ПОЛЗУЧАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ:

последствия, «чертеж» достижения независимости

(часть 2)

Вернуться к части 1

Усилий много, а движения нет

Топтание на месте – характерная особенность упражнения на беговой дорожке. Но в нем есть смысл: укрепляются мышцы, повышается тонус и улучшается общее физическое состояние человека. Никакого развития не наблюдается в результате бурной деятельности «реформаторов», действующих, кстати сказать, вопреки решительным протестам научно-педагогической общественности, да и студентов. Страны Запада, которые для наших либералов всегда были «светом в окошке», решительно отказываются от своих новаций. Скажем, в середине 60-х годов ХХ века правительством Франции была отменена система проверки знаний, аналогичная нашему ЕГЭ. Не желая готовить «пустых болванчиков», от аналогичной системы отказались в США. Произошло это после того, как Национальный комитет по совершенствованию образования обнародовал свой доклад «Наши в опасности». В нем содержится недвусмысленный вывод: «Если бы посредственная образовательная система, существующая сегодня в Америке, была навязана враждебной иностранной державой, мы могли расценить это как ведение войны» [1].

И тем не менее именно эту образовательную систему, в свое время разработанную для слабо подготовленных детей эмигрантов из развивающихся стран, Соединенные Штаты начиная с 1992 года стали упорно навязывать России. А чтобы экспорт образовательных «реформ» стал успешным, он стал получать хорошую финансовую поддержку. Теперь понятно почему отечественные либерал-реформаторы, прикрываясь словесами об «эффективности», «качестве», «конкурентоспособности», в конце «нулевых годов» обнародовали и стали решать следующую задачу: «формирование университетов нового поколения путем трансформации кадровой политики, базовых видов деятельности (образовательной, исследовательской, инновационной), институциональной среды и опережающего обновления инфраструктуры» [7]. Именно с этого и началась неоколонизация высшего образования в России.

Вытекала эта задача из мало чем обоснованных заключений об «исторической инертности сложившихся в вузах коллективов, препятствующей организационным изменениям», о «нежелании большинства вузовских сотрудников менять уклад жизни и соответствовать вызовам времени» и т.д. Приведенные и многие другие заключения были сформулированы анонимными экспертами без какого бы то ни было обсуждения в профессорско-преподавательских коллективах страны.

Тем не менее, пользуясь этой демагогией, «реформаторы» поставили вузы перед необходимостью:

● сокращения профессорско-преподавательского состава по возрастному, чаще всего формальному признаку;

● создания условий для освобождения должностей сотрудниками, «имеющими низкие академические достижения»;

● перевода на «эффективный контракт»;

● создания «комфортных условий для зарубежных НПР (научно-педагогических работников)» и т.д.

Дальше большее. В последние месяцы 2015 года внимание научно-педагогической общественности высших учебных заведений России было приковано к действиям Минобрнауки РФ по ускоренной реализации Федеральной целевой программы развития образования на 2016–2020 годы.

Не могло не вызывать удивления, что под развитием образования чиновники Минобрнауки понимают в первую очередь резкое сокращение количества вузов. Уже к концу 2016 года намечено уменьшить их число на 40%, а число филиалов – на все 80%. Осуществляется это действо, разумеется, под предлогом повышения качества образовательного процесса.

Преследованию, иначе не скажешь, посредством внеплановых проверок подвергаются прежде всего негосударственные вузы, тогда как на их обеспечение и функционирование государство как известно, практически никаких бюджетных затрат не несет. Достаточно сказать, что доля их бюджетного финансирования составляет лишь 0,1% от общего объема расходов Минобрнауки России на высшее образование. Три года назад для негосударственных вузов стали выделяться контрольные цифры на бюджетные места. Но на практике они составляют лишь 0,5% мест, финансируемых из бюджета.

Возникает вполне правомерный вопрос: не является ли столь масштабное «обесстуденчивание» России, в ходе которого «под раздачу» попадают и виноватые, и правые, прикрытием, дымовой завесой коррумпированности образовательной сферы российского общества? И не лучше было бы прекратить «кошмарить» вузы, разработав и внедрив вместо этого целевую программу их укрепления? Тем самым в непростые для страны времена в обществе была бы создана обстановка социального спокойствия, сотни тысяч преподавателей и сотрудников стали бы продолжать общественно-полезную деятельность, а учащаяся молодежь – учиться.

Примечательно, что в ходе депутатских расследований (только за 2015 год их было проведено более тридцати) установлено, что в системе Минобрнауки количество расхищаемых бюджетных средств достигло нескольких миллиардов рублей. О необходимости вернуть их в бюджет заявляет первый заместитель председателя Комитета Госдумы по образованию Владимир Бурматов («Единая Россия»), сообщивший об этом 25 сентября 2015 года в СМИ [8].

