Главная       Дисклуб    Наверх

 

        

Пасьянс усатого пана,

или Почему Лех Валенса

не пожелал стать Лениным

 

 

Удивительное дело: жители многих стран, например в Латинской Америке, не могут, если их спросишь, точно указать, где находится Польша, но тут же говорят, что знают Леха Валенсу и папу римского Иоанна Павла II.

 

29 сентября экс-президенту Польше, лауреату Нобелевской премии мира, исполнилось 70 лет. Но не только по этой причине есть резон напомнить о всемирно известном Валенсе, который по-прежнему с усами, но уже посеребренными годами. С той поры, когда взошла его звезда, минула треть века, появилось новое поколение, а то и два. У молодых другие интересы и вера в то, что до них ничего не было.

А ведь был август 1980 года, когда молодой электрик Валенса, вскочив на забор Гданьской судоверфи имени Ленина, крикнул: «Долой коммунизм!» Он отнюдь не случайно стал вожаком независимого профсоюза «Солидарность», которая оглушила социализм в Центральной и Восточной Европе. Умный, сметливый, стремительный, но гибкий в поступках. Оратор от Бога, может общаться с любой аудиторией. А его язык настолько остер, что дух захватывает. Чего только стоят, например, высказывания: «лестницу снизу вверх не подметают»; «я, Валенса, – не прошлогодний снег», «я – за и даже против»; «я могу и сейчас быть и электриком, и президентом, – мне нравится и то и другое»…

И он был и тем и другим. Стал даже национальным героем. В 1989 году по итогам круглого стола, соавтором которого был Валенса, правящая Польская объединенная рабочая партия мирно, бескровно передала власть «Солидарности». Однако быть национальным героем, тем более с заурядной рабочей родословной, чрезвычайно непросто. Никуда не деться от человеческой зависти: надо же, даже интеллектуалам с семью пядями во лбу не удавалось свалить коммунизм, а простой электрик, капрал смог сделать это – уму непостижимо, не иначе как действовал по указке американского ЦРУ, израильского Моссада либо советского КГБ.

И поляки не пощадили Валенсу. Под эгидой Института национальной памяти, превратившегося, к слову, из научно-исследовательского учреждения в контору политического сыска, вышли две книги объемом, 800 и 600 страниц. В них черным по белому писалось, что лидер «Солидарности» был завербован спецслужбами коммунистической Польши еще в 1970 году, что усатый человек, носящий образок Божьей Матери на лацкане пиджака, вряд ли происходит из религиозной семьи. Ксендз в Собове не помнит, чтобы Лех регулярно посещал костел. Неизвестно, где он был миропомазан. Будущий электрик создал вместе со своими братьями бандитскую шайку, которая наводила страх во всей округе. Жители деревушки Попово, где жили братья, стерегли свои изгороди, в которых, бывало, не оставалось штакетника. Шайка проламывала головы, выбивала зубы. Лех предпочитал проводить атаки с помощью ножа.

«Я возмущен целиком и до конца выдуманными, варварскими обвинениями, очередной безнаказанной атакой на мою биографию, – заявил Валенса. – Эти нападки происходят из учреждений демократического государства, за которое я боролся». (Не секрет, многие знали, что атакуют стоящие у власти братья Качиньские, которые ранее были соратниками Валенсы, а когда он поприжал их за совершенные грехи, стали его ярыми врагами.)

Мир увидел слезы на глазах Леха Валенсы и услышал крик его души: «Если демократическое государство не положит конец моему очернению, я верну все награды и почетные звания и покину отчизну».

На громкий скандал тотчас отреагировал премьер-министр Дональд Туск. Он заявил, что Институт национальной памяти может продержаться, если будет идеологически и политически нейтрален. В противном случае прекратится его финансирование. Глава правительства назвал Валенсу народным достоянием и героем национальной легенды. Он призвал экс-президента не покидать Польшу и пересмотреть свои другие решения.

Автор этих строк знает Леха Валенсу с 1979 года, когда довелось быть заведующим отделением ТАСС в Польше. Неоднократно встречался и беседовал с ним. Контакты сохранились по сей день. Только тассовцам Валенса разрешил присутствовать на заседаниях, съездах «Солидарности». Бывало, намереваясь объявить забастовку, он говорил: «А сейчас спрошу у рыжего (им был корреспондент ТАСС Федор Лабутин. – А.Ш.), стоит или нет объявлять забастовку». «А на хрена она нужна?» – отвечал Лабутин. Валенса разводил руками: «Проше бардзо, вы слышите, что говорит представитель братского Советского Союза».

