Шаповалов о новом суде над Ярузельским

14 мая Варшавский окружной суд в очередной раз попытается ответить на фундаментальный для Польши конца ХХ века вопрос, было ли легальным  введение в стране 13 декабря 1981 года военного положения.

Подготовка к этому процессу велась ускоренными, молниеносными темпами. Обвинения предъявлены 84-летнму экс-президенту Польши, фронтовику, прошагавшему от Ленино до Берлина, генералу армии Войцеху Ярузельскому, а также генералам Флориану Сивицкому, Тадеушу Тучапскому, Чеславу Кищаку и бывшим членам Госсовета – всего восьмерым человекам. Самому молодому из них – 80 лет, наиболее пожилому – 91.

В феврале генерал Ярузельский находился в военном госпитале с воспалением легких и с проблемами сердца. Его самочувствие и сегодня очень неважное. «Мне кажется, – заявила супруга генерала Барбара, – что у мужа нет большого желания жить дальше. У него нет воли тянуть этот смердящий воз: один судебный процесс следует за другим. Нужно ли в этой ситуации здоровье?»

Ярузельского и его соратников обвиняют в том, что они «руководили преступной вооруженной организацией, призванной творить беззаконие» (и, мол, творили, интернируя активистов «Солидарности», закрывая газеты, ограничивая гражданские права).

По мнению юристов, такие обвинения предъявляют, как правило, гангстерам, а не политикам.

Генерал Ярузельский выразил убеждение, что судебный процесс будут стремиться довести до конца, причем несмотря ни на что. «Я повторяю, – сказал Ярузельский, – что беру на себя ответственность. Хочу дождаться если не конца процесса, то возможности объясниться, чтобы не оставить обвинения без ответов». Генерал предложил вернуть дело на доследование Институту Национальной памяти и заслушать лидеров мира того периода: экс-президента СССР Михаила Горбачева, бывшего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, экс-госсекретаря США времен президентства Рейгана Александра Хейга, бывшего канцлера Германии Гельмута Шмидта. Суд отверг это предложение, назвав его уклончивым, что вызвало протест адвокатов.

Очевидец событий военного положения журналист-международник Анатолий Петрович ШАПОВАЛОВ, который в 1979–1986 годы заведовал отделением ТАСС в Варшаве, согласился ответить на вопросы «Экономической и философской газеты».

– Известно, что споры историков и юристов о законности введения военного положения тогдашним лидером Польши генералом Войцехом Ярузельским не утихают до сих пор. Они даже разгораются с новой силой. Почему?

– Да. Новые власти добились того, чтобы против генерала армии Войцеха Ярузельского вновь было возбуждено уголовное дело. И что примечательно – специальная комиссия сейма после пятилетнего расследования вынесла в 1996 году решение: «введение военного положения было оправданным». И ведь подавляющее большинство поляков, согласно опросам, признало решение генерала Ярузельского верным и необходимым – как наименьшее зло в тогдашней обстановке.

– Чем все это можно объяснить?

– На знамени победившей партии «Право и справедливость», которой руководят братья Качиньские, не случайно было написано: произвести расчеты как с коммунистами, правившими до 1989 года, так и с посткоммунистами, взявшими власть после 1989 года, то есть практически со всеми, будь то бывшие президенты – генерал Ярузельский или капрал Войска Польского Валенса. Экс-премьер Ярослав Качиньский даже требовал разжаловать Ярузельского в рядовые, хотя его брат-близнец Лех, занимающий должность президента, считал, что наказание должно быть символическим. Валенса выступил против такого рода преследований. Он предостерег: ведь другие, которые придут к власти, тоже могут попытаться «рассчитаться» с нынешней властью, то есть братьями Качиньскими.

Тем не менее власти внесли в сейм предложение лишить Ярузельского привилегий, полагающихся ему как бывшему главе государства, а также генеральского звания. Просто поразительно, поставили в вину и недавнюю поездку на могилу отца, похороненного в Алтайском крае. По мнению нынешних польских властей, генерал, пребывая и выступая в России, наглядно продемонстрировал, что «основная его жизнь – это измена». Ярузельский, мол, – «человек империи зла, даже тогда, когда это зло пало».