По данным Счетной палаты России, в прошлом году фактическое хищение из бюджета составило 857 млн рублей. Помимо финансовых злоупотреблений, в материалах проверки указывается на недостачу бланков строгой отчетности в количестве более 50 тысяч штук. Речь идет о тысячах «дипломов докторов наук», «дипломов кандидатов наук», «аттестатов о присвоении звания профессора», «аттестатов о присвоении звания доцента», «аттестатов о присвоении звания доцента по специальности». По данным МВД, все эти бланки строгой отчетности были переданы Минобрнауки некоему лицу «без оформления расходных ордеров и отчетов об использовании, на основании обычных записок». В то же время, по данным Рособрнадзора, то есть структуры, соподчиненной Минобрнауки, в стране ежегодно продается и покупается до 500 тысяч дипломов о высшем образовании (в том числе примерно 100 тысяч с так называемой проводкой – занесением в базы данных вузов).

Приведу и такой факт. В командной строке поисковой машины Yandex можно набрать слова: «заказать написание диссертации» (кандидатской или докторской) – и вы получите, без преувеличения, миллионы предложений. Разве в Минобрнауки неизвестно о разгуле диссертационной «заказухи»? И не этому ли министерству следует озаботиться о внесении в Государственную Думу федерального закона, предусматривающего уголовную ответственность за эти деяния? Последняя должна возлагаться как на самого заказчика, так и на исполнителей подобных заказов.

В средствах массовой информации приводятся примеры того, как Минобрнауки России «выводит» бюджетные деньги, используя подставные компании, такие как ООО «Лунный свет», ООО «Инновации, технологии и консалтинг» и другие. Анализ финансовой документации Министерства образования и науки свидетельствует, что оно активно привлекает к своей работе непрофильные организации: универсамы, супермаркеты, магазины для взрослых, жилые дома, а также десятки компаний, выигравших конкурсы на выполнение научных исследований. По мнению ряда экспертов, образовательное ведомство начинает напоминать действия Минобороны во времена руководства им небезызвестного Сердюкова.

Не свидетельствует ли всё это о необходимости внеплановой проверки самого министерства со стороны компетентных органов?

Другой первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы ФС РФ по образованию – доктор философских наук, профессор Олег Николаевич Смолин организовал и провел 23–24 марта этого года Международную научно-практическую конференцию «Наука и образование в России: антикризисная стратегия».

Обсуждение этой проблемы прошло на площадках Московского экономического форума – МЭФ-16, игнорируемого, как известно, «властвующей либеральной элитой». Как «не замечается» ею тяжелая экономическая ситуация, сложившаяся в стране в результате «рыночных» реформаций, сопровождаемых непрофессиональными действиями правительства. Оно по определению не способно справиться с острейшим кризисом в российской экономике, который усугубляется в результате падения цен на нефть и санкционного давления на Россию со стороны Запада. Либералы, как всегда, ничего реально значимого и путного для выхода из кризиса предложить не могут. Они продолжают обычный треп и банальности типа: «слезть с нефтяной иглы», «развивать малый и средний бизнес», «создавать условия для привлечения инвестиций», «внедрять передовые технологии», «модернизировать», «оптимизировать», «наладить импортозамещение» и т.д. и т.п.

Что касается сферы образования, в частности высшего, то и здесь наблюдается углубление кризиса, который во многом носит рукотворный характер. Как назвать, к примеру, действия Рособрнадзора, проверяющие которого вначале «наезжают» на негосударственные вузы с внеплановыми проверками, в ходе которых составляют «протоколы» с замечаниями о нарушениях. Их устранение, как правило, Рособрнадзор мало интересует. Так, по официальным данным, с сентября 2013 года из реестра лицензий было исключено более 800 вузов и филиалов. За 2,5 года сеть вузов, имеющих государственную аккредитацию, то есть имеющих право выдавать дипломы гособразца, сократилась почти на тысячу.

По сообщению самого Рособрнадзора в 2016 году продолжаются плановые и внеплановые проверки еще 600 вузов и филиалов. По заявлениям в Интернете, к ним будет применяться отработанная «протокольная техника». Ее смысл состоит в том, чтобы с помощью суда (то есть государственной власти), налагать на вузы многотысячные штрафы (от 100 до 400 тысяч рублей и более) и через аффилированные структуры аккумулировать средства на счетах Минобрнауки. Справедливости ради надо отметить, что в этой отработанной схеме «финансового вымогательства» случаются осечки. Так, Арбитражный суд Москвы 23 декабря 2015 года пришел к выводу, что проверка Рособрнадзором Московской академии экономики и права (МАЭП), чья аккредитация была приостановлена в октябре 2015 года, «осуществлена без предусмотренных законом оснований», «с грубым нарушением требований законодательства». Но это скорее исключение, нежели правило. Бодание «теленка с дубом», как известно, всегда травмоопасно отнюдь не для дуба.

