Кредитные чары Эдварда Герека

Частенько в Польше продолжают  вспоминать Эдварда Герека (6 января 1913, Подзабка – 29 июля 2001, Тешин), занимавшего пост первого секретаря ЦК ПОРП (Польской объединенной рабочей партии) целую декаду – с 1970 по 1980 год. Доминирует, как, впрочем, и в Монголии (Юмжагийн Цэдэнбал), и в России (Леонид Брежнев), ностальгия по тем временам, когда эти политики стояли во главе партий и народов. В этом, думается, нет ничего худого, ибо ностальгия – свидетельство того, что в истории страны не бывает лишних страниц.

Союз демократических левых сил, наследник ПОРП, внес предложение –  объявить Эдварда Герека патроном года Третьей Речи Посполитой. Даже Ярослав Качиньский, лидер оппозиционной партии «Закон и справедливость», выступая в Сосновце, где родился и похоронен бывший первый секретарь ЦК ПОРП, хвалил его за великодержавные амбиции и политику в отношении оппозиции, которую «он, бывало, бил, но не убил и не заключал в тюрьмы». Понятное дело, тем самым пан Ярослав хочет склонить на свою сторону как можно больше избирателей: ведь не за горами парламентские и президентские выборы.

Автор этих строк успел захватить последние годы декады Герека. Варшава, куда руководство ТАСС перевело меня из Улан-Батора, казалась социалистическим раем. Полки магазинов завалены товарами, купить джинсы – не проблема, в киосках – жвачка, «Мальборо». На улицах весело и радостно. С утра до глубокой ночи звучат песни во славу Америки.

Отнюдь не спроста более половины поляков, согласно социологическим опросам, считают, что при Гереке жилось гораздо лучше, чем сейчас. Сам Герек не раз повторял: «История честно рассудит мою деятельность во благо Польши и поляков».

На щит власти Герека подняли не только события в Гданьске в 1970 году (тогда там погибло более 30 рабочих), но и ореол прекрасного хозяйственника в лице первого секретаря воеводского комитета ПОРП в Катовице. Обращаясь к гданьским корабелам, Герек заявил: «Я иду во власть для того, чтобы в границах одного поколения построить вторую Польшу». Рабочие хором ответили: «Поможем». Потом Герек выдвинул другой девиз: «Чтобы Польша росла в силе, а поляки жили богаче». Кто же не поддастся этим призывам?

И только лондонская газета «Таймс» (Запад, к сожалению, всё знает наперед, ибо сам программирует это «всё») заметила: «Герек пытается сделать слишком много, но слишком рано. Его политика нереалистическая, так как ее должны претворять в жизнь окостеневшие партийные структуры».

И тем не менее большая стройка началась. В конце семидесятых годов национальное достояние страны возросло более чем на 80 процентов. Было возведено свыше 300 крупных промышленных производств, в том числе сталеплавильный завод в Катовице, Северный порт, завод малолитражных автомобилей («Фиат»), нефтеперегонные предприятия в Гданьске и Плоцке. В строй действующих вступили шахты, электростанции, цементные заводы, домостроительные комбинаты. Новоселов приняли 3 миллиона квартир. Был восстановлен Королевский замок, построены Центральный вокзал и Вислострада в Варшаве. У поляков появились цветные телевизоры, которых, между прочим, еще не было в Италии.

В 1972 году началось производство кока-колы, сигарет «Мальборо». Открывались первые «Смаки», где, по примеру «Макдональдсов», продавались гамбургеры и чипсы. Ускоренное автомобилестроение разбудило надежды миллионов поляков иметь собственную машину. И их число действительно возросло к концу декады до 2 миллионов, что было в четыре раза больше, чем до прихода к власти Герека.

Благодаря кредитам увеличился импорт потребительских товаров. Доступными стали кофе, какао, цитрусовые. Возрастала в среднем на 7,2 процента в год зарплата. В середине семидесятых годов поляки стали получать наполовину больше, чем прежде. Потребление мяса росло ежегодно на 1,5 килограмма на душу населения. Всё это было впервые в истории народной Польши и поэтому с энтузиазмом воспринималось населением.

Расслабление идеологического корсета потянуло за собой изменения в массовой культуре и официальных традициях. В кинотеатрах и на телевидении появились западные фильмы, а радио заполнили западные мелодии. Власти расценивали развлечения как один из важных способов управления обществом.

Однако построить вторую Польшу, которая бы, как мечтал Герек, осваивала космос, располагала ядерным оружием, всё же не удавалось, ибо экономическая политика опиралась на колоссальные кредиты Запада. Но далеко не все инвестиции стали источником роста экспорта, который был бы в силах покрыть издержки заимствований. Требовалось строить новые шахты, так как экспорт угля приносил быструю валюту. Вслед за этим нужно было возводить новые электростанции, модернизировать железнодорожный транспорт. Но на какие средства? В общем, получался замкнутый круг. Такая экономика давала работу всем (безработица в стране исчезла), но она не могла функционировать так долго, как долго можно было из чего-то черпать. Иначе говоря, без получения новых кредитов.