Надо отдать должное Леху Валенсе. Он заявил, что против подобного рода сведения счетов. Политики не имеют права навешивать ярлыки. Изменниками занимаются спецслужбы, а жуликами – полиция. Только суды имеют право выносить приговоры. Иначе придут другие, которые затем спросят с тех, кто творил беззаконие.

Самого Валенсу, кстати, в очередной раз обвинили в сотрудничестве со спецслужбами социалистической Польши. И тоже несмотря на тот факт, что специальная комиссия сейма не нашла доказательств такого сотрудничества.

Я по сей день поддерживаю контакты и с генералом, и с капралом. Неоднократно встречался и брал у них интервью. Убежден, что бывшие президенты – личности-антиподы, но оба внесли огромный вклад в становление Польши. Им памятники надо бы ставить, а не судить.

– Каким был день 13 декабря 1981 года?

В 6.00 утра генерал Ярузельский, выступив по телевидению, объявил о введении военного положения, подчеркнув: «Это не чье-то, а именно польское решение. Принятый шаг, конечно, зло, но зло меньшее, чем надвигающаяся глобальная катастрофа. Это спасение Польши».

Европа, США, весь мир, хотя и подняли пропагандистский шум, втайне облегченно вздохнули. То была развязка, позволившая сохранить мир и международную стабильность.

Не только поляки – весь мир был поражен, как тогда говорили, блистательным введением военного положения. Всё действо длилось с полуночи до шести утра. Военные отключили связь (правда, по распоряжению Ярузельского отделению ТАСС были оставлены польский правительственный телефон, телексная и телетайпная связь, что обернулось для нас нашествием коллег, жаждущих связаться с Москвой). Одновременно велось интернирование (всего 23 тысяч человек), причем не только лидеров и активистов "Солидарности", но и ПОРП (быть может, в отместку за то, что не сумели договориться и привели страну на край пропасти). Большинство брали, как говорится, тепленькими, с постели. Не обходилось и без возгласов «рятуйте!» («спасайте!»), исходящих в основном от женщин. Когда интернировали яростного советника «Солидарности» Яцека Куроня, он долго допытывался у бравого офицера (напомним, Войско польское – самая элегантная армия в мире): "Скажи, ты русский или поляк?" "Успокойтесь, – ответил офицер, – я поляк". "Не может быть", – выдохнул Куронь.

Здесь хотел бы подробнее сказать о Куроне, с которым был хорошо знаком. Удивительнейший человек. Эрудит, взрывной, импульсивный. Но в любой ситуации – умница. Во время съезда «Солидарности» наши номера находились в гостинице рядом. Естественно, общались, а представители ПОРП тем временем стучали в Советское посольство: мы тут стараемся, а ТАСС, дескать, якшается с антикоммунистом Куронем. Посольство, разумеется, отправляло депешу в Москву, а мне приходилось держать непростой ответ. Впрочем, Куронь, смею утверждать, был в свое время и коммунистом, убеждая меня, что в Польше марксизм-ленинизм по-настоящему знает только Ярузельский, к которому, к слову, Куронь относился уважительно. Так вот Куронь доказывал мне, что он поступает, выгоняя парткомы с заводов, по Ленину. Вся власть «Солидарности» – это ведь вся власть, по Ленину, Советам. Еще запомнилось: «Не задумывался ли ты над тем, – спрашивал Куронь, – кто составляет интеллектуальное ядро «Солидарности»?» И объяснял: «Это те, кого вы, Советы, после войны выгнали со Львова, из Западной Украины, в том числе и мою семью». – «Выходит, – прямо спрашивал я, – вы отомстили?» – «Понимай, как хочешь», – отвечал Куронь. Как-то, попросив сигарету, он, затягиваясь душистой «Тройкой» (была такая марка), сказал: «Когда меня будут вешать, я попрошу перед смертью «Тройку». И, улыбаясь, добавил: «А может, встретимся с тобой на Старой площади» (то есть в здании ЦК КПСС). В этом был весь Куронь – загадочный для меня, по крайней мере, по сей день.