Совершенно очевидно, что закрыть любой вуз, а именно этим со страстью занимаются чиновники из Рособрнадзора, проще всего. Но отрубить голову – не значит вылечить головную боль. При всех раз­говорах о качестве образования эту проблему мониторингами и реорганизациями вряд ли можно решить. Не секрет, что стараниями либералов из образовательного процесса напрочь исчезло понятие качества. Чиновники от образования оперируют преимущественно количественными индикаторами (деньги, время, баллы по ЕГЭ, процент остепененности, площадь помещений и т.п.).

Думается, что укрупнение вузов, групп, сокращение преподавательского состава, обременение оставшихся рейтингами, индексами Хирша и необходимостью механически следовать дидактическим причудам Минобрнауки – всё это не ведет к повышению качества образования и его эффективности. Борьба за них должна идти в противоположном направлении: через увеличение преподавательского состава и зарплат, сокращение учебной нагрузки, уменьшение числа студентов в академических группах, специализацию преподавателей внутри самих вузов, с делением их на практиков и теоретиков. В «реформированной» либералами высшей школе пре­подавателя понуждают быть многостаночником. Стерта грань между профессором и ассистентом, а требования Минобрнауки ставят под вопрос нормальное существование, развитие и плавную смену преподавательского состава. На кафедрах практически не осталось ассистентов, все – профессора, доценты, доктора с кандидатами.

При этом вузы давно перестали быть «храмами науки», поскольку с середины 90-х годов прошлого века они брошены на произвол судьбы, и с тех пор отбор в них идет по критериям, далеким от показателей профессиональной пригодности. В результате главным условием об­ретения выпускниками рабочего места стало наличие неформальных дружеских связей, лояльность начальству и верность либеральной дог­матике. Поэтому сокращение вузов и сжатие бюджетного финансиро­вания ничего не меняют. Последняя же инициатива Минобрнауки, направленная на регионализацию вузов, лишь оттеняет эту тенденцию. Ориентация их на местные потребности – это путь к сокращению и закрытию. Зачем городу или области 100 учителей математики, выпускаемых каждый год? Или 100 инженеров-металлургов?

Распределение, за которое ратует Росмолодежь, также работает на это. Трудоустроить большее количество выпускаемых специалистов государство не сможет, нет рабочих мест. А это означает только одно – сокращение приема в вузы. Таким образом, бюджетное образование в его нынешнем, даже неприглядном виде, рано или поздно будет свернуто.

Вот лишь несколько аргументов против сокращения числа вузов в стране, высказываемых О.Н. Смолиным:

1. Оптимальное соотношение в материальном производстве инженеров, техников и рабочих по формуле 1:2:4, справедливое для экономики второй трети XX века, явно устарело в веке XXI. Пятый и особенно формирующийся шестой технологические уклады требуют не только гораздо большей доли инженеров, но и специалистов с высшим образованием в профессиях, которые обычно считались рабочи­ми. Политика свертывания высшего образования направлена против модернизации российской экономики.

2. Как показывают специальные исследования, люди с высшим образованием создают в среднем вдвое больше валового внутреннего про­дукта на душу работника, чем люди, такого образования не имеющие.

3. Люди с высшим образованием в среднем больше зарабатывают.

4. Люди с высшим образованием (прежде всего мужчины) живут существенно дольше по сравнению с теми, кто такого образования не имеет.

5. Выпускники вузов – более ответственные и более социально активные граждане, совершающие меньше преступлений против личности.

Разумеется, высшее образование не равно диплому. И всё же стремление искусственно ограничить доступ к нему молодежи и всех граждан может рассматриваться как покушение на их благосостояние, а также на количество и качество их жизни. Иное дело, что диплом следует выдавать лишь тем, кто действительно высшее образование получил. Но это надо делать не ломая систему и судьбы людей.

6. Политика сокращения вузов ведет к росту числа безработных в стране за счет потерявших работу преподавателей, отчисленных и несостоявшихся студентов и подрывает финансовую систему страны, поскольку сокращает налоговые поступления из сферы образования и от потерявших трудовые доходы преподавателей. В планах правительства России только в государственных вузах сократить число профессорско-преподавательского состава на 40 процентов.

7. По социологическим данным, увеличение в стране безработицы только на 1 процент приводит к увеличению числа самоубийств на 4 процента, преступлений – на 6,5 процента, психических заболеваний – на 3,5 процента. Таким образом, политика свертывания выс­шего образования прибавит работы правоохранительным органам, бюджет которых и без того давно превысил расходы на оборону!

8. С государственной точки зрения совершенно очевидно: в пери­од кризиса, а тем более при напряженной международной обстанов­ке молодежь, особенно студенчество, нужно держать в аудиториях. Напротив, политика сокращения числа вузов и числа студентов неминуемо приведет к росту социальной напряженности и политической нестабильности в стране.

Становится всё более очевидным, что политика в сфере высшего образования должна стать государственной и суверенной. Она не может оставаться рыночной, ориентированной на далеко не лучшие западные образцы. Превращение образования в механизм формирования легко манипулируемых и слабо соображающих «потребителей – манкуртов» – это один из видов современного оружия, используемого коллективным Западом против России и других стран в битве за мировое господство.

