Сломанная ветвь Анны Герман

Приоткрыта тайна происхождения знаменитой певицы-ангела

В августе исполнится четверть века, как с нами нет знаменитой певицы Анны Виктории Герман – это ее полное имя и фамилия. Впрочем, она, в сущности, присутствует: на радио, экранах телевидения, а главное – в нашей памяти. Достойная дочь народа. Какого? Об этом, собственно, и материал.

Варшава недавно простилась с 97-летней Ирмой Мартенс – мамой Анны Герман. Той самой удивительно застенчивой, белокурой Анны – женщины-ангела, чей неземной, хрустальный голос, без преувеличения, навсегда останется в памяти жителей всего постсоветского пространства.

Из дочкиного репертуара мама больше всего любила песню «На тот берег». Лодка жизни, не став дожидаться векового юбилея, перевезла пани Ирму на другой берег, откуда нет возврата. Но ей, лодке, все же не удалось взять то, что связано с этой удивительной семьей, чья жизнь была яркой, но и неимоверно нелегкой.

Незадолго до кончины пани Ирме не давали покоя воспоминания о детстве, юности. Сильно скучала по России, где последний раз побывала в 2003 году – на церемонии закладки звезды Анны на московской площади звезд. Сойдя с поезда на Белорусском вокзале, заплакала: «Неужели я ступила на русскую землю?»

Последней просьбой пани Ирмы было принести стакан воды. Отпив несколько глотков, она ушла тихо и безмолвно – в окружении зятя Збигнева Тухольского и внука Збышека, с которыми прожила последние 8 лет.

Увлекавшаяся поэзией, музыкой, иностранными языками, пани, точнее, фрау (о чем чуть позже) Ирма сама хорошо пела. С виду была строгой, на самом деле – доброй, необычайно гостеприимной. Последнее автор этих строк испытал лично.

Будучи переведенным в январе 1979 года по решению руководства ТАСС из Улан-Батора в Варшаву, получил на Тверском бульваре строгое задание: первым делом напиши об Анне Герман – как ей живется, когда ждать ее приезда в Москву?

Заявился к певице в пальто, шапке-ушанке (в Польше стояла в то время холодная зима). Открывшая дверь пани Ирма сразу же спросила: «Кава чи хербата (кофе или чай)?» Не успели разговориться – пришла Анна. Расспросы – кто, откуда, в том числе и родом.

–  Значит, из Таврии? – переспросила Анна и, повернувшись к пани Ирме, сказала: – Ты слышишь, мама? Значит, не зря радушно встречаешь земляка.

Замечанию на счет Таврии не придал значения, тем более что Анна перевела разговор на другую тему. «Монголия, – уверяла она, – потрясающая страна. А как вы думаете, прожив там около трех лет? Лично я никогда не забуду поездку в Монголию. Пела чаще всего не во дворцах культуры, клубах, а у юрт, куда шли и ехали на лошадях араты. Видела, что люди плачут, хотя я исполняла песни на итальянском языке. Ну а когда запела по-русски, затем исполнила монгольскую народную песню, меня попытались поднять на руки».

Когда прощались, Анна как бы невзначай сказала: «И у нас бывают холода, но в шапке-ушанке все же не принято ходить». (Потом не раз был благодарен за это: в Варшаве встречают по одежке, не приемля советские атрибуты вроде шапки-ушанки. Коль так, зачем, как говорится, дразнить гусей.)

Похоронили фрау Ирму на евангелистско-реформаторском кладбище, что на варшавской улице Житной. Ее могила в десяти метрах от черного надгробия, где покоится прах Анны.

Кончина фрау Ирмы не унесла, напротив, отворила тайну сломленных и цветущих ветвей генеалогического древа Анны Герман, вокруг имени которой накопилось множество домыслов, небылиц: она, дескать, полька, ее мама – голландка. Но при этом не упоминался ее отец, которого будто и никогда не было. Естественно, возникали вопросы: кем он был, почему скрывалось его имя? Да и кто по происхождению сама Анна Герман?

Спасибо многочисленным поклонникам певицы и в первую очередь ее дяде Артуру Герману (он, перебравшись с Украины, живет сейчас в Германии), запорожскому журналисту Александру Аблицову, которые тщательно исследовали генеалогическое древо Анны Герман. И вот что выяснилось. Род Германов переселился из Германии на Украину. В 1819 году прапрадед Анны основал село Нойхоффунг неподалеку от города Бердянска, расположенного на берегу Азовского моря. Там же родился дед Анны Фридрих Герман, который отправился учиться в Польшу, входившую тогда в состав Российской империи. Науку проповедника осваивал в баптистско-евангелистской семинарии города Лодзь. Там в 1910 году родился отец Анны Ойген Герман. Запись об этом до сих пор, несмотря на две войны, прокатившиеся по Польше, хранится в одной из лодзинских церквей. После учебы семья Фридриха Германа вернулась на Украину с девятью сыновьями и дочками.

