ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН К 70-летию окончания Второй мировой войны
Ушел в историю двадцатый век. Человечеству он принес гигантские потрясения, главным из которых явилась Вторая мировая война. По сравнению с ней русско-японская война 1904–1905 гг. – мелкий эпизод. Но шрам на русском сердце, оставленный в 1904–1905 гг., не рассосался и в полной мере отозвался и на ходе Второй мировой. Оказавшись союзником России в годы Первой мировой, Япония предприняла несколько лицемерных реверансов в виде возвращения (разумеется, не бесплатно) нескольких кораблей, поднятых после войны 1904–1905 гг. и введенных в состав флота микадо. Это не оказало заметного влияния на боеспособность нашего флота – на дворе была уже другая война, в которой устаревшие корабли не могли играть существенной роли. Истинное же лицо японский империализм продемонстрировал после Октябрьской революции, оккупировав значительную часть Сибири и Дальнего Востока. Владивосток был освобожден только в 1922 году, и японцы, несмотря на все чинимые ими зверства, убрались восвояси, поскольку почувствовали, что война против народа не выигрывается. Однако итоги Портсмута продолжали действовать ─ половина Сахалина и Курилы оставались принадлежностью Японии. До 1925 года под японской оккупацией находился и Северный Сахалин. Установление нами дипломатических отношений с рядом «великих держав» к 1925 году и изоляция Японии в связи с разрывом союзного договора с Англией заставили самураев со скрежетом зубовным очистить Северный Сахалин, но напряженность от этого только возросла. Продолжая строить свою политику под лозунгом «Хакко Итио!» («Весь мир под японской крышей»), японцы превратили все отношения с Советским Союзом между двумя мировыми войнами в бесконечную цепь провокаций. Любые напоминания с нашей стороны о договорных обязательствах встречали презрительное: «Война перечеркивает все договоры. Вы потерпели поражение, и давайте исходить из сложившейся на сегодняшний день обстановки». А обстановка была такова, что Корея и Маньчжурия, превратившиеся в колонию Японии под названием Маньчжоу-Го, представляли собой постоянный плацдарм для возможного броска японцев в наше Приморье. Располагая мощным флотом, японцы в любой момент могли обеспечить надежное прикрытие с моря крупным десантным операциям, по сравнению с которыми переброска войск на материк во время русско-японской войны – детские шалости. Аппетиты японцев простирались не только на Приморье и Камчатку, но и на всю Сибирь до Урала. Западнее же Урала нашу территорию намеревалась «освоить» союзница Японии ─ гитлеровская Германия. В исторических справочниках началом Второй мировой считается 1 сентября 1939 года – день нападения Германии на Польшу. При этом совершенно незаслуженно опускается более ранняя дата ─ 7 июля 1937 г. – нападение Японии на Китай. Основная тяжесть удара пришлась на 29-ю гоминьдановскую армию, которой командовал генерал Сун Чжэ-юань. Понеся большие потери, 29-я армия оставила Тяньцзинь и Пекин. Выйдя на оперативный простор, японцы повели наступление как в южном направлении ─ вдоль железнодорожных линий на Нанкин и Ухань, так и на севере – на железнодорожный узел Датун. Стратегический план японского руководства, проводимый в жизнь, вырисовывался достаточно отчетливо: захват провинций Хэбэй, Шаньси и Шаньдун и создание там марионеточного государства наподобие пресловутого Маньчжоу-го. Если бы это удалось, «милые самурайчики» получили бы великолепную возможность для развития дальнейшей экспансии – завоевания советского Дальнего Востока и Монгольской Народной Республики с последующим отторжением от СССР всей Восточной Сибири. Легко заметить при этом, что мощные военно-морские силы Японии в упомянутом «северном варианте» участвовали минимально. Поэтому оставалась угроза реализации «южного варианта»: используя в качестве отправной точки Шанхай (так же, как хорошо знакомый еще с 1900 года путь на Пекин через Тяньцзинь), двинуться от побережья вдоль Янцзы навстречу группировке, уже ведущей наступление на Нанкин и Ухань с севера, от Пекина. Для этого японский флот уже заблокировал все южные китайские порты. Правительство СССР заключило с гоминьдановским правительством договор о ненападении и предоставило ему материальную и техническую помощь. Были оборудованы перевалочные базы в Урумчи, Хами и Ланьчжоу. Самолеты доставляли снаряжение в Шэньси и