«Чертеж» идеального развития российской высшей школы

Возникает вполне естественный вопрос: что делать для избавления российского образования от колониальной зависимости? Ответ на него был сформулирован на уже упоминаемой научно-практической конференции «Наука и образование в России: антикризисная стратегия». В выступлениях участников конференции звучала мысль, что наука и образование должны стать локомотивом развития, а не инструментом упадка и деградации. Что для этого необходимо предпринять?

Первое – избавиться от платности обучения в любых его формах. Как известно, в Советское время за счет бюджета учились 100 процентов студентов. В настоящее время таких насчитывается едва ли треть. Кстати, действующая Конституция РФ декларирует бесплатность образования (статья 43), но в ней нет механизма обеспечения этой декларации. К тому же бесплатным чиновники объявляют некий «базовый уровень», который непонятно кем и как должен определяться.

Думается, для того, чтобы «навести тень на плетень», в Законе РФ «Об образовании в Российской Федерации» не раскрыто главное: чему учить наших детей, школьников и студентов; как финансируется образование; будут ли образовательные учреждения платить налоги; каково соотношение людей, получающих бюджетное и не бюджетное образование; каков статус учителя, педагога в широком смысле этого слова; какой должна быть студенческая стипендия. То есть на абсолютное большинство жизненно важных вопросов образовательной политики закон ответов не дает. Кроме того, он содержит огромное количество отсылочных норм.

Обращают на себя внимание спорные позиции. Например, закон ввел франчайзинг... Статья называется «Коммерческая концессия (франчайзинг) в сфере образования». Она касается экономической деятельности образовательных учреждений. Тем из них, чья деятельность не приносит дохода, предоставляется право «привлекать денежные средства (займы) путем эмиссии облигаций в порядке, установленном законодательством РФ». Почему-то авторы сомнительной инновации не учли, что этот путь может привести данные учреждения в долговую яму. При этом мелкая фирма обязана осуществлять свое дело только в форме, предписанной «родительской» фирмой, в течение определенного времени и в определенном месте.

С юридической точки зрения франчайзинг – это договор коммерческой концессии, то есть уступки. Здесь одной из сторон в правоотношении всегда выступает государство. Кроме того, английское понятие франчайзинг означает смешанную форму крупного и мелкого предпринимательства, при которой крупные корпорации, «родительские компании (франчайзеры) заключают договор с мелкими фирмами, дочерними компаниями на право, привилегию действовать от имени франчайзера». Всё бы ничего, если бы не закрывались, как говорилось выше, по всей стране филиалы учебных заведений, в особенности вузов. А это ограничивает людей в возможности получать образование в небольших городах. А разве филиал не представляет собой законченное выражение франчайзинга в области образования? Вводить франчайзинг и одновременно закрывать филиалы многих вузов, по меньшей мере, нелепо.

В законе есть статьи, приносящие образованию России прямой вред. Так, он ухудшает положение сельского учителя, сокращая ему коммунальные льготы, ликвидирует как особый уровень начальное профессиональное образование.

Примечательно, что министерские чиновники устремились в иностранную терминологию, иностранный опыт. Только непонятно зачем. Кстати сказать, специалисты по европейским образовательным моделям свидетельствуют, что они неправильно истолковывают западные наработки. Там, чтобы увеличить доступность высшего образования, распространена система образовательного кредитования. Во многих странах более 80–90% студентов обучаются за счет бюджета. Справедливости ради надо отметить, что рассматриваемый закон предлагает кредитование, но в крайне расплывчатом виде.

Закон, по существу, ликвидировал льготное поступление в профессиональные учебные заведения для инвалидов. В результате количество инвалидов в вузах сократилось с одного процента до каких-то долей. В то же время Рособрнадзор проверяет наличие в вузовских помещениях пандусов и специально оборудованных туалетов. Что это, как не откровенная показуха?

Закон, стимулируя реструктуризацию вузов, которая вынуждает многие учебные заведения искусственно понижать уровень даваемого студентам образования, приводит к уничтожению некоторых научных школ, потере уникального образовательно-воспитательного опыта.

Второе условие развития российской высшей школы: наши студенты должны получать глубокую фундаментальную (базовую) подготовку – основу полноценного образования по избранной специальности, а также иметь время для занятий и достаточные средства для достойной жизни во время учебы. Следует освободить молодых людей от по крайней мере двух озабоченностей. Во-первых, попыток избежать службы в Российской армии. Не секрет, что стремление поступить в вуз нередко определяется нежеланием исполнить перед Родиной свой воинский долг. Поэтому воинская обязанность должна быть всеобщей (в свое время я три года отслужил в Советской армии, и это не помешало мне реализовать свои карьерные притязания). Во-вторых, еще одна озабоченность имеет экономическую подоплеку. Открытые и завуалированные формы платного обучения вызывают необходимость у студентов-дневников затрачивать всё больше времени на поиски работы и саму работу. Ладно бы, говоря словами Евгения Евтушенко, «студенту хочется послушать Скрябина, и вот полмесяца живет он скрягою». Нынешнему студенту не Скрябина хочется слушать, а зарабатывать деньги, чтобы оплатить обучение в вузе (в негосударственном либо на коммерческом отделении государственного).