В связи с коллективизацией деда Фридриха Германа в 1929 году арестовали. Судебный приговор был лаконичен – пять лет лагерей с последующим ограничением в правах, тоже на пять лет. Через полтора года дед погиб от голода и каторжных работ на лесоповале в Архангельской области. Такая участь ждала и его детей. Старший сын Вилли сумел пробраться через Польшу в Германию. Ойгену, отцу Анны, сделать это не удалось.

Судьба занесла его в Донбасс. Там он устроился бухгалтером на фабрику-кухню одной из шахт. Начальство увлекалось выпивками, а нести ответственность за небольшую растрату пришлось Ойгену. За это полагалось небольшое наказание – два-три года заключения. Но к вине Ойгена присовокупили тяжкие грехи: отец репрессирован, а брат предал родину и сбежал в фашистскую Германию, хотя та в год побега (1929) таковой еще не была. В общем, грозил расстрел. Поэтому Ойген тайком покинул шахту, оставив жену с маленьким ребенком.

В узбекском Ургенче он, страдая от отчаяния и одиночества, встретил мать Анны Ирму, преподававшую там немецкий язык. Родной язык, пение под гитару сблизили их. Кстати, красавец отец писал стихи, сочинял музыку, обладая, ко всему прочему, недюжинной физической силой. В 1936 году родилась Анна. Но через год ее отца арестовали по ложному доносу. Его дальнейшая судьба неизвестна. По одним данным, он умер в магаданских лагерях, по другим – был расстрелян НКВД.

У мамы Анны древние голландские корни. По матери Ирма – Сименс, по отцу – Мартенс, точнее, их род принадлежал к меннонитам – выходцам из северной Германии. В 1789 году они прибыли из Восточной Пруссии и поселились под Запорожьем. И по культуре, и по языку общения их звали просто немцами, тем более что в их школах, молитвенных домах использовался литературный немецкий язык. В начале 30-х годов прошлого столетия Ирма училась на немецком факультете Одесского пединститута, в документах которого она значилась не как голландка, а как немка. Перед началом Второй мировой войны ситуация в корне изменилась. После сентября 1941 года быть немцем стало смертельно опасно.

После ареста мужа Ирме с маленькой дочерью и матерью оставаться в Ургенче было небезопасно. Поэтому семью предпочла переезды. Скиталась, испытывая голод и нужду, по Средней Азии, Сибири. Главное – нельзя было долго задерживаться на одном месте. В те годы Ирма познакомилась и заключила фиктивный брак с польским офицером Германом Бернером, который, отправляясь на фронт, дал адрес в родном городке Нова Соль, где, по его заверениям, их всегда приютят. Ирма не дождалась Германа с войны, но воспользовалась его советом перебраться в Польшу, где семья и оказалась в 1946 году. Однако она не нашла его родственников, вживаться в польскую действительность пришлось самим. Во Вроцлаве отношение к немцам, несмотря на то, из какой они страны, было не лучшим, равно как и к русским. И тех, и других многие считали в Польше захватчиками. Маме и дочери, обладавшими явными способностями к языкам (Анна говорила по-узбекски, по-русски, естественно, по-немецки, а потом и по-украински, и по-итальянски), освоить польский не составляло особого труда. Любопытный факт: в своей творческой жизни Анна не исполнила ни одной песни на немецком, которым владела лучше, чем польским. В общем, пани Ирма назвала себя в Польше голландкой, а дочь – полькой. И, видимо, не только потому, чтобы скрыть правду, не выдать себя. Мама была просто благодарна приютившей ее Польше. То же чувство испытывала и Анна, получившая в Польше гражданство, образование, ходившая, будучи студенткой факультета геологии Вроцлавского университета, на баррикады, чтобы отстоять свободу своей новой родины. Анна никогда не скрывала и того, что считает себя польской певицей (официально ее называли польской русскоязычной исполнительницей бриллиантовых хитов советской эстрады).