Сычуань, откуда оно перебрасывалось на фронт. Позднее была построена железная дорога, проходившая по древнему караванному пути через Синьцзян. В перебросках участвовали сотни советских летчиков, тысячи водителей автомашин и железнодорожников. Но этим помощь Китаю не ограничивалась. Для возможного броска на советский Дальний Восток японцами в Маньчжурии была сосредоточена отборная Квантунская армия, уже в начале войны насчитывавшая около полумиллиона человек и не участвовавшая в боях. Ей противостояла советская Дальневосточная армия, сосредоточенная в Приамурье и образовывавшая заслон на пути в Приморье. Наличие нашей Дальневосточной армии сковывало Квантунскую армию, лишенную свободы маневра: а вдруг русские не ограничатся договором о материальной помощи и ударят в тыл? Реализация обоих вариантов, и «северного», и «южного», явно затягивалась, что крайне раздражало самурайских стратегов. Особенности японской экономики не позволяли рассчитывать на затяжную войну. Только внутриполитическая ситуация в России в 1905 году позволила Японии выйти из войны победительницей, к тому же при активной поддержке Англии и США. Но самураи не забыли того ужаса, который они испытывали при виде сосредоточения миллионной российской армии на маньчжурских границах и явном надрыве собственной экономики уже к весне 1905 года. Кроме того, они очень хорошо понимали, что союзнички вроде англичан и американцев будут их поддерживать только до тех пор, пока сами будут видеть выгоду от общения с Японией. Старинное английское правило: иметь союзником только заведомо слабейшего партнера – сработало и здесь. Но политика политикой, а экономика экономикой – потребности Японии более чем наполовину удовлетворялись за счет импорта из США и Англии. Чтобы получить независимый от этих сомнительных «друзей» доступ к источникам сырья и энергоресурсов, требовалась новая военная экспансия. Развязывать новую войну против СССР без их поддержки не очень-то хотелось. Как быть? Закон империалистического «гадючника», ничем не отличающийся от законов бандитской шайки, предписывал: бей слабейшего. Кого? Лучшей «кандидатуры», чем Китай, не просматривалось. Кроме того, позарез нужны были новые союзники, и, само собой, особые надежды возлагались на крепнущий в Европе фашизм. Рыбак рыбака видит издалека – и японская дипломатия что есть силы обхаживала немцев и итальянцев. Но до поры до времени необходимо было не нарываться на раздражение со стороны англичан и американцев – про импорт-то забывать нельзя! Отсюда – громогласные заявления о «жесткой линии» в отношении Советского Союза, но первым делом – подготовка к «блицкригу» против Китая. Антисоветская пропаганда в Японии на протяжении всех 30-х годов доходила буквально до истерики. Каждому японцу вдалбливали в сознание и подсознание, что Советский Союз только и озабочен уничтожением территориальной целостности Японии, мечтает о ликвидации «божественного» государственного устройства, спит и видит, как бы сбить Японию с «императорского пути». Во всем этом оголтелом идиотизме была здравая нота, отражавшая страх перед пересмотром итогов Портсмута. Чуяла кошка, чье мясо съела! Секретные документы тех времен, всплывшие на послевоенном Токийском трибунале 1946 года (аналоге Нюрнберга), убедительно доказывают всю омерзительность имперских амбиций Японии образца 30-х. Юкио Касахара, японский атташе в Советском Союзе, в секретном докладе для генерального штаба весной 1931 года высказывался за войну с СССР и писал о ее целях следующее: «... мы должны продвинуться, по крайней мере, до озера Байкал... Если мы остановимся на линии озера Байкал, империя должна будет решиться и быть готовой рассматривать дальневосточные провинции, которые она захватит, как часть собственной территории империи»... Не правда ли, скромненько, но со вкусом! Двумя годами позже, в 1933 году, военный министр, ярый фашист генерал Араки, заявил на совещании губернаторов префектур, что «Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом, поэтому для Японии необходимо обеспечить себе путем военных захватов территории Приморья, Забайкалья и Сибири». Мало не покажется! Во время перекрестного допроса на Токийском трибунале Ю. Касахара пояснил, что в генеральном штабе «между начальниками отделов и отделений существовала договоренность о том, что подготовка к войне с Россией должна быть завершена к 1934 году». Итак, к середине 30-х годов