Герек оставил долг в 24 миллиарда долларов, из которых начал вырастать гигантский горб в виде процентов. Польша стала банкротом, была вынуждена приостановить выплату внешних долгов. Парижский клуб наполовину уменьшил их. Но остались долги (коммерческие) Лондонскому клубу. Их нужно выплачивать до 2024 года.

Во время разгула «Солидарности» автор этих строк получил из Москвы указание – выяснить, как оценивает сложившуюся ситуацию бывший первый секретарь ЦК ПОРП Владислав Гомулка, который, будучи тяжело больным, находился в больнице. Дипломатам было не с руки навещать его: могли напороться и на ноту протеста. Польские друзья с большим трудом провели меня, корреспондента ТАСС, в палату легендарного первого секретаря ЦК ПОРП.

«Догадываюсь, что пришел интересоваться не только моим здоровьем, – сказал Гомулка. – Наверняка хочешь узнать, выкарабкается ли Польша из  герековского кредитного чуда. Я, крестьянский сын, знал цену и польскому злотому, и даже грошу. Уходя, оставил страну с 60 миллионным внешним долгом (в долларах), а сейчас у нее 45 миллиардов. И проценты (пять за год) неустанно растут. Говорят, Герек сотворил чудо. Будем справедливы, после него кое-что осталось и народу, и стране. Но за это надо будет расплачиваться будущим поколениям». Помолчав, он продолжил: «При мне члены политбюро выезжали на выходные дни в четырехэтажный дом отдыха. Условия там были сносными, а главное – никого не выделяли, и никто не стремился выделяться. А сейчас у заштатного министра вилла, причем построенная без единого польского гвоздя. Всё из-за рубежа. В общем, много инвестиций было промотано и проедено. Поляки не хотели гомулковского сермяжного социализма, им хотелось социализма во фраке. Товарищ Герек преподнес его, а теперь видишь, что получается».

В начале сентября 1982 года многотысячный поток хоронил Владислава Гомулку. Участвуя в церемонии, я ощущал то огромное уважение, которое испытывали поляки к своему легендарному соотечественнику. Будучи обвиненным в оппозиционной деятельности, он три года провел в тюрьме. После освобождения его восстановили в партии. Никита Хрущёв, специально приехав в Варшаву и скрепя зубами, всё же принял избрание норовистого Гомулки первым секретарем ЦК ПОРП. Новый лидер имел смелость заявить Кремлю, что ленинское учение о коллективизации не подходит полякам (колхозы в стране так и не появились). Проблемы с Гомулкой имели и США, и Израиль, особенно тогда, когда он заявил, что «в Польше существует империалистическо-сионистская колонна» и что «евреи, которым Израиль дороже, чем Польша, должны ее покинуть». И десятки тысяч евреев так и поступили, либо их вынудили так поступить. Ряд историков утверждают, что гданьские события в декабре 1970 года – это месть Гомулке за его жесткие действия. Его так же жестко отстранили от власти, что еще больше укрепило авторитет Гомулки, «настоящего польского патриота».

Герек был антиподом. Его характеризовали как социалиста или как социал-демократа, в нынешнем понимании – как еврокоммуниста. Рано эмигрировав с матерью, он работал на шахтах Франции, потом – Бельгии. Там же вступил в компартии. Он был единственным первым секретарем в восточном блоке, которого в молодости формировал коммунизм не советского издания, а западного – французского и бельгийского.

Леонид Брежнев и Андрей Громыко не раз обвиняли Герека во время встреч в Крыму в излишнем сближении с Западом, высокой задолженности, самостоятельной внешней политике, толерантности к оппозиции, частичном открытии границ, что, по их мнению, размягчало социализм. По словам старшего сына Герека Адама, ныне депутата Европейского парламента, отец знал, что его ожидает, но хотел бы одного: чтобы расставание с властью впервые прошло достойно, по западному образцу.

Генерал армии Войцех Ярузельский, который ввел 13 декабря 1981 года в Польше военное положение, интернировал Герека. Когда его увозили, он просил охрану объяснить, почему генерал Ярузельский приказал его изолировать более чем на один год.

После смерти отца пан Адам получил от Ярузельского письмо соболезнования, в котором говорилось, что интернирование Герека должно было оградить его от гнева народа. «Я, – сказал Адам, – не соглашаюсь с такой аргументацией. Уверен, отец сделал бы то же самое».

Но миф о Гереке как добром хозяйственнике и настоящем патриоте, тем не менее, набирает силу. Почему?

