Станиславу Микульскому,

лучшему актеру в истории польского кино, – 80 лет

 

Станислав Микульский родился 1 мая 1929 года в Лодзи. Впервые снялся в кино в 1951 году в картине "Первый старт". В фильмах о второй мировой войне ("Покушение", 1959, "Цвета борьбы", 1965, "В погоне за Адамом", 1970 и других) ему чаще всего доставались роли военных – как солдат, так и офицеров. Наибольшую популярность принесла ему роль капитана Клосса в телесериале "Ставка больше, чем жизнь". В 1984 году снялся в советском фильме "Европейская история", в 1998-м – в российском телесериале "Что сказал покойник". Всего на счету Микульского – около 30 фильмов. Пан Станислав признан лучшим актером в истории польского кино.

В городе Катовице, индустриальном сердце Польши, открыт музей капитана Ганса Клосса – легендарного разведчика из многосерийного приключенческого фильма "Ставка больше, чем жизнь". Этот сериал по сей день культовый. Только по польскому телевидению он демонстрировался около 40 раз, его посмотрели десятки миллионов человек. Не занимать ему популярности и в России, и во всех странах бывшего соцлагеря.

С "капитаном Клоссом", – советским разведчиком с позывными J-23, – удалось побеседовать в канун 80-летия со дня его рождения.

– Пан Станислав, какова предыстория музея, который наверняка растрогал не только вас?
– Идея создать его зародилась у катовицкого бизнесмена Петра Овцажа около трех лет назад. Проект был серьезным, поэтому не обошлось без содействия местных властей, а главное – тех, кто чуть ли наизусть знает "Ставку". Петр, естественно, обращался за консультациями, советами ко мне и Эмилю Каревичу, сыгравшему роль антигероя штурмбанфюрера Германа Брюннера.

– И что же в итоге получилось?
– Приехав с Эмилем в Катовице, мы как бы окунулись в свою молодость, атмосферу, царившую на съемочных площадках в 1967–1969 годы. 18 серий, к слову, снимались в рекордные сроки – за полтора года. В экспозиции много вещей, сохранившихся с той поры. Когда увидел старый мотоцикл, на котором разъезжал капитан Клосс, сердце дрогнуло. Там же – оружие, униформа времен Второй мировой войны.

– А пришлось ли вам расставаться с реликвиями?
– А куда было деваться: дело-то благое, музейное, для людей. Отдали часть наград, дипломов, разного рода документы, которые пополнили коллекцию музея. В ней уже много кассет, книг, грампластинок...

– Что вас больше всего поразило?
– Подбор лучших сцен из сериала, которые транслируются нон-стоп, а также восковые фигуры героев фильма. И еще – планы Петра Овцажа. Он вот-вот откроет кафе Ingrid, где посетители смогут выпить чашечку кофе, послушать музыку 30–40-х годов прошлого столетия, а в магазинчике, тоже в стиле военных лет, – приобрести сувениры и издания, посвященные фильму. Кстати, Петр звонит, сообщает, что поток посетителей день ото дня нарастает.

– Создается впечатление, что путь "Ставки" усеян только розами.
– Напрасно так думаешь. 4 года назад замахнулись на капитана Клосса, утверждая, что герой Микульского, да и сам Микульский, был востребован только лишь логикой социалистического развития. Делался и вывод: нужно переделать продукт коммунистической пропаганды, восхваляющий советскую оккупацию и неприглядно представляющий немцев, с которыми у Польши сегодня, дескать, нормальные отношения. Чего я только не наслушался и не начитался: Микульский, мол, агент КГБ, да и как актер он брал в основном своей внешностью и фактурой, не случайно им не интересовалось серьезное кино "польской школы". Но о том, что Анджей Вайда пригласил меня сниматься в знаменитом "Канале", разумеется, умалчивалось. А тот фильм, между прочим, получил в 1958 году на Каннском фестивале специальную премию. И если бы не 60-летие Победы над Германией, телевидение не осмелилось бы нарушить негласное распоряжение – отложить "Ставку" на полку. После годовщины Победы сериал снова показывают по телевидению – каждую субботу. В феврале завершилась очередная трансляция.

