Собственники – кто это?

В Институте Европы РАН недавно состоялось обсуждение коллективной монографии: «Инновационное развитие экономики: международный опыт и проблемы России». Многие его участники пришли к выводу, что основной, притом «очевидной» проблемой современного общества является незаинтересованность собственников в инновациях. По утверждению директора института Н.П. Шмелева, с которым нельзя не согласиться, в монографии «этот вопрос даже не затрагивается, хотя является основным. Стоит обратиться к нему – и сразу выясняется, что собственникам не нужны в нынешних условиях ни высокие технологии, ни инновационные порывы. Зачем, если высокие прибыли текут без всякого прогресса» («Экономист» № 11/2012, с. 3–4). Многие участники обсуждения согласились с этим фактом, да и как с ним не согласиться, если он очевиден?

Но понимание этого факта требует ответа на другой, более существенный вопрос: кто такие те, кого в последние двадцать лет под влиянием победивших в России рыночных политиков и обслуживающих их интересы теоретиков стало принято называть собственниками? Являются ли они собственниками в научном понимании этого слова, то есть в действительности?

В научных энциклопедиях нет объяснения термину «собственник», но согласно нормам русского языка понятно, что собственник – это субъект, владеющий каким-либо имуществом, то есть участник «системы общественных отношений, возникающих в связи с присвоением» чего-либо (Философская энциклопедия, 1970, т. 5, с. 39), или «системы исторически изменяющихся объективных отношений между людьми в процессе присвоения благ» (Экономическая энциклопедия, 1979, т. 3, с. 570). Из этого абстрактного определения следует, что собственник – это тот, кто больше других заинтересован в накоплении богатства, сохранности, развитии и умножении объектов собственности, необходимых для своей жизнедеятельности. Поэтому называть собственниками людей, незаинтересованных в инновациях и техническом прогрессе, а значит, в инвестициях и прогрессивном развитии общества, по меньшей мере, нелепо (весьма смелая и до некоторой степени апологетическая трактовка понятия «собственник». – Прим. редакции).

К. Маркс, который первым пришел к выводу об экономической сущности собственности, несводимости ее к правовым отношениям, а именно к пониманию того, что «вещь становится действительной собственностью только в процессе общения и независимо от права», а идея, «сводящая право к чистой воле», является не чем иным, как только «юридической иллюзией» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 64), в одном из частных писем рассказал, каких научных усилий это ему стоило: «С 9 часов утра до 7 часов вечера я бываю обычно в Британском музее. Материал, над которым я работаю, так дьявольски обширен, что, несмотря на всё напряжение, мне не удастся закончить работу раньше, чем через 6–8 недель… Надо же когда-нибудь во что бы то ни стало кончить. Демократическим “простакам”, которым приходит наитие “свыше”, таких усилий, конечно, не нужно. Зачем этим счастливчикам мучить себя изучением экономического и исторического материала? Ведь всё это так просто… Всё так просто! Да – в этих пустых башках! Вот уж действительно простаки!» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 489).

Авторы многих современных «научных» работ уподобляются таким «простакам», рассуждающим о проблемах собственности «по наитию свыше», а не на основании изучения исторических фактов. Исторический же метод познания сущности собственности обеспечивает понимание того, что собственность есть «прямое, полное, исключительное, абсолютное, единое, правовое господство» субъекта над объектом присвоения (Бартошек М. Римское право. М., 1989, с. 113), о чем знали еще древнеримские юристы. Только они не знали, что это право возникает не по воле или произволу власти, хотя, наверное, догадывались, что результаты труда нуждаются в так или иначе выраженном согласии, санкционировании этого господства окружающим обществом, без чего процесс присвоения объектов в собственность заканчивается «войной всех против всех». Но, во всяком случае, неправильно считать право собственности простым изъявлением воли государства. Оно существовало задолго до появления государства на сцене истории, в форме обычного права, которое имеет место и в наше время.