«Первым этапом этого мифа была его травля, – пояснил видный психолог, профессор Силезского университета Яцек Вудз. – Его сместили со всех постов, исключили из партии. Отобрали все награды, даже почетное звание горняка. Думаю, что больше всего не понравилось политическое решение Герека – согласиться с регистрацией «Солидарности». Обвинили не столько в том, что он привел ПНР к руинам, сколько в том, что он, выпустив на политическую арену независимый профсоюз, попытался демонтировать существующую систему, причем не только в Польше. В ход были пущены и обвинения криминального калибра: Герек, мол, обманщик и вор, который вел барскую жизнь. В его домах – золотые ручки, серебряные унитазы. Счета в Швейцарии и еженедельные пребывания его супруги Станиславы в Париже на приеме у парикмахера. И говорилось это не у ларьков, торгующих пивом, а в центрах новой власти. Но вот незадача. Несмотря на убеждения – левые или правые, поляки не любят такого гноения людей. Они против сколачивания политического капитала с помощью их унижения.

Во-вторых, никто не согласится презрительно относиться к своей молодости, из которой помнятся, как правило, самые яркие страницы, моменты. А именно такой была декада Герека. Миллионы людей получали квартиры, приобретали первые автомобили, пробовали кока-колу, ездили за покупками в ГДР, а на отдых – в Болгарию и Венгрию и даже на Запад. Каждый мог иметь валютную книжку (сначала на сто, потом на двести долларов). Такое, разумеется, не забывается. О кредитах никто не задумывался. Главное – во времена Герека мы были молоды, могли легко взбегать на пятый этаж, а сегодня это уже проблема. Силы не те, а жизнь стала дороже и сложнее. Отсюда и мифы. Они ведь живут своей жизнью, зачастую не соприкасаясь с действительностью. Иной раз они бывают сильнее, чем сама действительность».

Важен и такой момент. Если бы Герек не построил, то сегодня полякам нечего было бы приватизировать и реструктурировать. Другое дело, что в промышленной отрасли было слишком много построено. Теперь видно, что в железном ломе, оставленном Гереком, были растрачены усилия целого поколения.

Герек не был инициатором строительства потребительского («холодильникова») социализма. Он попросту перенял опыт венгерского лидера Яноша Кадара, который подсказал ему, как надо уйти от сермяжного социализма. Был рекомендован целый комплекс мер. Отказ от революционной принципиальности ради одобрения, даже пропаганды общественного конформизма. Постепенная эволюция в сторону патерналистского, опекунского, покровительственного государства. Регулярные встречи руководства партии с рабочими коллективами (сам Герек совершил за десять лет 377 таких встреч), сотрудничество верующих и неверующих. «Неважно, откуда приходит человек, – неустанно, как рефрен, повторял Герек. – Важно то, что он хочет включиться в строительство народной Польши. Карьеру и профессиональные достижения могут совершать и те, у кого нет партийного билета. Мы особо ценим беспартийных специалистов». Идеологический прагматизм и компетентность содержал и другой девиз первого секретаря ЦК ПОРП: «Партия руководит, а правительство управляет».

Крен в сторону потребления разбудил ожидания поляков, что вскоре обернулось неприятными последствиями. «Никто не может безнаказанно провоцировать аппетит и не удовлетворять его», – предупреждал британский историк, автор книг о политике Центральной и Восточной Европы Тимоти Гартон-Эш. Уже в середине семидесятых годов руководство Польши поняло, что надо бы уравновесить экономику с помощью повышения цен. Но эта попытка закончилась рабочими протестами. В Радоме сожгли воеводский комитет ПОРП, а в Урсынове забастовали тракторостроители. Каналы коммуникации власти с обществом в силу отсутствия политических реформ и их неэффективности в области экономики были закупорены. Модернизация экономической системы оказалась недостаточной. Высокая внешняя задолженность начала давить на экономику. Потребительский социализм начал превращаться в социализм дефицитов, регламентаций и очередей. Пришло время, когда на полках в магазинах был только уксус, а за хлебом нужно было отстоять в очереди. Герек сокрушался: «Сегодня вдруг заговорили, что во всем виноват этот дьявол из Силезии».

Кстати, знаменитый Збигнев Бжезинский, этнический поляк, неравнодушен к бывшей Чехословакии: он женат на Эмили Бенеш, внучатой племяннице второго президента Чехословакии Эдварда Бенеша. Посетив после 1968 года (заката «пражской весны») столицу страны, Бжезинский в одной из бесед заметил: «Весна» не удалась. Теперь мы (США, Запад) будем действовать иначе. Хотят венгры иметь джинсы, надо им помочь построить фабрику. Хотят поляки восстановить Королевский замок, надо и им помочь». Под помощью он, естественно, подразумевал выделение кредитов. И на кредиты клюнули многие страны Восточного блока. Что с ними сталось потом, показывает хотя бы пример той же самой Польши.

Что интересно: старший брат – Советский Союз, чье руководство непростительно недооценивало расставляемые Западом долговые силки, тоже ведь выделяло кредиты, правда не под грабительские проценты. Леонид Брежнев ужаснулся, узнав, что поляки остались без курева. Был выделен многомиллиардный (в переводных, СЭВовских рублях) кредит. Польша погасила им задолженность Западу. А еще говорили о руке Москвы, которую, как оказалось, можно было легко провести...

Анатолий Петрович ШАПОВАЛОВ,

журналист-международник