У Леха Валенсы малость соседствует с великостью. Бывает злой и добрый, возвышенный и подавленный. Он мудрый и иногда глупый. Всё как у Достоевского. Великодушие и малодушие, скупость и щедрость, зависть и благородство. Есть в нем и ложь. Есть и сомнение, и сила. Бывает много нарциссизма и мало скромности.

Валенса – личность контрастная, многоплановая, кое-кто считает, что даже шекспировская. Но что важно: если падает на дно, то для того, чтобы потянуть и увлечь с собой миллионы. Всё, что говорят о Валенсе, может быть и правдой, но только частичной, ибо он, как говорится, вещь в себе, ибо вокруг него много завистников.

Пробиться к Валенсе непросто, еще труднее беседовать с ним: не переносит заранее подготовленные и присланные, например, по факсу вопросы, говорит: «Я люблю так: ты – вопрос, я тебе ответ. Причем тотчас».

В предъюбилейные дни все-таки удалось связаться с Валенсой. Как и прежде, он ссылался на нехватку времени. Значит, беседа будет длиться несколько минут. Дело понятное: годовщина, всемирно известный кинорежиссер Анджей Вайда представил долгожданный фильм о нем, Валенсе…

– Сейчас вас обвиняют в том, что в 1989 году, на круглом столе, вы пошли на сделку с коммунистами. А что было, на ваш взгляд, главным? Круглый стол и или август 1980 года?

– Настоящей победой был август-80. Раньше коммунисты нас всегда делили, говорили, что эта какая-то группа смутьянов, карликов реакции, которые будоражат народ, а рабочий класс – с нами, коммунистами. На судоверфи имени Ленина рабочие впервые им сказали в лицо: «Вы нас не представляете, мы вас не хотим». И целый мир это увидел. Если бы на следующий день нас расстреляли, о «Солидарности» всё рано снимали бы фильмы, показывали бы, что думают поляки о коммунизме.

Другая победа – это принуждение коммунистов, чтобы признали «Солидарность» как независимый профсоюз. Потом они, правда, ввели военное положение, распустили профобъединение. Сказали, что нельзя два раза входить в одну и ту же реку, а мы еще раз заставили их признать «Солидарность». Я доволен тем, что всё уже позади. Радуюсь, что удалось решить самое трудное – ускорить победу и минимизировать ее издержки, что на пути к цели не пролилась кровь. Радуюсь, что при моем поколении, под моим руководством удалось закрыть этап разделов, блоков, систем и открыть эпоху интеллекта, глобализации и информатики (кстати, от компьютера Валенсу не оторвешь: он с ним на ты.А.Ш.). Словом, прошлое меня не интересует, предпочитаю смотреть вперед.

Что касается круглого стола, где якобы мы договорились с коммунистами и даже допустили измену, то тут объяснение простое. Мы сделали то, что смогли. А коль те, кто нас сегодня критикует, видели, что мы поступаем плохо, что можно было бы договариваться лучше, то тут скажу: но сами-то они ничего не сделали, то ли по причине нежелания, то ли сами были изменниками.

– Говорят, что теперь вы сомневаетесь в демократии.

– Нет. Я лишь говорю, что, ограничивая демократию, можно было добиться большего.

– С течением времени не жалеете ли вы потраченных сил?

– Временами задумываюсь: если бы я не отдал всего себя демократии, был бы как Сталин, Ленин или Кастро и эффекты были большими. К тому же народ не был готов к демократическому правлению, не было ни кадров, ни программ – в общем, большие возможности так и не были реализованы.

Продукт социализма, как, впрочем, и все мы из вчерашнего дня, Валенса умел править только авторитарными методами и со скандалами. Не представлял ни левых, ни правых. Он был сам по себе: и партией, и блоком, являя собой хотя и малообразованную, но поразительно харизматичную личность, обладающую к тому же политическим чутьем. При его президентстве два раза сменялся парламент, пять раз – правительство, он постреливал из арбалета (но не из танков, как Ельцин), разгонял генералитет, стращал поляков переворотом, но всё же не решился на этот рискованный шаг.