– Нетрудно предположить ваше отношение к пересмотру исторического прошлого.
– Ныне происходящее стараюсь воспринимать философски: иные времена – иные ценности. Но не скрываю: я не сторонник того, что до 1989 года всё было плохо, а сегодня, напротив, всё хорошо. Слов нет, тогда далеко не все ездили на автомобилях, но на сносную жизнь хватало всем. Было терпимо, скромно, но всё же было. Главное – была работа, уверенность в завтрашнем дне. На мой взгляд, из прошлого надо отбрасывать плохое, но одновременно следует ценить хорошее. И помнить, что поляки, в том числе и Микульский, честно служили той Польской Народной Республике, какой она была в конкретное историческое время – разумеется, обок Советского Союза, на границе с Западом.

– Как вы думаете, кто больше приложил руку к нынешней ситуации – система или сам человек?
– У нас говорят: плохого костел не исправит, а хорошего дьявол не испортит. Один человек, попав беду, ведет себя достойно, другой идет воровать, комбинировать. А в этом повинна и система, не предоставляющая всем возможность лично честно заработать. Она создала такие условия, что один имеет всё, другой – ничего. Раньше такой полярности не было. Не знаю, со временем общество, возможно, воспримет нынешние реалии: всякий плод должен созреть, но пока он кислый.

– Как вам живется сегодня?
– Встаю, вижу солнце, чувствую, что ничего не болит, – вот тебе и огромная радость. Я без штатной работы, на вольных хлебах. Молодые режиссеры отдают предпочтение молодым актерам, что, пожалуй, естественно. Коммерческие съемки мне не нравятся. Словом, денег, как у всех и как везде, не хватает. На пенсию не проживешь, поэтому подрабатываю на радио, телевидении. Раньше актер, вышедший на пенсию, мог несколько раз выступать в своем театре. Сейчас число театров, да и театральных групп сократилось, а госдотации резко уменьшились. Перестал существовать и мой родной Национальный театр, поскольку здание сгорело, а средств на его восстановление не нашлось. Ведь что сегодня на первом месте? Деньги и то, что буквально всё просчитывается. В таких ситуациях наименее важным оказывается человек.

– А какова все же судьба требований переделки или переснятия ряда сцен "Ставки"?
– Я сразу же ответил отказом, мотивировав это тем, что пожилой актер не может играть 35-летнего офицера-разведчика. Мои объяснения приняли вроде бы в расчет, хотя от идеи пересъемки сцен не отказались. Тем временем поступило и разумное предложение: снять фильм о том, что произошло с героями "Ставки" после Второй мировой войны. Тут я и Эмиль готовы поучаствовать. Сценарий "Со мной это не произойдет" нам понравился. Согласно ему Клосс вместе с Брюннером включились, имея ряд документов, в поиски сокровищ рейха. В общем, замысел был интересный, но дело уперлось в поиск денег, спонсоров. Одновременно создатели фильма начали защищать свои авторские права...

– Есть ли предложения со стороны российских режиссеров?
– Не забывают. До сих пор помню детали съемок "Европейской истории", где был занят с Вячеславом Тихоновым. Спасибо россиянам – они задействовали меня в сериале "Диверсант". Роль рядовая, но я и ей был рад. С удовольствием вспоминаю свою работу в Москве, где в 1988–1990 годы руководил польским Центром информации и культуры, популяризируя наше кино, театр и музыку. Объехал Сибирь, центральную часть, другие регионы России. Не забыть многочисленных встреч, особенно с простыми людьми. Когда к власти в Польше пришли правые, меня отозвали в Варшаву. Тотчас же начали обвинять в том, что я работал на советскую разведку, о чем напоминал перед каждой серией профессор, подмечавший даже малейшие неточности и забывая, что Клосс – это вымышленный герой, как Штирлиц или Бонд. Благо в те времена выручали подработки на радио и телевидении, позволяли сниматься в ряде сериалов. Слава Богу, поддерживают по сей день, в том числе и из России. Прошлой осенью при возращении из Улан-Батора со мной в Москве беседовали. Есть большой проект. Больше ничего не скажу, чтобы, как говорится, не распетушиться.

– А в Монголии, если не секрет, по каким делам были?
– Во всем виноват Клосс. Там показали "Ставку". Позвонил польский посол и сказал: " В Эрдэнэте есть огромный медно-молибденовый комбинат – пятый в мире. Хотят тебя видеть". Ну, я и поехал. Был поражен оказанным приемом. На прощание даже принял президент Монголии, который подарил дивный ковер, разумеется, с Клоссом огромного размера. Сейчас думаю, что с ним делать? Может, положить на пол и топтать лицо Клосса, который преследовал меня всю актерскую жизнь.