Но вернемся, как говорится, к нашим баранам. После введения военного положения ряд деятелей "Солидарности" забаррикадировался на предприятиях, чьи ворота казались неприступными крепостями. Однако и они вскоре пали. Танки, – со стволами, орудиями, направленными назад, – проломили ограду и ринулись на заводскую территорию. При этом были включены душераздирающие сирены. Их продвижение сразу же сломило тех, кто намеревался обороняться недели и месяцы.

– И всё же, несмотря на предпринятые огромные старания, кровь пролилась. Можно ли было избежать столкновений?

– Происходили стычки не особо многочисленных демонстрантов с представителями органов правопорядка. Дело доходило до рукоприкладства, причем с обеих сторон. А в Силезии один из деятелей "Солидарности", увидев приближавшихся милиционеров, проткнул одного из них раскаленным копьем. Нервы у командира не выдержали, и он отдал приказ открыть огонь. Тогда там погибли 9 человек, а всего за время военного положения – 90. Но потерь могло быть гораздо больше, не решись генерал Ярузельский на ввод военного положения. Сделать такой шаг ему было чрезвычайно непросто. Однако ход развития событий и анализ складывающейся ситуации показывали: промедление – смерти подобно (что поделаешь, почти по Ленину).

– Чем же конкретно диктовалось введение военного положения?

– Ярузельский и его окружение не скрывали, что военное положение, конечно, грех, но грех в первую очередь – польский, приведший страну к краю национальной катастрофы. Ноябрь 1981 года – это время анархии, распада государственных органов и общественной дисциплины. Во многих тюрьмах – бунты, даже массовые побеги. Забастовкам – несть числа и конца. Терялся даже Лех Валенса, видя, что его призывы игнорируются и контроль над "Солидарностью" утрачивается. Не меньше обеспокоилась и имевшая на профдвижение огромное влияние польская римско-католическая церковь, заявившая в конце ноября: страна в большой опасности, ей грозит братоубийственная война.

Другой фактор – экономический. Введение карточной системы не спасло положения, на полках магазинов – лишь уксус да хлеб. И откуда было взяться продуктам питания? Производство снизилось в течение года на 18 процентов, зарплаты, вытребованные в ходе забастовок, напротив, возросли на 25 процентов. Помимо голода, грозили и холод, и темнота в домах, больницах, школах, ибо произошел глубокий спад добычи угля, а следовательно, и выработки электроэнергии.

Третий фактор – внешнеполитический. Заграница, в первую очередь Советский Союз, другие социалистические страны видели, что под угрозой оказались не только фундаментальные положения социалистического строя. На повестку дня встал вопрос о надежности Польши как союзнического звена в Варшавском договоре. Советское руководство опасалось нарушения стабильности и безопасности инфраструктуры, дорог в ГДР. Ключевой характер имело географическое положение Польши. Ослабление «польских позиций» в условиях антагонистически разделенных Европы и мира означало нарушение хрупкого равновесия безопасности.

Руководство СССР, равно как и других стран блока, нервничало, гласно и негласно оказывало на Польшу нарастающее давление. Так, было объявлено о резком ограничении с 1 января 1982 года поставок в Польшу нефти, газа, материалов и товаров. А тем временем вблизи польских границ усилилось перемещение союзнических войск. Вопрос, впрочем, о вводе только советских частей отпал. Предлагалось, что с запада двинутся подразделения ГДР, с юга – ЧССР, с востока – СССР. Но польские офицеры заявили, что гэдээровцам будет оказано яростное сопротивление, достанется и чехам, и словакам, пытавшимся, по их мнению, отомстить полякам за их участие в событиях 1968 года. А "Солидарность" не преминула напомнить советским маршалам и генералам о том, что Польшу, равнинную, как они считают, страну, пройти без потерь не удастся: поделенная на 17 регионов – именно столько до Второй мировой войны было военных округов, Польша даст отпор.

В этих условиях генерал Ярузельский еще раз выдвинул предложение “Солидарности” – сесть за стол переговоров и попробовать добиться национального согласия. Но на совещании профдвижения и его активистов, состоявшемся 3–4 декабря 1981 года, верх взял экстремистский, конфронтационный дух. "Солидарность" призвала своих сторонников выйти 17 декабря на улицы и площади Варшавы, других городов с демонстрациями. Образно говоря, бензин был разлит, осталось поднести только спичку. Правда, нынешняя оппозиция уверяет, что никакой угрозы вторжения не было. Ярузельский просто использовал ситуацию.