Еще один аргумент в пользу Валенсы. Во время его президентства 2 миллиона поляков открыли собственные предприятия. Занятость на них достигла трети всей польской рабочей силы, а доля в экспорте страны – 50 процентов. Сам же экспорт, 70 процентов которого приходится на государства Евросоюза, увеличился на 20 процентов. И в том, что сегодня Польша лучше всех в Евросоюзе пережила финансово-экономический кризис и ее экономика продолжает наращивать темпы, тоже есть по большому счету заслуга Валенсы.

Вместе с тем поляки не могут простить Валенсе одного – «шоковой терапии», очень жестких реформ Бальцеровича – польского Гайдара. Не могут потому, что вся операция вылилась в ограбление трудящихся.

Однако рабочий трибун Валенса отмалчивался, хотя мог бы, как оратор от бога, призвать соотечественников затянуть пояса, малость потерпеть. «Солидарность» тоже оказалась не способной к продолжению борьбы. От нее ожидали, что она защитит трудящихся от капитализма, выработает какой-то третий путь, но, увы, легендарное профобъединение не смогло либо не захотело сделать это.

Сейчас Валенса лукавит, говоря, что никогда не было сказано, что коммунизм – это зло. Капитализм лучшая, хотя тоже не добрая система. Все помешаны на деньгах. «Всех нас выкупили, – говорит Валенса, – и я не удивляюсь, что люди всё это порицают».

…Листаю свои блокноты бесед с Валенсой, прослушиваю диктофонные записи. Поражаюсь тому, что Валенса как-то даже неожиданно заявил, что Запад обкрадывает посткоммунистические страны, в том числе Польшу и Россию, и зарабатывает на нас. Запад, по его мнению, предал Польшу в 39-м и в 45-м годах, а сейчас хочет извлечь выгоду из глобализации. Он нажился и на Октябрьской революции, и на падении коммунизма, а теперь продолжает зарабатывать на нашей глупости. У наших стран были и высокопрофессиональные кадры, и большие возможности, что позволяло людям неплохо зарабатывать. Но Запад всё это разрушил. Если мы достигнем согласия, считает Валенса, то капитализм XXI века не выдержит испытаний, так как эта система плоха, ей недостает ценностей. Он, конечно, развалится, если мы не поможем ему сохраниться. Они, на Западе, этого не понимают. «Не хвастая, скажу, – отметил Валенса, – я быстро думаю и вижу дальше. Так вот мы, Польша и Россия, обречены на сотрудничество. Если не будем взаимодействовать, Запад и дальше будут зарабатывать на нас».

На замечание: «Вам не мешало бы сказать всё это в России, где вы не были долгое время. Кстати, почему?» – Валенса ответил:

– Не приглашают.

– Как так?

– Ну, видно, не любят меня.

– Не скажите…

– Если бы любили, то пригласили бы, курча (это мягкое польское ругательство, дословно в переводе означающее – цыпленок. – А.Ш.).

– Вы часто ездите за границу с лекциями, а они стоят недешево.

– Ну так… Однако Россию я трактовал бы иначе. Это – братский народ.

На вопрос, удалось ли «Солидарности» свершить то, к чему она стремилась, Валенса ответил: «Ей – нет, мне – да. После победы я предлагал профобъединению свернуть свои знамена и начать строить новую систему, но уже под названием не «Солидарность», а «Солидность». И еще предлагал не идти в исполнительную власть, а заняться законодательной работой. Но меня не послушали. Начали захватывать министерские, другие посты, а там их поджидала коррупция. В общем, «Солидарность» стала узником своей победы. Но лично я добился того, что в Польше теперь есть и левые, и правые, и профсоюзы, и партии – словом, есть свобода и демократия».

Лех Валенса в одной из бесед со мной заявил: «Заслуга в свержении коммунизма на 50 процентов принадлежит папе римскому, 30 процентов приходится мне, Валенсе, а 20 процентов – всем остальным». Беседуя со Збигневом Бжезинским, бывшим советником по национальной безопасности президента США, я привел ему это высказывание. «Действительность слишком сложна, – сказал Бжезинский, – чтобы описать ее простыми цифрами. Кроме того, все три цифры кажутся мне преувеличенными. Ведь и Соединенные Штаты тоже что-то сделали».

Однажды я спросил Валенсу:

Как вы, будучи вожаком «Солидарности», вечно занятый, сумели в месте с пани Данутой обзавестись четырьмя дочерьми и столькими же сыновьями?