К сожалению, власти предержащие и слышать не желают, что право на высшее образование – это не просто время от времени удостаивать своим посещением вуз и сдавать зачеты с экзаменами. Это право целиком и полностью сконцентрироваться на освоении специальности. В том числе грамотно вписаться в эпоху высоких технологий, работать в библиотеке, достойно питаться и восстанавливать силы, развиваться не только физически, но и духовно. Неспособность государства обеспечить необходимые для всего этого условия – прямое игнорирование этого права. Поэтому необходимо срочно менять подходы, избавляться от навязываемых рыночных пристрастий, ввести нормы стипендиального обеспечения, которые будут эквивалентны прожиточному минимуму либо приближаться к нему.

Платность, и об этом следует говорить открыто, породила пофигистское отношение к образованию. К сожалению, многие молодые люди и их родители считают, что они оплачивают не возможность получить знания, а легальную возможность получить диплом, так сказать, в рассрочку.

К чему всё это привело, известно:

● ускоренными темпами продолжилась монетизация об­разования и окончательный уход государства из этой сферы. Качество образования (в том числе и в средней школе) начало дифференцироваться по критерию платности, и тем самым окончательно была демонтирована и без того неразвитая в современной России система «социальных лифтов» и намертво блокирована мобильность общества – основа нормальной жизни и развития социума;

● усилилась дегуманизация образования, которая стимулируется отсутствием реальной, а главное – эффективной воспитательной работы. Это наряду с пренебрежительным отношением к особенностям юношеской психологии стало вызывать поистине трагические последствия главным образом в здоровье молодых людей. Исследования показывают, что уже сейчас около 70% московских студентов имеют те или иные отклонения в здоровье;

● бездумно реформируемая высшая школа стала бессильной противостоять нарастающим процессам деструкции психики молодежи, что выражается в ослаблении способности к размышлению, анализу, синтезу, в притуплении интуиции, в разорванности восприятия окружающей действительности, усилении гипнабельности, внушаемости, в массовом «размягчении воли»;

● происходит целенаправленное разрушение идентичности молодежи, ее десоциализация, формирование космополитичности (через молодежную субкультуру, формируемую СМИ, и гламурную печатную, видео- и аудиопродукцию, а также через разрушение семейных отношений, охватывающих несколько поколений, насаждение многоролевого стиля поведения, предусматривающего включение в глобальную поп-культуру);

● ускорился процесс заглушения творческих начал и тру­довой основы жизни, замены их потребительством как идеалом существования и стремлением сделать карьеру.

Всё это стало результатом того, что в модернизации современного российского образования одной из главных целей было провозглашено формирование «конкурентной личности». Что такое «конкурентная личность» в современном мире, думается, понятно без разъяснений, поскольку люди начинают жить и действовать по принципу «человек человеку – волк». Уже сам по себе этот факт свидетельствует о том, что в рамках либеральной парадигмы создать современную образовательно-воспитательную систему как непрерывный процесс подготовки к жизни новых поколений, которым предстоит обеспечить преемственность веры, ценностей, укладов поведения, идеалов и устремлений, то есть всего того, что и составляет суть любой цивилизации, невозможно.

Главное же последствие осуществляемого реформаторства – это снижение интеллектуального потенциала страны. Здесь уместно отметить, что возрождение антиинтеллектуализма – одно из прямых следствий глобализма по-американски. Но почему возрождение?

Дело в том, что антиинтеллектуализм имеет давнюю историю. Еще в 1642 году пуританский священник Джон Коттон писал: «Чем более учен и многоумен человек, тем более подвержен он влиянию Сатаны». Это, так сказать, религиозное восприятие человеческого интеллекта. А вот его светская интерпретация: «Сила правительства основана на невежестве народа, – утверждал Л.Н. Толстой. – Правительство знает об этом и потому всегда будет бороться против просвещения». Получается, что чем невежественнее, то есть малообразованнее народ, тем сильнее правительство. Особенность современной России состоит в том, что пока еще просвещенным народом пытаются управлять невежды, маниакально приверженные либеральным ценностям, от которых в реальной политике уже давно отказались на Западе, и не желающие учиться на чужих ошибках.

В одном из серьезных трудов об антиинтеллектуализме – книге Ричарда Хофштадтера «Антиинтеллектуализм в американской жизни» (1963) мы находим три постулата, лежащих в основе этого явления: евангелическую церковь, прагматический бизнес и популистскую политику. Религия, как мы знаем, всегда относилась с подозрением к релятивизму, то есть к признанию относительности, условности и субъективности познания, бизнес – к эмпирическому опыту, а политика – к преимуществам специализированного знания или профессионализма. Анализ действительности свидетельствует, что все эти три постулата продолжают иметь место и в современной России.