Не секрет, Варшава звонила в Москву, на Старую площадь, Брежневу: вводим, дескать, военное положение, но не исключены сложности, можно ли рассчитывать на... "А это – ваше дело", – увильнул Леонид Ильич.

Один на один с самим собой оставила генерала Ярузельского и Америка. Она загодя и детально знала о его намерениях: 7 ноября 1981 года в США сбежал высокопоставленный работник Генерального штаба Войска польского полковник Рышард Куклиньский, который, понятное дело, раскрыл все планы по вводу военного положения. А в конце ноября в Вашингтоне побывал польский вице-премьер Тадеуш Мадей, которого принимали в Белом доме. Но ни в Овальном, ни в других кабинетах никто не обмолвился, ни тем более не осудил предстоящее введение военного положения. Кто знает, быть может, Америка не хотела, чтобы нарушилось то самое хрупкое равновесие безопасности, сложившееся в Европе и мире. Видимо, и Америка предпочла, как и Леонид Ильич, "Это ваше дело".

– Что представляло собой длившееся почти два года военное положение? Оно было жестким?

– Его атрибутика, возможно, и была грозной: танки и бронетранспортеры на въезде в Варшаву, на улицах и площадях городов, молчащие телефоны (правда, и то и другое продолжалось недолго), патрули, комендантский час, дикторы телевидения в военной форме... Но, несмотря на всё это, сам режим положения был мягким, если можно сказать, интеллигентным. Например, останавливает после комендантского часа патруль, показываешь пропуск из комендатуры – пожалуйста, следуйте дальше. Причем патруль – одна вежливость и учтивость.

Что касается интернированных, то никто из них не был брошен в тюрьмы. Пребывали зачастую в лучших домах отдыха, пансионатах ЦК ПОРП, госбезопасности и МВД. Короче говоря, не голодали. Скажем, Валенса регулярно получал даже пиво. Не бедствовали, имели время на размышления о том, почему и представители "Солидарности”, и ПОРП оказались хотя и в мягкой, но всё же изоляции.

– А чем занимались военные власти?

– На местах под руководством комиссаров, представителей Войска польского, постепенно налаживалась жизнь: возрастала добыча угля, а следовательно, больше становилось света и тепла. Введение военного положения не сказалось на продолжении демократических преобразований. Генерал Ярузельский вел настойчивый поиск. Из конституции изъята статья о руководящей роли ПОРП. И что взамен? Ярузельский предложил сильную законодательную власть в лице по-новому избранного сейма. Сильную исполнительную власть в лице Совета Министров, назначающего воевод. Сильное самоуправление на местах, фабриках и предприятиях, в вузах. Генерал не отказался от идеи "круглого стола". Он понимал, что не обойтись без демонтажа того, что в коммунистической системе себя не оправдало, что следовало принципиально реформировать, изменить, чтобы не только «трамвай» (государство) изменил направление, но и чтобы менялись в соответствии с правилами демократии его «вагоновожатые» и «кондукторы». Такой демонтаж, по убеждению генерала, должен был быть не импульсивным, как у "Солидарности", а согласованным, постепенным, а главное – мирным.

Тo, что было заморожено военным положением в 1981 году, начало претворяться в жизнь в 1989 году, когда после президентских выборов 4 июня произошел мирный переход власти от ПОРП к "Солидарности".

– Если следовать логике, то Польша, поляки, казалось бы, обязаны благодарить генерала Ярузельского, которому удалось избежать гражданской войны.

– Увы, происходит обратное (впрочем, испытание неблагодарности к себе – удел многих умных и дальновидных политиков). С одной стороны, в стране есть влиятельные политические круги, постоянно стряпающие против него разного рода абсурдные обвинения, в том числе в национальном предательстве, подчиненности СССР и т.д. Часть этих людей можно назвать фанатиками возмездия, ненависти. По-видимому, покушение и тяжелое ранение генерала – дело их рук. Короче говоря, такие не успокоятся, пока не затопчут. Другие, атакуя, делают из Ярузельского политическую мишень, чтобы хотя бы рикошетом навредить левым силам.