японцы были готовы «накрыть своей крышей» всю нашу территорию до Урала. Однако их не могли не смущать дружественные отношения СССР и Китая (пусть Китая гоминьдановского, ставшего после смерти Сунь Ят-сена в 1925 году антикоммунистическим и проамериканским, но, тем не менее, охотно заключавшего договоры с СССР о дружбе и взаимопомощи), а тем более СССР и Монголии, вставшей на путь социализма. Конечно, можно было орать до посинения о «руке Москвы», насаждающей большевизм в Азии (кривые «руки Токио», насаждающие «божественное» рабство, ничем не отличающееся от расовых доктрин Гитлера и Муссолини, разумеется, не в счет), но лезть на СССР, имея в тылу Китай и на фланге Монголию, было бы «недостаточно осмотрительно». Посему – бей слабейшего! И в 1937 году Япония нападает на Китай, помня 1894 и 1931 годы и располагая теперь куда большими военными возможностями. В целом военные действия в Китае разворачивались успешно для японцев: в октябре 1937 года пал Шанхай, в декабре – Нанкин, и правительство Чан Кай-ши было вынуждено перебраться в Ухань. К концу 1937 года потери гоминьдановских войск составили около 300 тысяч человек, причем число пленных было крайне незначительно. Зная о зверствах противника, китайские солдаты сражались с исключительной самоотверженностью, несмотря на бездарность генералов и никудышное вооружение и техническое оснащение. Война превращалась в народную, японцы всё сильнее вязли в партизанских действиях, несмотря на все свои преимущества. Зная о планах войны против СССР, детально разрабатывавшихся с 1928 года (сразу после прихода к власти правительства Гиити Танака), наша дипломатия многократно предлагала, начиная с того же 1928 года, заключить пакт о ненападении. Предложения неизменно отклонялись под самыми издевательскими предлогами. Например, в 1928 году ответ Танака был таков: «Для этого еще не пришло время. События должны развиваться постепенно. Не будем торопиться. Если сразу слишком высоко забраться, можно и упасть». 31 декабря 1931 года, воспользовавшись проездом через Москву министра иностранных дел Японии Иосидзава, НКИД снова предложил заключить советско-японский пакт о ненападении. При этом было заявлено, что СССР уже заключил пакты о ненападении и нейтралитете с Германией, Турцией, Афганистаном, парафировал пакт с Францией, что ведутся переговоры с Финляндией, Латвией, Эстонией и Румынией. «Мы будем связаны пактами со всеми соседями. Япония является единственным соседом СССР, который не заключил с ним пакта о ненападении и не ведет переговоров о таком пакте. Такое положение является ненормальным». Переговоры о пакте длительное время вел полпред А.А. Трояновский. Представители японского правительства откровенно их затягивали, выдумывая различные предлоги, вроде «желательности заключения союза между Японией, СССР и Германией» или же «союза между Японией, СССР и Маньчжоу-Го». Наконец, спустя год (!), 13 декабря 1932 года предложение о заключении пакта было опять отклонено под предлогом того, что Япония и СССР являются участниками многостороннего пакта Бриана – Келлога и это делает якобы излишним заключение специального пакта о ненападении. Здесь же приводилось соображение о том, что «еще не созрел момент для заключения пакта о ненападении». Явная противоречивость своих собственных заявлений нисколько не смущала японских дипломатов с их пресловутой «азиатской хитростью». Правда, в данном случае значительно точнее было бы выражение не «хитрость», а «подлость и издевательство». Материалы Токийского и Хабаровского процессов неопровержимо доказали: «как оккупация Маньчжурии, так и вторжение в Китай исходили из конечной стратегической цели Японии – войны против СССР». Война стояла на пороге советского Дальнего Востока, а достаточных сил для отражения возможной агрессии у нас тогда не было. За два года (1936–1937) на границе СССР и оккупированной японцами Маньчжоу-Го было зафиксировано 231 нарушение, из них 35 крупных боевых столкновений. За 1938 год, до событий на Хасане, со стороны японской военщины было зафиксировано 40 случаев нарушения воздушного пространства СССР, совершено 124 нарушения на суше и 120 – на море. За это время было спровоцировано 19 боевых столкновений. Пограничниками задержано 1754 (!) агента японской разведки. И вот такая обстановка оценивается теперешними «исследователями» как состояние агрессии не со стороны японцев, а со стороны СССР, как якобы «неизбежное для тоталитарного режима»! Советское правительство даже в этой сумасшедшей обстановке старалось сохранить мир на дальневосточных границах. 