Третье условие развития высшей школы – не сокращение, а рост численности студентов и, более того, с учетом общественной тенденции, стимулирование прироста молодых, получающих высшее образование, как это делается в Японии, Южной Корее, Скандинавии, да и в самих Соединенных Штатах, где высшее образование становится, по существу, всеобщим и его получает от 80 до 90 процентов молодежи. Российская власть, не желая объективно и критически оценить рекомендации своих западных партнеров и финансовых покровителей, развернула процесс в обратном направлении. И если в «нулевые годы» в общей численности лиц, получающих профессиональное образование в России, студенты составляли примерно 70 процентов, то ставится задача довести эту цифру до 50 процентов и ниже.

В начале ХХI века в России развернулось движение «Образование для всех», инициатором которого явился О.Н. Смолин. Сторонники этого движения не оспаривают необходимость реформирования отечественного образования. Но они выступают против его коренной ломки, равноценной революции, предусматривающей разрушение всего созданного ранее и построение образовательной системы, базирующейся не на отечественных, а на западных образцах. Для профессионального сообщества не секрет, что разработчиков концепции реформирования системы образования подвигло, как уже отмечалось, не столько желание улучшить положение дел в сфере образования, сколько стремление воплотить в жизнь установки, которые содержатся в «Концепции организационно-экономической реформы образования в России». В ней говорится, что главная цель реформ – «слом тоталитарной, административно-командной системы образования и старой (то есть советской. – И.Б.) образовательной политики».

Исходя из этой идеологизированной цели, последовательно и настойчиво проводится курс, губительность которого ежечасно подтверждает практика. За последние десятилетия Россия переместилась с 7 на 42 место по уровню образования. Индекс человеческого потенциала (ИЧП) составляет у нас 0,747, тогда как, скажем, в Канаде – 0,932. Между нами и этой страной находятся еще 70 стран, у которых индекс развития человеческого потенциала выше, чем у России. Изменение статуса образовательных учреждений создало юридическую предпосылку для начала широкомасштабной приватизации в этой сфере, привело к изменению соотношения между государственными и негосударственными образовательными учреждениями, к ослаблению (а в перспективе и к утрате) государственного контроля над одной из важнейших сфер общественной жизни.

Реализация принципа «деньги за студентом» приводит к сокращению числа высших учебных заведений. И прежде всего тех, которые ведут подготовку специалистов по таким нужным обществу, но не пользующимся популярностью специальностям, как инженер, педагог, исследователь, библиотекарь, музейный работник и т.д. Ликвидация вузов, неспособных выжить в условиях резкого сокращения бюджетного финансирования, привела к возникновению безработицы среди преподавателей высшей и средней специальной школы, которые поставлены перед необходимостью смены профессии и рода занятий. Среди студенчества появились лица, не обладающие соответствующей общеобразовательной подготовкой и не способные овладеть программой высшей школы со всеми вытекающими из этого последствиями. Обострилась проблема занятости вузовских выпускников. На повестку дня встал вопрос не «куда пойти учиться?», а «куда пойти работать?».

Сегодняшняя Россия фактически почти ничего реально не производит, поэтому основные вакансии пока еще имеют место в сфере торговли и услуг. Офисная же деятельность (по крайней мере, в крупных городах) заключается главным образом в перекладывании бумажек, набивании документов в Word, в ответах на бесконечные телефонные звонки, в «работе с клиентами», продаже продукции, закупке комплектующих и пр. Всё это, однако, не требует высшего образования.

Поразительно, но все, что здесь описано, происходит в то время, когда в других странах мира усиливается государственная поддержка науки и образования, а повышение образовательного уровня населения рассматривается как приоритетная государственная задача. К тому же международными организациями провозглашается в качестве базового принципа социальной жизни равенство возможностей граждан в получении образования независимо от расы, вероисповедания и социального положения.

Как не вспоминать, что в Советском государстве даже в самые трудные для него годы достаточное финансирование науки и образования считалось одним из обязательных условий поступательного развития общества. Так, за годы Великой Отечественной войны в стране было организовано 240 новых научных учреждений. В послевоенные годы в одной только системе Академии наук СССР возникло 30 новых институтов. В 1950 году в СССР на образование шло 10 процентов национального дохода, тогда как в США – только 4 процента. В начале 50-х гг. относительные расходы на высшую школу в полтора раза превышали американские. Как результат этого из всего фонда научных открытий СССР за 1950–1990 годы 80 процентов было сделано в 50–60-е годы.

Инвестиции в образование всегда рассматривались у нас не только как важнейшее условие улучшения перспектив экономического роста страны, но и как фактор наращивания ее человеческого потенциала. Они имели и собственную ценность, поскольку образование расширяло кругозор молодых людей, обеспечивало им возможность самореализации, способствовало их материальному благополучию и здоровому образу жизни.