Знание истории развития экономических отношений собственности позволяет определить, что собственники – это люди или группы людей любой численности, которые своим обособленным или совместным трудом (что в истории случается чаще) присваивают те или иные объекты, необходимые им для жизнедеятельности. При этом труд, превращающий «ничьи» объекты в собственность субъектов присвоения, носит характер не только производственный, созидательный, но и завоевательный, ратный. В результате именно ратного способа присвоения природных и иных благ возникает и существует тысячелетиями общественная (общинная, племенная, государственная или иная) форма собственности на землю, поскольку завоевание территории вместе с природными ресурсами и ее обязательная последующая охрана от новых завоевателей не могут осуществляться индивидуальным способом. Вообще «собственность» – слишком абстрактная категория, не позволяющая объяснить содержание конкретных форм собственности. Разнообразие форм собственности лучше объясняется разнообразием способов труда или способов присвоения объектов в процессе труда, способов производства. В соответствии с этой классической научной терминологией «различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными формами собственности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 20).

Советской науке 40 с лишним лет назад было известно также, что наряду с собственностью как общественным отношением, означающим абсолютное, полное, суверенное присвоение, в истории тысячелетиями существовали и существуют в наше время формы неполного, условного присвоения, ограниченного волей собственника. Такие отношения, в отличие от собственности, получили названия отношений владения и пользования. Философская энциклопедия того времени популярно объясняла, что каждая из этих категорий принадлежности выражала «определенную меру обладания объектом. Полная собственность означает безраздельную принадлежность вещи субъекту. Владение есть частичное обладание, осуществляемое под эгидой и контролем верховного собственника. Пользование же ограничивается возможностью временного распоряжения объектом. Вместе с тем полная собственность включает в себя в качестве своих функций пользование и владение» (Философская энциклопедия, т. 5, с. 40).

С началом рыночных реформ проблема связи экономической и правовой форм собственности перестала занимать российских обществоведов. Вскоре она была совсем исключена из образовательного государственного стандарта, устанавливающего требования к минимуму знаний экономистов, выпускаемых высшей школой. Вместо нее была введена в учебные программы теория Р. Коуза о собственности как «пучке прав», который включает в себя целый ряд правовых отношений, насчитывающий 11, а по мнению наиболее рьяных сторонников этой теории – до 34 и более отдельных прав, таких как право использования, право управления, право на доход и другие. Очевидно, что те, кто называет каждое из таких правомочий собственностью, а их обладателей – собственниками, попросту занимаются подменой понятий с целью намеренно сбить общественное сознание с толку.

Следует признать, что наиболее серьезным недостатком научной теории собственности является повышенное внимание к правам собственников и недостаточное – к их обязанностям. Научная литература, особенно популярная, по понятным причинам сосредоточивала внимание общества, помимо права использования объектов собственности в интересах собственников, на факте эксплуатации собственниками своих наемных работников, и не только их. Поэтому теория собственности в трактовке большинства современных печатных работ отличается не только указанной подменой понятия ее экономической сущности правовыми формулировками. Она, кроме того, по существу, скрывает знания о том, что право собственника использовать объект собственности в своих исключительных интересах предполагает также и его обязанность обеспечивать сохранность объекта и его совершенствование на протяжении всего времени его использования. (Прим. редакции: тот, к примеру, факт, что сталелитейные магнаты и оружейные бароны создают приличные условия для своих рабочих, отнюдь не означает, что факт эксплуатации отсутствует.) Такая обязанность не подчеркивается в научных трудах и не формулируется в специальных нормах права, поскольку очевидна для понимания действительными собственниками и реализуется на практике естественным образом. Каждому, кто желает создать собственное предприятие, или «свой бизнес», ясно, что ему для этого необходимо затратить главным образом, если не исключительно, собственные силы и средства и что в дальнейшем их придется тратить в течение всего времени существования созданного предприятия, до тех пор, пока он хочет оставаться его собственником. Собственник, таким образом, оказывается привязанным к своему предприятию самой прочной связью – личной потребностью в нем, в чем бы она ни выражалась – в конечном продукте, в прибыли или иной выгоде. Поэтому он не может не понимать, что невыполнение им функций сохранности предприятия (своего бизнеса) и его охраны от притязаний конкурентов угрожает ему потерей своей собственности. Этому не противоречат факты, что иногда «то или другое лицо может юридически иметь право на какую-либо вещь, не обладая ею фактически» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 64). Такие казусы возможны как раз в тех случаях, когда собственником объекта юридически назначается субъект, фактически не нуждающийся в нем. Но нормальным людям не может даже в голову прийти мысль, что можно быть собственником созданного предприятия и не нести ответственность за его сохранность и развитие, сопряженную с обязанностью покрывать связанные с этим затраты за свой счет.