– Я думал, что революция будет долгой, и поэтому хотел иметь своих генералов. Но вообще-то на всё это я смотрю так: в доме никогда не бывает много денег, детей и посуды. Хотя американцы говорят: «Посуда – это хорошо (она часто бьется), деньги – тоже, но зачем много детей?»

Никто не ожидал, что, казалось, вечно тихая супруга Данута ошеломит Валенсу. Она издала в прошлом году автобиографию «Мечты и тайны». В течение нескольких месяцев тираж книги, ставшей бестселлером, превысил 300 тысяч экземпляров. «Это меня злит, – признался бывший лидер «Солидарности», ибо я написал пять книг, но их было продано не так много, сколько удалось сделать одним махом Дануте». (Тут Валенса лукавит: злит его не только это. Пани Данута не пощадила супруга, уверяя, что для него ничего, кроме политики, не существовало: ни детей, ни жены, ни семьи. Она несла всю ношу на своих плечах.)

– Трудно понять, как же вы воспринимаете публичную активность своей жены.

– С супружеской точки зрения у меня нет поводов для особой радости. В течение 50 лет я имел спокойствие, был в доме важнейшим. Теперь – важнейшая супруга. Прихожу домой, а холодильник пуст, так как она уехала на встречи с читателями.

Прошу понять меня: после спокойных лет я теперь имею в доме писательницу. Теперь больше обращаю внимание на то, что говорю. Жена, правда, в книге ничего не соврала, всё, что написала, так и было. Я тоже сторонник правды и равноправия, но не внезапного, не после 50 лет супружества. Я отвык заваривать чай, нарезать хлеб. А теперь у меня нет выбора. И это мне не нравится. Если бы это было в начале супружества, то тут – одно дело. Но ведь всегда-то было совершенно иначе...

 

 

Анатолий Петрович ШАПОВАЛОВ,

журналист-международник

 

P.S. Когда я заглянул в Интернет (польский), то увидел, что там Валенса и на виду, и на слуху. В основном его славят, но есть и нелицеприятные высказывания:

– Пришло время отбросить мифы от такой кошмарной личности новейшей истории Польши, какой является Лех Валенса. Пусть он признается, откуда у него появился один миллион долларов на заре деятельности «Солидарности.

– Вспомни, Лех, каким было после введения военного положения твое интернирование. Ведь ты содержался в лучшем санатории в Арламове, где рекой лились пиво, водка, коньяки, кормили до отвала, в то время как рядовые поляки жили по карточной системе. А ты спал на кровати, в которой отдыхал Тито и другие высокие зарубежные гости, приезжавшие в Польшу на охоту.

– Ведь это не кто иной, а именно ты, Валенса, ввел братьев Качиньских в большую политику. Втиснул их во власти «Солидарности», а когда стал президентом, назначил Ярослава шефом президентской канцелярии, Леха –  руководителем Бюро национальной безопасности. А теперь льешь слезы из-за того, что братья обвиняют тебя в сотрудничестве со спецслужбами социалистической Польши.

– Мирная передача власти, проведенная под твоим патронатом, закончилась тем, что система действительно изменилась, но только не свиньи у корыта-кормушки. И всё это благодаря тебе, Лех.

– Чтобы обсуждать ситуацию в Польше в начале 80-х годов, президент США Рейган и папа римский встречались 15 раз. И скажи-ка, Лех, столько раз ты встречался с Иоанном Павлом II и американцами, как они тебя школили?

– Доводы Валенсы должны быть значительно более весомыми, чем его заклинания. Никто в Польше и в мире не верит, что Валенса был самостоятельным лидером рабочей революции. Люди знают, что он был исполнителем приказов мафии, которая хотела лишить Польшу ее национального достояния. И мы хотим услышать от Валенсы, кто же отдавал ему указания, кто платил за ту революцию.

– Лех, прости полякам, а они простят тебе. Кто достаточно долго живет на этом свете, дождется всего. Друзья станут врагами, враги – друзьями. Мудрецы – глупцами, а глупцы – мудрецами. Белое будет черным, а черное – белым. Так что не надо спешить с уходом с этого света.

– Лех, крепчайшего тебе здоровья. Сто лет и три дня жизни. Три дня для того, чтобы думал, как жить дальше.