Нынешняя обстановка – последствия правления не только левых сил, но и “Солидарности”, находившейся у власти 12 лет. Теряя свой ореол легендарности, профобъединение с треском проиграло. По итогам парламентских выборов осенью 2001 года ни один ее кандидат не был избран в депутаты сейма. Поражение, которому нет прецедентов в Западной Европе, объясняется просто: страна была ввергнута в тяжелейший финансово-экономический кризис, из которого последующему левому правительству выйти не удалось. Тяжелая ноша досталась братьям Качиньским, а теперь и премьер-министру Дональду Туску.

Самый раз напомнить, сколько же пелось дифирамбов "Солидарности", какими только мифами ее не принаряжали, особенно на этапе зарождения. М.А. Суслов, советский идеолог, считал, что породил это профобъединение стихийный протест рабочих, а посему – к этому надо отнестись серьезнейшим образом: ведь рабочие восстали против своей же Польской объединенной рабочей партии. Серый кардинал Кремля был не прав. На прилавках книжных магазинов Америки недавно появилась книга "Его святейшество Иоанн Павел II и тайная история нашего времени", которая вызвала переполох на берегах Вислы. И есть отчего. В книге утверждается, что ЦРУ не скупилось на финансирование "Солидарности". Только в 1981–1982 годы оно израсходовало на нее 5 миллионов долларов, причем об этих вливаниях был проинформирован Папа Римский, которого, к слову, шеф ЦРУ Кейси и его зам Уолтер посещали секретно более 15 раз – "для обсуждения вопросов взаимной важности".

Темна история и с одним миллионом долларов, полученным лидером профдвижения Лехом Валенсой.

Не всё ясно и с массовостью "Солидарности", так пугавшей своей многочисленностью М.А. Суслова. Помню слезы на глазах первого секретаря воеводского комитета ПОРП в Плоцке. “Звоню, – с горечью рассказывал он, – в Варшаву, первому секретарю ЦК Станиславу Кане: как быть? Тот в ответ: "Вам на местах видней, но посоветовал бы партийцам записываться в "Солидарность".

Есть своя точка зрения на массовость профдвижения и у генерала Ярузельского. «То была, – пояснял он мне при встрече в Варшаве, – своего рода вынужденная коалиция против общего врага, как, например, в годы Второй мировой войны. Но вспомните: когда разгромили фашистскую Германию, бывшие союзники стали противниками. Примерно то же самое случилось и с силами, образовавшими профдвижение». Деятели «Солидарности» разбежались кто куда. Сам Лех Валенса – в Гданьске, где отгрохал себе роскошный особняк. Живет с супругой Данутой, детьми (у них четверо сыновей и столько же дочек) и внуками. И хотя грозился, что он – не прошлогодний снег, его возврат на политическую арену, в общем-то, проблематичен, равно как и реванш "Солидарности".

Будучи недавно в Варшаве, у разных людей допытывался, почему у профдвижения были столь стремительный взлет и столь бесславное падение? Одни объясняли, что оно было запрограммировано исключительно на развал тоталитарной системы. Другие поясняли: главная беда состоит в том, что, дорвавшись до власти, "Солидарность", поднаторевшая в разрушении, не смогла проявить себя в созидательных делах. Более того, ее боссы не устояли перед коррупцией, другими пороками.

Наиболее небезынтересна точка зрения профессора истории – участника событий тех памятных лет Марчина Кула. По его мнению, "Солидарность" стала просто частью истории, но истории живой. Ведь именно она привлекла внимание европейской интеллигенции к борьбе с коммунистическими режимами, затмив долго романтизированную революцию на Кубе. Теперь, по идее, «Солидарность» должна бы бороться с капитализмом. Но, увы, делать этого не желает либо не может. Не случайно европейские интеллектуалы, ждавшие от профобъединения "третьего пути", потихоньку разочаровались в нем.

– А какова точка зрения Леха Валенсы?