В далеком прошлом те индивиды, которые были не способны обеспечивать собственность хотя бы на объекты домашнего хозяйства и свою рабочую силу, как известно, вынуждены были продавать себя и своих детей в рабство, а с прекращением рабовладельческой эпохи – продавать свою рабочую силу собственникам средств производства под угрозой голодной смерти.

В более позднюю эпоху – капитализма свободной конкуренции предприниматели становились естественными частными собственниками своих предприятий, признаваемыми обществом и защищаемыми государственным правом лишь до тех пор, пока они обеспечивали их сохранность, защиту и развитие полностью за свой счет, без расчета на помощь общества и государства. Именно это заставляло их жестко и даже жестоко эксплуатировать своих наемных работников, чтобы самим не попасть в их число.

Управляющие акционерных обществ – не их частные собственники

Определенные сомнения в справедливости частной собственности и ее эффективности стали зарождаться в общественном сознании еще в феодальную эпоху, по мере отделения собственности на средства производства от производительного труда. Мнение, что «всякий собственник есть либо вор, либо наследник вора», существовало уже в XII веке, когда ослабла роль феодалов в завоевании и охране земельных ресурсов от других завоевателей. В сфере промышленного производства понимание несправедливости частной собственности стало складываться лишь четыре столетия спустя, с образованием акционерных обществ. Эти формы собственности, как известно, явились одним из способов накопления капитала в условиях свободной конкуренции. Исторически им предшествовали коммандитные товарищества, а также различные формы партнерств, создаваемых на основе безусловного принципа частной собственности – ответственности партнеров за принимаемые решения своим имуществом.

Первые акционерные компании возникли, как известно, на основе общественных потребностей в расширении производства товаров и вовлечения государственного капитала в экономическую деятельность в форме исключительных привилегий частным партнерствам при использовании государственной собственности в их частных интересах (Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 2009, с. 684). Таким образом, акционерная собственность с самого начала явилась выражением частно-государственного способа производства, носящего обязательный договорно-правовой характер.

Другая особенность акционерных обществ состоит в том, что основные решения в них принимают наемные работники в лице совета директоров. «Правда, этот совет часто подлежит во многих отношениях контролю общего собрания акционеров, – замечает Адам Смит. – Но это собрание редко претендует на понимание дел компании; и когда среди них не господствуют партийные раздоры, они не считают нужным интересоваться ими, довольствуясь получением такого полугодового или годового дивиденда, какой директора сочтут нужным выдать им» (Смит А., там же, с. 691).

Такая организация акционерных обществ наряду с их очевидными экономическими преимуществами создает известные социальные проблемы. Они заключаются, во-первых, в менее эффективном управлении по сравнению с частными предприятиями, во-вторых, в стимулировании склонности управляющих к авантюризму, прожектерству и мошенничеству. Об этой их особенности знают все, кто знаком с научными источниками XVIII–XXI столетий. Тем, кто с ними незнаком, можно порекомендовать труды А. Смита, Дж. Милля, К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, Й. Шумпетера, Дж. Гэлбрейта и многих других авторов. Из современных источников можно порекомендовать работы П. Кругмана, а также материалы, описывающие скандалы с американской компанией «Энрон» и российскими государственными корпорациями в оборонной и аграрной отраслях. Все они однозначно раскрывают гениально сформулированную К. Марксом противоречивую сущность акционерных обществ, которая «требует государственного вмешательства», потому что «воспроизводит новую финансовую аристократию, новую разновидность паразитов в образе прожектеров, учредителей и чисто номинальных директоров; она воспроизводит целую систему мошенничества и обмана в области учредительства, выпуска акций и торговли акциями. Это – частное производство без контроля частной собственности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. 1, с. 481–482).