Нынешний год, если судить по жизненному пути Анны, с черным оттенком: на него выпадают ужасные годовщины. Сорок лет назад, в 1967 году, она попала в страшную автоаварию. Казалось, всё начало налаживаться наилучшим образом. После шести лет учебы в университете ушла не в геологию, а по настоянию специалистов в песню. И не прогадала. Взлет начался в Сопоте на фестивале с исполнения «Поющих эвридик». Ее выступление одинаково тепло воспринимали в Польше и Советском Союзе, где, к слову, вышла ее первая долгоиграющая пластинка. Гонорары были скромными, а Анне, по натуре неприхотливой и далекой от меркантильных устремлений, так хотелось купить маме с бабушкой однокомнатную квартиру: ведь они чересчур помыкались-поскитались по белу свету и по чужим углам.

В 1967 году итальянская звукозаписывающая компания предложила трехлетний контракт. Обещали золотые горы, но условия работы оказались кабальными. Приходилось не только петь, но и демонстрировать в Домах моды одежду, сниматься для обложек журналов, появляться на экранах телевидения, целыми днями мотаться с Ренато (продюсером и водителем в одном лице) по городам. Однажды на горной дороге, ведущей в Милан, красный «фиат», мчавшийся со скоростью 160 километров в час, вылетел в кювет. Пострадал водитель, но гораздо больше – Анна: она, пробив головой ветровое стекло, оказалась от машины в десяти метрах. Были сломаны позвоночник, обе ноги, левая рука... 14 дней пролежала в клинике без сознания, вся, с ног до шеи, закованная в гипс. Рядом были мама и жених Збигнев Тухольский, за которого она потом вышла замуж в 1972 году, спустя 12 лет со дня знакомства. В Италии ее лечили три месяца, на родине – четыре года. Чтобы ухаживать за ней, Збигнев бросил научную работу. Учил ее ходить по канату, натянутому в комнате, а поздними вечерами, когда варшавяне укладывались спать, – по берегу Вислы.

В начале 70-х Анна вновь вышла на сцену, но вскоре снова рассталась с нею. Решила родить в 39 лет, несмотря на отговоры врачей, ребенка. Два года неотлучно находилась рядом с любимым сынишкой Збышеком, который вырос в 207-сантиметрового молодца. А как иначе: у мамы рост – 184 сантиметра, а у отца – 186.

Потом снова зазвучали: «Один раз в год сады цветут», «Надежда», «Мы долгое эхо друг друга»... Ее известность перешагнула границы Польши, Советского Союза, других стран бывшего соцсодружества. Папа римский Иоанн Павел II обожал песни Анны, особенно специально исполняемую для него «Аве Мария». После успешной гастрольной поездки в Австралию судьба вновь – спустя 15 лет после аварии в Италии – ударила Анну. Она была уверена, что распухшая нога – это последствие той автокатастрофы, но врачебный вердикт был неумолим: это – рак. Не веря в это, Анна согласилась и перенесла несколько сложных операций, но время было упущено.

Прикованная к постели, она попросила принесли Библию на немецком языке, доставшуюся от бабушки. Читала ее неотрывно две недели, уверяя своего любимого Збигнева: «Мне нетрудно уйти». Приняла крещение, перейдя в веру христиан-адвентистов седьмого дня. Заверяла близких и знакомых: «Если одолею болезнь, больше не буду петь на сцене – только в церкви, для Бога». Скончалась четверть века назад – в августе 1982 года.

На ее черном надгробии – скрипичный ключ и ноты. И выбиты слова из первого стихотворения 23-го псалма Давида: "Господь – пастырь мой".

В нашей памяти Анна Виктория Герман осталась и останется белокурой, скромной, улыбчивой певицей, с неземным, хрустальным голосом, которая будто стеснялась своего высокого роста и краснела от самых невинных комплиментов. Она искренне любила нашу страну, хотя могла бы, учитывая всё пережитое, и ненавидеть ее. Видно ей, высокой, действительно многое виделось.

Ее задушевный голос по-прежнему звучит на концертах памяти в Москве, Киеве, Одессе, Львове, в Белоруссии. Такие же концерты организуются сейчас в Узбекистане, Казахстане. По инициативе Московского международного клуба поклонников Анны в российской столице завершена подготовка выставки личных вещей певицы.

В отличие от России в Польше (об этом писать, поверьте, очень трудно) об Анне практически забыли. В подтверждение хотя бы один житейский, но много поясняющий штрих. Знакомый журналист, находясь в Варшаве, останавливал прохожих и задавал один и тот же вопрос: «Знаете ли вы Анну Герман?» Из ста человек только один ответил: «Так ведь это же замечательная польская певица».

Анатолий Петрович Шаповалов,

 журналист-международник,

лауреат премии Воровского  в области международной журналистики