4 апреля 1938 года СССР (в который уже раз!) предложил Японии мирным путем разрешить все спорные вопросы. Предложение было проигнорировано. Японцам было не до того – они были заняты военными операциями против Китая. Но наше Приморье именно в этот момент представило для них такой лакомый кусок, который нельзя было пропустить. По-видимому, ориентируясь на память о 1904 годе, они попытались проверить надежность нашего дальневосточного заслона: в 1938 году была устроена крупная провокация у озера Хасан, где японская ударная группировка перешла советско-корейскую границу и устремилась на высоты Заозерная и Безымянная. С 31 июля более недели японские войска удерживали Безымянную и Заозерную. Контратаки частей Красной Армии и пограничников были безуспешными. 6 августа началось новое наступление советских войск на высоты во второй половине дня. В ходе тяжелых боев с упорно сопротивляющимся противником в течение недели вся советская территория было очищена от японцев. Дольше всего сопротивлялись японцы в районе Заозерной. К 14 августа огонь был повсеместно прекращен, и в течение нескольких дней велись переговоры о демаркации спорного участка границы. Хотя удар, полученный японцами, и был достаточно сокрушительным, в Москве никоим образом не пребывали в эйфории. 31 августа состоялось заседание Главного военного совета РККА. На повестке дня стоял главный вопрос: «О событиях в районе озера Хасан». События этих немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии ДК Фронта (Дальневосточного Краснознаменного. – Прим. ред.)... Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен. В результате такого недопустимого состояния войск фронта мы в этом сравнительно небольшом столкновении понесли значительные потери: 408 человек убитыми и 2807 человек ранеными». Основными итогами обсуждения повестки дня стало расформирование Управления ДКФ и отстранение от должности командующего, маршала Блюхера. Суровость высшей власти СССР в связи с недостаточной боеготовностью Дальневосточной армии не заслоняет политического и стратегического значения хасанских событий. Впервые в эпоху империалистических экспансий Япония, получив мощный удар, была вынуждена отказаться от намеченных планов. Это повлияло как на ход войны в Китае, так и на мировую расстановку сил. С одной стороны, отказавшись от броска в наше Приморье, японцы активизировали военные действия в Китае. С другой стороны, передышка, полученная китайцами в августе 1938 года, позволила им расширить партизанские действия и, несмотря на все военные успехи японцев, обречь противника на затяжную войну, в которой шансов на решительную победу у Японии не было. К середине 1939 года сложилась довольно странная ситуация «треугольника», когда все воевали против всех: японцы вместе с китайскими предателями и марионетками – против коммунистов и ядра Гоминьдана (лидером которого всё еще считался Чан Кай-ши, несмотря на значительные разногласия в руководстве); Гоминьдан – против японцев и коммунистов; коммунисты – против японцев и Гоминьдана. Именно в это время японцы, воспользовавшись пассивностью противника, попытались снова осуществить вариант «северный», но теперь через Монголию. Руководство Квантунской армии неплохо разбиралось в международной политике. Как и сорок лет назад, они прекрасно видели: Запад, прежде всего Англия и США, весьма одобрительно относится к их агрессивным намерениям на Дальнем Востоке. Открытие крупномасштабных военных действий против Китая в 1937 году (а оно было осуществлено именно Квантунской армией, самой сильной и опытной боевой единицей японских сухопутных войск) привело к власти новый кабинет министров в Токио, то есть потащило за собой политиков. Подобная же комбинация на Хасане уже против нас не удалась, но стратегия японских милитаристов от этого нисколько не изменилась. Чувствуя себя ударным отрядом «мирового порядка» (разумеется, порядка империалистического), они рассматривали развязывание войны против СССР как коллективной акции с вовлечением Германии и Италии в непосредственные военные действия на Западе и оказанием всемерной помощи со стороны Англии и США. События в Китае достаточно убедительно подтверждали эту концепцию, а неудача на Хасане трактовалась как досадный