– Извините, не понял.
– А чего тут не понимать? Я, Микульский, в сущности, жертва капитана Клосса. Десятки раз кланялся режиссерам: позвольте сыграть другую роль, например, негодяя, пьяницы или комедийную, чтобы наконец-то можно было вылезти из шкафа с надписью "Клосс". Но – тщетно. Правда, дали сыграть пана Самоходчика, то есть очередную позитивную личность Дяди доброго совета. А потом – по наезженной колее. Звонит режиссер Янек Баторы, который снимал "Встречу со шпионом". Американцы забрасывают в Польшу своего шпиона с целью фотографирования ракетных установок. За ним, ясное дело, следуют агенты нашей службы безопасности. Говорю Янеку: "Дайте мне роль того шпиона". "Хорошо, – отвечает тот, – посмотрим". И дает мне роль польского контрразведчика. При этом объясняет: "Ты родился Клоссом, и зрители неохотно воспримут твое другое перевоплощение". И так было целые годы.

– А в этом, видимо, и ваша вина?
– Возможно. Ведь за последние сорок лет мое лицо не слишком изменилось. Это, пожалуй, плохо. Возьмем, к примеру, коллегу Янека Гайоса. Обращается ли сегодня к нему кто-либо с таким возгласом: "Янек?! Четыре танкиста и собака?!" Нет, так как Янек в свое время изменился и сыграл роль негодяя, а потом – личность Турецкого в "Кабарете" Ольги Липиньской. И тем самым заполучил новые шансы. Хотя в театральной школе профессора прочили, что он, мастерски сыграв в "Четырех танкистах", больше ничего серьезного не добьется, ибо уже одно его появление на улице вызывает сенсацию. К счастью, Янеку удалось убежать от образа, который сформировал его. Я не смог сделать этого.

– Зато вы завоевали титул самого популярного актера социалистических стран. Вы были кумиром советских девушек. Вас любили в Чехословакии, Венгрии...

– Было такое дело. В Венгрии, когда на экранах шла "Ставка", сверхплановая продажа телевизоров возросла на 300 тысяч. Въезжаю на стадион – 100 тысяч человек кричат: "Клосс, Клосс!" Стою в открытом автомобиле, а внизу – актер, который дублировал Клосса. Я начинаю говорить, но слышат не меня, а того, кто спрятался внизу. В динамиках – как бы мой голос. Стадион взрывается: "Микульский говорит по-венгерски". Не хотели отпускать со стадиона. Венгерские коллеги с кислыми минами признавались: о тебе в последние три месяца писали больше, чем о нас за 5 лет.

– А как принимали в Польше?
– Побывал во всех уголках страны. Выйду на улицу – вокруг люди. Поеду в отпуск – то же самое. Дожил до того, что знакомые, чтобы купить стиральную машину либо телевизор, просили: "Давай поедем вместе. Можешь не говорить, достаточно того, что тебя увидят". А в школе директор, выстроив ребят в две шеренги, докладывает: "Капитан Клосс, все в сборе". Это, конечно, смущало, но что поделаешь. В ресторане не удавалось покушать. Ребята с соседнего стола кричат: "Капитан Клосс, ты должен обязательно с нами выпить". Объясняю: не пью. И тут же: "Вальдек, ты видишь, пан нос воротит, брезгует нами". В общем, уходил из ресторана голодным и разозленным.

– Но ведь наверняка были и какие-то приятности, блага?
– За роль в "Ставке" получил 300 тысяч злотых, талон на автомобиль и 30-метровую квартиру. Благодаря содействию министерства обороны это жилье, правда, было увеличено до 70 квадратных метров. В центре Варшавы живу по сегодняшний день.

– Как же пришлось выбираться из клоссовской "скорлупы?
– В Повшехном и Польском театрах, спасибо, разрешили играть другие, в том числе и "черные" роли. Но и там Клосс не хотел от меня отцепиться. После спектаклей народу – яблоку негде упасть и одна и та же просьба: "Пан Клосс, пожалуйста, автограф". "Извините, – говорю, – но сегодня нет Клосса, есть Генрих VI, могу дать автограф как Генрих VI". Но каждый раз – полное изумление и непонимание.

