне весомая работа столь же весомо не сопрягается и не увязывается с другими работами. В результате эта работа «или уже не нужна, но продолжается, или еще не нужна, но уже есть, или не тем нужна, или не так нужна и т. д., до бесконечности конкретных проявлений» [4, с. 542]. В отличие от товара, способного «ждать покупателя», функции, будучи процессами, физически «впрок» запасти невозможно. Поэтому если функции в чем-то не те, что надо (рассогласованы), то они вносят во все смежные функции диссонанс, то есть диффузно распространяют дефект производства. В частности, это порождает в определенной части и ранее упомянутый авторами «Планирование: перезагрузка» негатив – «всесторонний дефицит». При этом в силу сетевых связей и взаимодействий, скажем так, стихийно диффундируют не технологии, а дефект производства.

Таким образом, можно сказать, что не «советское планирование» и не планирование вообще является источником негатива «всесторонний дефицит», а характер функционального производства в его предельном, кризисном состоянии проявляет свои «родовые» негативные стороны, равно как и всякое типологически иное воспроизводство действительной жизни. Так, в историческом восходящем развитии были проявлены и проявляются следующие известные «родовые» негативы:

·                    в переломной первобытности – животное насилие и «зверство»;

·                    в первобытности – табу и насилие;

·                    в рабовладении – диктат;

·                    в феодализме – крепостничество и удел;

·                    в капитализме – экономическая эксплуатация.

Дефект производства не обособляется в определенную «вредную» деятельность, но является некой внутренней интенсивной формой иррационализации ли­ний производства.

В этой связи А.С. Шушарин замечает: «Потому, к примеру, и, казалось бы ясное, обобществление средств производства, т.е. в «чистом виде» избавление от иррациональностей частной собственности на них (хотя и в наитяжелейших, далеко «не чистых» исторических обстоятельствах), тоже в основном со­держании происходило апостериорно, как «эмпирически уста­навливаемое дело» (Маркс). О «плане», например, формально поговаривали уже в XVIII в. Но только к середине 30-х гг. XX столе­тия он практически сложился как уже новая форма производст­ва. Реальное обобществление средств производства и утверждение его новой (плановой) постформы (основное содержание революционного процесса) тоже происходило совсем не по «бумажкам» и указкам большевиков (как нам часто кажется), а как огромный, массовый общественный процесс» [4, с. 550].

Объективно технологизация как плановизация широко проявила себя с началом становления «монополистического капитализма». Эндогенно плановизация в полном объеме реализовалась и главенствовала в общественных формах социалистических преобразований.

Суть всякого исторического сдвига производительных сил сосредоточена не в его бесконечномерном содержании, а в его сущности – посттипологической к господствующим производственным отношениям. Это поиск не там, где действительно зреет прорыв или провал. Так, товаризацию (индустриализацию) невозможно понять по событиям в могущественных Испании или Оттоманской империи. Однако это возможно было понять, например, в сломе отживших отношений в тогда «периферийных» Англии или Америке. Как актуально подсказывает автор «Полилогии…», в том числе и в части планирования, «материальную онтологию» «постиндустриализма» надо копать не на западном материале, а как раз на «плановом» [4, с. 363].

Таким образом, суть планирования устанавливается не на основе опыта и практик развитых стран рыночной экономики капитализма, а на изучении негативной и разрушительной практики линейной формы социализма, споткнувшейся с постсоциалистическими проявлениями нового Информационного общества. Суть недуга и последующего выздоровления выявляется в острых и «паранекротических» формах «болезни».

Согласно полилогии, закон конца линейной формы социализма следует рассматривать не только в виде «неизбежного накопления» негативов системы (рост дефекта производства, заорганизованности и антиновационности), но и в об­щем виде восходящего тренда обобществления технологий. Проявление восходящего тренда происходит в конкретных и реальных, часто «дурных», началах («эм­брионах») этого обобществления технологий. Очевидно, что если нет восходящих тенденций, даже в «дурных» формах, то и исследовать нечего.

И особо – о «коллапсе всей системы «реального социализма» [2, с. 26] и «господстве «экономики дефицита» [2, с. 36].

Если коротко, то эти явления – суть и следствие засилья именно экономизма в социальной науке исторического восходящего развития общества по сложности, ибо именно экономизм в науке не смог дать восходящей исторической перспективы выхода из того критического состояния, которое было порождено столкновением с началом становления новой постсоциалистической градации «Информационное общество». «Официальная» наука того времени никаких иных способов производства, производственных отношений, отношений собственности и пр., ничего, кроме экономического способа воспроизводства действительной жизни, не знала и не знает. Поэтому, не зная пути вперед, пошли назад под лозунгами «рыночного социализма» и товарно-денежных отношений и в результате оказались в условиях «дикого капитализма», войдя в тотальный «коллапс» и «экономику дефицита» времен варварского капитализма.

О необходимости обобществления технологий самими «трудящимися нового типа» как общественном, революционном процессе создания нового научного механизма информационного производства и мыслей не было, а в официозе социальных наук – и тем более.