промах, который надлежало исправить как можно более тщательно. Тем более что переговоры с Италией и Германией о заключении прямого военного союза, интенсивность которых весной 1939 года резко увеличилась, должны были в случае успеха в Монголии получить самое благоприятное для Японии завершение. План вторжения в Монголию предусматривал привлечение внимания советского командования к району Халхин-Гола, а после удачного завершения операции, ввиду ослабления приморского театра военных действий, – молниеносный удар в направлении на Хабаровск и овладение Приморским и Уссурийским краями. Дальнейшее известно. Военные действия на Халхин-Голе с 22 июня по 31 августа 1939 года вместили в себя и массированные воздушные бои, и молниеносные танковые атаки, и рассечение вражеской группировки на части, и отчаянные схватки на внешнем кольце окружения, где японцы пытались деблокировать «котел» ударами из Маньчжурии, и борьбу за каждую сопку, каждый окоп, каждый блиндаж. Японцы сражались до последнего патрона, предпочитали не сдаваться в плен, а кончать жизнь самоубийством. Так что при подведении итогов у нашего командования были все основания признать подготовку рядового и младшего командного состава противника очень хорошей. Но вот представление о боеспособности наших войск у японцев явно отстало от времени и осталось на уровне русско-японской войны 1904–1905 гг. С обеих сторон участвовало в боях до 815 самолетов, свыше 1000 орудий и минометов, около 132 тысяч человек, 1065 танков и бронемашин. Японцы потеряли на Халхин-Голе около 61 тысячи убитыми, ранеными и пленными. Советско-монгольские войска – 18,5 тысячи человек убитыми и ранеными. 15 сентября 1939 года в Москве было подписано соглашение о ликвидации конфликта. Удары по Квантунской армии могучим эхом отозвались во всем мире. Во-первых, радикально поменялась позиция японского руководства по отношению к СССР и к своим военным. Командующий Квантунской армией генерал Уэда и начальник штаба генерал Исойя были отправлены в отставку. Ряд японских военачальников, непосредственно планировавших и руководивших операциями на Халхин-Голе, покончили с собой традиционным обрядом харакири. Самураи хорошо запомнили уроки 1939-го. Отныне в Токио перестали прислушиваться к сиренам из штабов армии, прельщавших правительство соблазнительными перспективами легкого похода на север против СССР. Халхин-Гол начисто стер в памяти японских вояк представление о нашем солдате, которое они создали по опыту русско-японской войны 1904–1905 годов. Небольшая река, затерявшаяся где-то в Азии и до тех пор известная разве что дотошным географам, стала классическим примером полководческого искусства, достоянием учебников военной тактики. Подвиг Г.К. Жукова, удостоенного за эту победу звания Героя Советского Союза, не только ликвидировал опасность, нависшую над союзной нам Монгольской Народной Республикой, но и стабилизировал всю обстановку на Дальнем Востоке. Теперь «милые самурайчики» перестали считать войну против СССР своей главной стратегической задачей. Командиры и красноармейцы, преподавшие им предметный урок летом 1939 года, избавили нашу страну от нашествия еще и с востока после 22 июня 1941 года. Павшие в тех боях бессмертны – ценой своих жизней они спасли многих от верной гибели, если бы Япония пошла войной против нас вместе с Германией. Из вероятных противников для будущей военной экспансии, выбираемых всё по тому же принципу «бей слабейшего», Япония выбрала… США! Теперь, по прошествии 70 лет после окончания Второй мировой, современным аналитикам зачастую кажется диким, что Япония осмелилась напасть именно на США, – силы-то вроде несоизмеримые! Но тогда, в 1941 году, как и в 1939-м, всё выглядело несколько иначе: Япония, будучи не просто готовой к войне, но уже ведущей войну, стремилась получить от своей готовности максимум эффекта. Завязнув в Китае и получив Хасан и Халхин-Гол, самураи уже не надеялись на такой эффект с «этого фронта». К тому же гитлеровское руководство еще до начала наступления советских войск на Халхин-Голе (к середине августа 1939 года) отвергло предложение Токио подписать тройственный военный союз в составе Германии, Италии и Японии. Берлин предпочел пойти на заключение пакта о ненападении с Советским Союзом, подписанного 23 августа 1939 года. У Гитлера были свои резоны: фашистская Германия полностью подготовилась к нападению на Польшу и необходимо было