– На мой вопрос: «Удалось ли «Солидарности» свершить то, к чему она стремилась?» – он ответил: «Ей – нет, мне – да. Мы стали узниками своей победы, совершили немало ошибок. Я предлагал свернуть знамена «Солидарности» и превратить ее в партию «Солидности». Я предостерегал тех, кто пришел после меня: «Выиграв парламентские выборы, не идите в исполнительную власть, займитесь законотворчеством и контрольными функциями». Увы, меня не послушали. В ходе реформ и плохого управления мы забыли о рабочих. Люди, которые нам верили и терпеливо ожидали, не стремясь расталкивать руками других, остались ни с чем. Многие члены «Солидарности» после победы двинулись туда, где можно было побольше и побыстрее нахапать. Не случайно я вышел из рядов «Солидарности», будучи убежденным в том, что моя цель достигнута. В Польше сегодня есть и левые, и правые, и профсоюзы, и партии – словом, есть свобода и демократия».

– Тассовцам, догадываюсь, в те годы работалось в Польше непросто. Расскажите об этом хотя бы вкратце.

– Без пояснений тут не обойтись. Наш отчет о первом визите в Польшу Папы Римского занял 180 страниц. А в советской печати были опубликованы только две лаконичные информации – о приезде Иоанна Павла I и о том, что он почтил память наших соотечественников, погибших в Освенциме. Создавалось впечатление, что гора (в отделение, помимо меня, входили Александр Бабенко, Михаил Третьяков, Александр Потемкин и несколько человек прикомандированных) родила мышь. На самом деле тассовцы работали крайне напряженно. Нередко в Москву передавалось до 300 страниц текстов в день, предназначенных для служебного пользования – в основном для ЦК КПСС. Действовала и закрытая связь, которой часто пользовался в соответствии с решением Президиума ЦК КПСС от 1956 года заведующий отделением. Этот вид сообщений приносил уйму сложностей, в первую очередь с советской стороны. Лично слышал, как секретарь ЦК КПСС Константин Русаков по ВЧ говорил послу: «У Шаповалова – пять человек, а в посольстве – в двадцать раз больше. И вы опять проворонили информацию». Посол Борис Иванович Аристов спрашивал меня: «Как бы ты поступил на моем месте?» В ответ я счел за лучшее промолчать. Посол отдал распоряжение референтуре, которой я отправлял сообщения, знакомить его с их содержанием, что являлось нарушением упомянутого решения Президиума ЦК. На помощь мне пришли сначала референтура КГБ, потом – ГРУ.

– Говорят, много доставляла хлопот и польская сторона.

– По инициативе генерала Ярузельского было принято постановление: каждый, к кому напрашивался на беседу советский журналист, должен был давать полный отчет: чем интересовался гость, о чем с ним говорили.

– В такой обстановке работать было даже опасно.

– Трижды заслушивали в парткоме посольства, где раздавались советы и предложения – отправить заведующего в Москву в течение 24 часов. Один секретарь ЦК давал добро на это, другой – отменял его, естественно ставя в щекотливое положение посла.

– А был ли, так сказать, кроме кнута, и пряник?

– На него не хватало корреспондентской зарплаты. За продуктами из-за карточной системы и подорожания продуктов приходилось часто ездить в Брест, благо он недалеко от Варшавы. Ну, а вообще-то грех жаловаться. В 1981 году – орден Дружбы народов, в 1983 году – премия Воровского в области международной журналистики, знак «Почетный гражданин Варшавы».

****

ВОПРОС гл. редактора «ЭФГ» А.Н. Чекалина:

– Анатолий Петрович, вы давний автор нашей газеты. В четверг, 15 мая, ваш юбилей. 70 лет! Работаете в крупнейшей газете России. Перо, как могут судить и наши читатели, не затупилось. В такой день юбиляру полается высказать нечто…

– Не буду прихорашиваться: Бог не прикоснулся ко мне во время моего рождения. Поэтому всю жизнь пришлось вкалывать, наверстывая нехватку таланта и способностей. То бишь позади одна работа. Ну и моментами женщины: они ведь – единственное вкушение рая на земле. Хотя говорят, что здесь нет рая. Но выше, как кажется, его тоже нет.

– Примите наилучшие пожелания сотрудников нашей редакции в связи с вашим юбилеем. И конечно, хотелось бы и в будущем видеть на страницах «ЭФГ» ваши статьи, не оставляющие читателей равнодушными.