Именно поэтому специалисты считали и считают, что данные о грамотности и уровне образования человека являются одним из важнейших показателей качества жизни в стране. В условиях, когда образование и знания составляют основной ресурс человеческого потенциала, можно сказать, что сам человек формирует себя как носителя качеств, составляющих ядро его личности, то есть творческих способностей, интеллектуального уровня, восприимчивости инноваций, умения эффективно использовать информационные технологии и т.п. – словом, того, что составляет суть любого специалиста в современном ее понимании.

В XXI веке всё явственнее стало заявлять о себе бурное развитие информационных технологий, которые радикальным образом изменяют базис производства. Расширяющаяся экспансия «знаниеёмких» отраслей заставила многих исследователей при изучении экономических процессов выделять в качестве самостоятельного «информационный сектор», который включает в себя передовые отрасли материального производства высокотехнологичной продукции и сферу, предлагающую навыки коммуникации и связи, производство информационных технологий и программного обеспечения.

Перспективы развития образования многие исследователи связывают именно с процессом информатизации в его объективно обусловленной форме, в том числе с глобальной информатизацией. Ж. Бэнде, директор Управления анализа и прогнозирования ЮНЕСКО, считает, что в условиях переживаемой современным миром третьей промышленной революции обществу необходима новая образовательная парадигма, отвечающая современным императивам. Ее стержнем должно стать образование для всех в течение всей жизни. Именно такое образование позволит гуманизировать (очеловечить) процесс постиндустриального развития и обеспечит демократическое развитие общества. Перед образовательными учреждениями оно ставит задачу формирования у молодых людей способности адаптироваться к быстро изменяющимся условиям и стремления к знаниям, то есть они должны «учить молодежь учиться». При этом следует остерегаться упрощенного подхода к обучению как к простой сумме начального и непре­рывного просвещения (образования).

Речь, по существу, идет о формировании «обучающегося общества», которое выйдет за рамки разграничительной концепции «трех периодов жизни» (обучение, трудовая деятельность и пребывание на пенсии). Разнообразие формы обучения не только молодежи, но и взрослых людей становится приоритетной задачей общества. Но в этом случае совершенно иную функцию должны нести на себе университеты. Им предстоит пересмотреть свою роль «фабрик» по производству дипломированных специалистов и «башен из слоновой кости» и стать одним из основных генераторов экономического и культурного развития страны, преодоления невежества.

«Невежество, помимо того, что это отсутствие знаний, бескультурье, грубое неведение, необразованность, это еще и несвобода человека. Ничто так не освобождает человека, как знание...» – писал И.С. Тургенев в своих «Заметках». «Когда свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет в самые темнейшие пещеры человечества, тогда, может быть, исчезнут все нравственные гарпии, доселе осквернявшие человечество», – как бы вторит ему Н.М. Карамзин в своем трактате «Нечто о науках».

Устоит ли Россия перед агрессией западноамериканского антиинтеллектуализма, против надвигающегося на нее невежества? Большой вопрос. Вместе с тем следует отметить, что российский многонациональный народ, держась русской культуры, не однажды останавливал западную экспансию против него. Но никогда не страдал западнофобией. Не в нашей традиции с порога отвергать всё иностранное только потому, что оно иностранное. Но не в нашей традиции и унижать русское, российское, падая ниц перед иностранным.

В современных условиях государства по-разному реагируют на необходимость преобразований в образовательно-научной сфере. Исторические, политические, культурные неэкономические особенности оказывают влияние на то, каким образом новые тенденции отражаются на их осуществлении. Считается, к примеру, что существуют три основные модели, отличающиеся друг от друга степенью государственного участия в системе образования и интеграции его с научно-исследовательской деятельностью.

Первая модель, когда роль государства в осуществлении этих процессов незначительна (такая модель характерна для Австралии, Великобритании, США, Японии). Учебные заведения здесь всё в большей степени начинают функционировать именно как своеобразные рыночные структуры, что привело образование к так называемому академическому капитализму. Компании (главным образом транснациональные) начинают активно создавать собственные учебные заведения, называемые корпоративными университетами, готовящими работников по единым требованиям и правилам. Сегодня только в США таких университетов 100, а в мире их число увеличилось за последние десятилетия с 400 до 4000. Не в этом ли направлении действовал в свое время опальный олигарх М. Ходорковский, пытаясь прибрать к рукам Московский социальный университет? Ответ очевиден.

При второй модели государство планирует и осуществляет профессиональное образование и обучение и управляет им (этим путем идут Бельгия, Франция, Италия, Нидерланды).

Наконец, используя третью модель взаимодействия с образованием, государство определяет общие рамки деятельности частных компаний и организаций по осуществлению профессионального образования и обучению молодежи (так дело обстоит в Австрии, Германии, Дании и Швейцарии). При этом учитывается, что если раньше образование ограничивалось довольно коротким отрезком времени (обычно периодом школьного обучения), то сейчас оно стало обязательным для всех и, по существу, непрерывным в течение всей жизни человека, поскольку в условиях быстрых технологических сдвигов точно спрогнозировать структуру спроса на специалистов даже в ближайшем будущем и предсказать появление новых профессий попросту невозможно.