развязать себе руки гарантиями СССР. Что бы ни вопили современные «нейролингвисты» по поводу советско-германского договора о ненападении, объективно пакт этот внес замешательство в лагерь агрессоров, привел к тому, что они не вступили одновременно во Вторую мировую войну. В Японии правительство Киисиро Хиранумы, при котором был затеян Халхин-Гол, 25 августа 1939 года ушло в отставку. Озлобление в Токио против «вероломного союзника» – Германии было просто неописуемым. Подавая в отставку, Хиранума заявил: «Сталин ловко поссорил Германию с Японией и тем самым предотвратил войну СССР на два фронта». После Халхин-Гола произошло временное совпадение японских тактических планов на предмет отказа от войны против СССР, продиктованное раздражением против циничных партнеров по оси «Берлин – Рим – Токио». В конце сентября 1940 года состоялось заседание Тайного совета Японии под председательством императора Хирохито. Выбор времени для этого экстренного заседания не случаен – к сентябрю 1940 года потерпела сокрушительное поражение Франция и для Японии открылась исключительно благоприятная возможность для оккупации Французского Индокитая. Привлекательность «южного варианта» благодаря успехам Гитлера в Европе чрезвычайно возросла, следовательно, возросли и шансы на укрепление почти сломавшейся «оси». Соответствующее соглашение было подписано. Император, подводя итоги совещания, сформулировал основную линию политики Японии на ближайшую перспективу: использовать Германию и Италию в своих интересах, не спеша идти навстречу интересам партнеров. Стратегический план японского руководства сводился, таким образом, к следующему: пока Германия будет связана войной против Советского Союза, причем война эта не будет ни молниеносной, ни легкой, Япония успеет за это время успешно продвинуться в южную часть Индокитая и использовать его территорию как плацдарм для захвата Южных морей, затем установить контроль над всей Азией и, главное, пробиться к индийской нефти. Нельзя не заметить, что принятая в 1940 году стратегия неминуемо сталкивала Японию с Англией и США, интересы которых в Южных морях были не только обозначены, но и активно реализовывались уже в течение длительного времени. Так что же самураи потеряли чувство реальности? Нет и еще раз нет! Уже завязнув в длительной войне с Китаем, японская военщина ясно представляла себе, что война против СССР не может дать ей быстро, в соответствии с планами борьбы за мировое господство, необходимых источников сырья. Своих же ресурсов, позволяющих вести длительную войну, у Японии не было. Кроме того, опыт Хасана и Халхин-Гола показал, что против Советского Союза будет крайне трудно завоевать господство в воздухе, чему японские стратеги придавали особое значение (здесь, надо признать, их военно-морская доктрина оказалась впереди англо-американской и немецкой – те продолжали уповать на артиллерийскую мощь линкоров, тогда как самураи сделали ставку на авианосцы. Представляя себе, что всё советское Приморье может быть покрыто сетью фронтовых аэродромов, они резонно полагали, что все административные центры Японии, и в первую очередь Токио, будут легко достижимы с воздуха. Конечно, было бы наивно считать, что подобные соображения остановят самурайских авантюристов. План нападения на СССР был тщательно разработан под названием «Кан-то-Куэн» («особые маневры Квантунской армии»). Все резервы мобилизации были использованы, как и суда общим водоизмещением 800 тысяч брутто-регистровых тонн. Порты Кореи, Маньчжурии и Курил (вот они, результаты войны 1904–1905 гг.!) предполагалось «на всю катушку» использовать для переброски войск вторжения. По численности Квантунская армия составляла 35 процентов от всего личного состава японских сухопутных сил, половину военно-воздушных сил, две трети танков. Общая численность Квантунской армии на конец 1940 года составила около 1100 тыс. человек. Командовал Квантунской армией генерал Иосидзиро Умэдзу, наиболее яростный сторонник нападения на СССР среди самурайского руководства, характеризующийся западными военными атташе как «восточная версия Бенито Муссолини». Несмотря на Хасан и Халхин-гол, он считал, что «северный вариант» – единственно правильная стратегия. Забегая вперед, добавим, что Умэдзу оставался верным своим убеждениям вплоть до 1945 года и всячески противился переброске сил Квантунской армии на южный театр военных действий. Когда «нейролингвистические» новоявленные историки заявляют, что к моменту вступления СССР в войну против Японии Квантунская армия была существенно ослаблена переброской сил на юг, они нагло передергивают факты. Можно говорить только о переброске техники, да и то в весьма ограниченных размерах, что же до личного состава – это мог допустить кто угодно, только не Умэдзу. После денонсирования пакта о нейтралитете с СССР и капитуляции Германии Умэдзу получил повышение: он возглавил Генеральный штаб. Между прочим, именно Иосидзиро Умэдзу был уполномочен подписывать капитуляцию Японии 2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» вместе со злополучным Мамору Сигэмицу, возглавлявшим в тот момент министерство иностранных дел. Умэдзу, кроме всего прочего, входил в Высший военный совет императора, имевший во время войны все полномочия власти и именовавшийся «Большой шестеркой». Даже западные лживые писаки, всячески умаляющие роль Советского Союза во Второй мировой, и те характеризуют Умэдзу как «ответственного за все несчастья, охватившие нацию». Задним числом, конечно же, характеризуют. А то, что сам факт придания особых властных полномочий фигурам вроде Умэдзу уже означал признание японским милитаризмом особой стратегической роли Советского Союза, разумеется, не в счет. Для нас наибольший интерес представляет участие СССР в войне против Японии. Будучи под постоянной угрозой войны на два фронта, мы свято соблюдали соглашение о советско-японском нейтралитете, подписанном в Москве 13 апреля 1941 года. Надо ли при этом напоминать, что это соглашение без устали нарушалось с японской стороны: наши торговые суда практически не могли выйти в Тихий океан. Японские подводники, точно так же, как их немецкие коллеги, действовали по принципу: «Топи их всех!» То есть сначала транспортное судно торпедируется, причем без всяких предварительных переговоров, затем подлодка всплывает и расстреливает всех, кто еще просматривается на поверхности. Никакой информации о нападении никто из очевидцев сообщить не должен! Поэтому от многих кораблей не осталось ничего, кроме обрывков радиограмм. Рассчитывать на эффективное конвоирование транспортных караванов не приходилось – перевес японцев на море был чересчур велик. Общее число потерянных на Тихоокеанском театре советских торговых кораблей с 1941 по 1945 год (к моменту капитуляции Японии) составило около 180 единиц. Правда, не следует думать, что наш Тихоокеанский флот был таким уж беспомощным, просто в силу принятой в 30-е годы военно-морской доктрины он снаряжался кораблями в основном малого тоннажа. Иначе говоря, его главной задачей была оборона наших дальневосточных рубежей, но не дальние походы и крупномасштабные операции, требующие больших кораблей. В его составе были 2 крейсера, «Каганович» и «Калинин», 13 эскадренных миноносцев, 78 подлодок, 204 торпедных катера, большое количество десантных судов, сторожевиков и тральщиков. При умелом использовании эти корабли представляли собой достаточно грозную силу. Кроме того, зная о введении в строй самого мощного в мире линкора типа «Ямато», вооруженного 18-дюймовыми орудиями главного калибра, наши кораблестроители приняли программу строительства новых линкоров типа «Советский Союз», призванных уравновесить потенциал с японцами на Тихом океане. Но программа не была выполнена — помешала война. А ведь в одном из вариантов проекта линкоры для Тихоокеанского флота должны были быть вооружены 20-дюймовыми орудиями главного калибра и иметь стандартное водоизмещение 80 тысяч тонн. Готовность головного корабля серии на 22 июня 1941 года составляла 20%. Ни одному из этих линкоров не суждено было быть введенным в строй, к счастью или к сожалению – судить трудно. Но то, что великие традиции российского военного флота не были забыты и в советском военном флоте, – это несомненный факт. История распорядилась так, что мощь военно-морского флота Японии предстояло сокрушить нашему пусть и ненадежному, эгоистичному и в общем враждебному, но все-таки союзнику – Соединенным Штатам. Несмотря на массу наделанных ошибок, американский флот к весне 1945 года справился со своей задачей. Достаточно эффектным финалом было потопление 7 апреля 1945 года суперлинкора «Ямато» всё теми же силами палубной авиации. Могучий Императорский флот Японии перестал существовать.
Григорий Николаевич ЗМИЕВСКИЙ, кандидат технических наук, член Президиума РУСО
|