О создании постпланового научного механизма производства

 «трудящимися нового типа»

Обобществление технологий самими «трудящими­ся нового типа» будет означать общественный, революционный процесс создания научного механизма производства, что информационно озна­чает организацию общественного, вертикального и, главное, диспозитивного, эксфункционального, межотраслевого, межпредприятийного и межпрофессионального комплексного изучения технологий, функций и работ. Но это уже в основе своей не управленческая задача (как нечто произ­водное и оформляющее), а диспозитивная задача самих «трудящих­ся нового типа» по тотальному «вмешательству» в линии технологий и их сети, по организации всеобщего контроля общественным интеллектом.

Обобществление технологий, снятие оков группо-иерархической собственности, есть сброс преодоление линейной формы социализма как «технологического феода». Это есть ликвидация группо-иерархической узурпации функционального производства, дефекта производства и «всестороннего дефицита», ликвидация господства статусов над людьми и обществом. Линейность, технофеод, дефект производства, «всесторонний дефицит» как доминанты исчезнут, однако «план», статусы и функцио­нальность останутся, но будут метаморфированно сняты. В этом и заключается положительная интенсификация, онаучивание и гуманизация производства, его превращение в понимающее и социорегулятивное. Это будет дело самих «трудящихся нового типа», опирающееся на помощь новой социальной науки и нового научно-идеологического профессионализма, интелли­генции, разговаривающей на новом про­фессиональном социальном языке.

Однако как вообще возможна реализация этой «конструктивной» тенденции в движении к обществу, основанному на «новом знании»?

Чтобы общество могло стать действительно «научным обществом», Обществом знания, сама наука должна выдвинуть новое социальное знание об обществе, но еще как донаучное, со спасительным революционным трендом. А это может быть только удачная, не «вечная», а конкретно-историческая научная теория современного переломного мира.

При этом следует иметь в виду, что капитализм и социализм, а равно и все прочие эндогенные градации, включены в еще более сложный мировой процесс экзогенного развития мирового социума. Поэтому еще раз подчеркнем, что на основе только экономических процессов понимание планирования даст не только ограниченное экономизмом знание, но еще и деформированное, искаженное этим же экономизмом понимание такого феномена действительной жизни, как «планирование.

В заключение вернемся к публицистическому заголовку настоящей статьи «Плановое развитие страны – высшая форма проявления патриотизма».

В статье этого сборника под авторством Б.Х. Краснопольского «Политика национального планирования: опыт Великобритании» высказывает догадку: «Вероятно, по политическим соображениям проблема планирования в экономике России была незаслуженно забыта вообще… «с водой выбросили и младенца», хотя этот младенец за последние 20 лет мог бы вырасти и превратиться в весьма полезного для общества субъекта» [9, с. 365].

В предложенном для ознакомления документе национального планирования Англии «Рамки Политики национального планирования в Великобритании», в разделе «Министерское предисловие», читаем: «Мы должны найти новые пути, за счет которых мы улучшим нашу жизнь в конкурентном мире. Мы должны быть домом роста численности населения… Наши места, в которых мы живем, должны быть улучшены, но они определенно будут хуже, если мы допустим стагнацию. Устойчивое развитие – это перемены к лучшему, и не только в жизни нашего поколения… Мы – нация, известная во всем мире своим творческим опытом… Планирование должно быть творческим мероприятием… Это должно быть коллективное предприятие… мы позволяем людям и общинам вернуться обратно к планированию их судьбы и жизни в нашей стране (Rt Hon Greg Clark MR, Minister for Planning») [9, с. 371–372].

Помимо приведенного цитирования, в этом разделе содержится множество и других патриотических посылов, связанных именно с планированием, заметим – в развитой капиталистической стране. Однако, как мы выше показали, планирование есть доминантно базовый элемент механизма «соисполнение» чистой эндогенной формы «функциональная», которая как ЧЭФ-слой функционально-технологического процесса присутствует во всех исторически известных градациях (устар. – формациях), но доминирует лишь в градации «социализм эпохи индустрии». Поэтому поневоле возникает метафорический образ: «Плановое развитие страны есть высшая форма проявления патриотизма».

Александр Тимофеевич Харчевников,

кандидат технических наук

ст. ТИХОНОВА ПУСТЫНЬ,

Калужская обл.

Литература:

1. Планирование: перезагрузка. Под редакцией А.В. Бузгалина. М.: Культурная революция, 2016.

2. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Планирование в экономике позднего капитализма: цели, методы, потенциал (политико-экономический дискурс) // Планирование: перезагрузка.

3. Шушарин А.С. Полилогия современного мира (Критика запущенной социологии), в 5 т. М.: Мысль, 2005–2006.

4. Шушарин А.С. Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии). Раздел второй: Эндогенная логика, М.: Мысль, 2005.

5. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. III.

6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23.

7. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 34.

8. Андрюшкевич О.А. Индикативное планирование в экономиках развитого типа // Планирование: перезагрузка. Под редакцией А.В. Бузгалина. М.: Культурная революция, 2016.

9. Краснопольский Б.Х. Политика национального планирования: опыт Великобритании // Планирование: перезагрузка.