– Как вы стали актером?
– В 50-м году сыграл в фильме "Первый старт" роль юноши Франка Мазура. Мечтал о театральной школе, но родители были от этого не в восторге. Я родом из рабочей семьи промышленной Лодзи. Отец, ткач, и мама, домохозяйка, считали актерскую профессию не солидной. Вот если бы пошел учиться в политехнический институт. Впрочем, в конце концов махнули на меня рукой. Тем более что и беда подоспела – отца посадили.

– В чем его обвиняли?
– Толком не знаю. Отец был коммунистом еще с довоенных лет. Работал в бюро, занимавшемся эмигрантами из Греции, которые бежали от гражданской войны. Ну, и что-то, видно, у него случилось. Думаю, что заподозрили в право-националистических уклонах. Сидел до 1956 года. Никогда не хотел об этом говорить. Власти пытались его реабилитировать, вернуть партбилет, но он ответил отказом.

– А сам вы были в партии?
– Вступил в 1951 году, в армии. Был даже секретарем парторганизаций в театрах в Люблине и в Варшаве, кандидатом в члены бюро райкома ПОРП.

– На этих постах наверняка требовалось подавать пример?
– Нет. И никто меня к этому не принуждал. Если актеры говорят, что их заставляли, знай: это – байки. Ничто не грозило тем, кто что-то не поддерживал, не хотел бесплатно (на воскресниках) убирать мусор на аллеях. Другое дело, если ты возил деньги КОС-КОРа, предназначенные нелегальным группировкам. Но если бы я, например, отказался прочитать стихотворение на открытии съезда партии, то не имел бы даже небольших хлопот.

– Так ли уж?
– Да, так. Для меня они не были "они". То были "мы". Я верил в тот социализм. Для меня не было иной Польши, расположенной не обок СССР. Империя казалась мне вечной.

– Введение военного положения 13 декабря 1981 года вы, как говорят, восприняли с понимаем.
– Тогда многие актеры отказались выступать по радио и на телевидении. Я не поддержал своих коллег, считая, что надо заниматься не политикой, а своими прямыми обязанностями. Коллеги расценили это как предательство. Через два года, когда увидели, что являет собой "Солидарность", многие сказали: "Извини". Доставалось и за поддержку генерала Ярузельского. Я ценил и ценю его. Он спас Польшу от братоубийственной войны. События в стране могли бы быть более страшными, чем в Венгрии в 1956 году. В этой связи не понимаю тех, кто судами донимает Ярузельского, которому уже за 85 лет. Уж кто-кто, а за он заслужил право на покой.

– Не было ли у вас желания или не уговаривали ли вас заняться политической деятельностью?
– Как-то позвонил лидер "Самообороны" Анджей Леппер и предложил стартовать в депутаты сейма от его партии. Я отказался. Я не стремился и не стремлюсь к политической деятельности. Не скрываю, что имел и имею собственные взгляды. Их можно назвать левыми или независимыми.

– Мы отвлеклись от вопроса, как вы стали актером?
– Так вот после съемок "Первого старта" меня пригласил к себе Владислав Возняк, директор Катовицкого театра, и предложил: "Зачем тебе актерская школа, зря потратишь четыре года. Иди в мой театр, а экзамены сдашь экстерном". Я ему: "Но ведь заберут в армию". Возняк успокоил: "Я дам тебе бумагу для военкомата". Поручик из призывной комиссии отложил в сторону то прошение, сказав: "Хорошо, хорошо. Ну, а в какие войска – танковые или пехотные – хочешь?" Попал в противоздушные, а через год – в Ансамбль песни и танца Варшавского военного округа. Экзамены пришлось сдавать экстерном.

– Знаю, вы не любите говорить о своей личной жизни. И все-таки.
– Сразу должен заявить: у меня никогда не было, как это утверждали досужие языки, восемь жен и десятки любовниц. Супруга даже не обращала внимания на эти сплетни. У нас есть сын, а также уже взрослые внук и внучка. Не переношу участия в тусовках, то есть в многочисленных встречах, конференциях, фестивалях и т.д. Стараюсь почаще вырываться на дачу. Она у нас в чудесных местах – на Мазурах, правда, не близко – в 240 километрах от Варшавы. Там небольшой участок и дом со всеми удобствами.