Превращение образования в массовое и непрерывное, по мнению некоторых экспертов, стало одним из примечательных явлений прошлого века. За сорок лет (с 50-х по середину 90-х гг.) почти во всех западноевропейских странах численность студентов увеличилась более чем в 10 раз. Произошел переход от элитарной к массовой системе высшего образования, охватывающей сегодня в разных странах Западной Европы от 1/3 до 2/3 выпускников средней школы. Наиболее существенный рост – 70% с 1985 года – отмечался в Греции, Франции и Великобритании. Этот процесс в совокупности с углубляющимися финансовыми трудностями и ростом конкуренции со стороны частного образовательного сектора вызывает необхо­димость усиливать внимание к оценке эффективности образовательной системы и ее вклада в национальный экономический рост. Такая система в большей степени, чем это было раньше, должна адаптироваться к учету потребностей общества.

К сожалению, Федеральная целевая программа развития образования в РФ на 2016–2020 годы не ориентирована ни на одну из рассмотренных нами моделей государственного управления развитием образовательной сферы. По всей вероятности, вместо многословного закона «Об образовании в Российской Федерации», имеющего множество отсылочных норм, целесообразно разработать «Образовательный кодекс России». В его общую часть следовало бы включить такие разделы, как:

• Функции образования и образовательные потребности;

• Направления стратегического развития образовательной сферы, его ресурсы и организационно-экономические механизмы;

• Система бюджетного финансирования образования;

• Организационные механизмы привлечения внебюджетных средств в образовательную систему;

• Оценка и классификация показателей эффективности использования ресурсов в образовательном учреждении;

• Распределение федерального и регионального трансфертов между образовательными учреждениями;

• Управление инвестиционными процессами в сфере образования;

• Формирование единого научно-образовательного пространства в рамках Союзного государства России и Беларуси, а также в ЕврАзЭс.

Думается, что особое внимание в этом документе следовало бы уделить интеграции образования и науки в высшей школе, выделив в нем, в частности, следующие разделы:

• Развитие научного и технического потенциала высшей школы;

• Кадры науки: основные направления совершенствования;

• Стимулирование научной деятельности ученых высшей школы;

• Государственное регулирование научных исследований в области развития наукоемких отраслей, высоких технологий, инновационной деятельности, безопасности.

Система образования, как считают многие работники высшей школы, отдавшие ей большую часть своей жизни, может и должна играть главную роль в обеспечении идеологической и духовно-нравственной составляющей национальной безопасности России. Однако пока ею управляют бенефициары западных вливаний, она в целом способствует разрушению этой составляющей. Следовательно, президент РФ обязан немедленно отправить экономический блок правительства Медведева в отставку. Абсурдно, что даже находящиеся при правительстве и президенте РФ вузы ведут антироссийскую политику, насаждают ложные теоретические ориентиры и готовят кадры разрушителей своей страны. При формировании органов власти и системы управления научно-образовательными учреждениями главным должен быть критерий патриотической позиции личности, ибо при отсутствии таковой даже высшая профессиональная квалификация может иметь негативное значение. Такой подход должен стать всеобщим принципом кадровой политики государства, которое хочет успешно противостоять разрушающим его силам.

И последнее. Государственная власть обязана по своей принадлежности в кратчайшие сроки обеспечить моральное перевооружение народа, решительно отбросив либеральные догмы «деидеологизации», «толерантности», «приоритета личного интереса над общественным, индивидуального над коллективным» и т.п., следование которым обрекает нацию на деградацию и вымирание.

Игорь Михайлович Братищев,

 доктор экономических наук,

 профессор

10 апреля 2016 года

Литература:

1.     Турченко В. «Реформы» образования – это деградация России. «Молодая гвардия», 2014, № 7–8. С. 162–178.

2.     Джордж Оруэлл (1903–1950) – английский писатель и публицист. В 1949 году опубликовал роман-антиутопию, в котором изобразил будущее мировое сообщество, идущее на смену капитализму, как тоталитарный иерархический строй, антигуманный в своей сущности.

3.     Фурсов А.И. «Реформа» образования сквозь социальную и геополитическую призму. «Наш современник», 2012, № 1. С. 234.

4.     Братищев И.М. Славянский экспресс направляют в тупик. «Молодая гвардия», 2015, № 10.

5.     Таманин Д. «Все больше наглости. К итогам Гайдаровского форума». «Слова и Дела», 2016, № 6.

6.     Братищев И.М. «Болоньезация», или Во что превращают российское образование либерал-радикальные реформаторства. «ЭФГ» № 6–7/2005.

7.     «Программа повышения конкурентоспособности ТюмГУ (5-100)» и аналогичные документы, размещенные в Интернете.

8.      http//regnum.ru/news/polit/1978615.html