Винить самих участников акционерных обществ в этих пороках неправильно, так как таковы свойства самой акционерной экономической системы, которая возникла более трехсот лет назад с целью эффективного накопления общественного капитала в условиях господства частного способа производства и соответствующей ему частной формы собственности. Таков присущий капиталистической «кредитной системе двойственный характер: с одной стороны, развивать движущую силу капиталистического производства, обогащение на эксплуатации чужого труда, в систему чистейшего и колоссальнейшего азарта и мошенничества и все более сокращать число тех немногих, которые эксплуатируют общественное богатство; а с другой – составлять переходную форму к новому способу производства» (Маркс К., Энгельс Ф., там же, с. 485).

То, что современное акционерное право построено едва ли не полностью на принципах частной собственности, это приходится признать нормальным явлением, так как принципы общественной собственности пока еще известны мировой науке и практике лишь в общих чертах. Но основанная на них кредитная система, являющаяся частью системы отношений распределения благ, все меньше соответствует интересам большинства общества и требует кардинального изменения.

Производительные силы современного общества уже давно достигли уровня, превратившего общественный способ производства в господствующий, который все более настоятельно требует господства общественной собственности на основные средства производства. Этому не противоречит то, что условий для частной собственности в современном многоукладном обществе тоже хватает. Таковы сферы семейного хозяйства и мелкого бизнеса, главный признак которых – осуществление производства в основном за свой счет при минимальном использовании общественных ресурсов. Что касается индустриального сектора экономики, то его превращение в общественную собственность произошло в России не в 1917 году. Тогда была только продекларирована его общенародная направленность. Превращение его в уклад, определяющий социалистический характер господствующей формы собственности, произошло в последующие 20 лет в результате общесоюзного промышленного строительства.

Поэтому надежды Чубайса и его единомышленников-олигархов на то, что объявления права частной собственности достаточно для возврата в российскую экономику отношений частной собственности, говорят только об их экономическом невежестве. Изменение форм собственности всегда является результатом не правовых деклараций, а массовых общественных экономических действий. Общественная форма собственности в СССР возникла в результате развития производительных сил, лежащих в основе общественного способа производства, до уровня наиболее развитых стран. Теперь вернуться к господству частной формы собственности можно только посредством разрушения промышленности и сельского хозяйства, превращения этих отраслей экономики в массу мелких предприятий, какими они были в XIX веке. В той мере, в какой сторонникам приватизационной политики это сделать удалось, отношения частной собственности на российской территории уже получили некоторое развитие. Но одновременно усилилось несоответствие изменившихся правовых отношений дальнейшему экономическому процессу обобществления производительных сил. Это вызывает и не может не вызывать растущих социальных противоречий, видимых уже многим невооруженным глазом. Рост во всем мире социальных движений антиолигархической направленности все яснее указывает на то, что законы экономического развития не позволят в конечном счете осуществить олигархам меры, направленные на преобладание частных интересов над общественными. Напротив, есть основания предполагать, что процесс обобществления производства продолжится и получит новые формы в западных странах, пока еще считающихся «капиталистическими».

Научная теория собственности, обогащенная фактами последнего столетия, позволяет утверждать, что современная акционерная собственность в России есть в действительности смешанная государственно-частная форма собственности с преобладающей ролью собственности государственной за счет участия природных ресурсов и основных капитальных средств производства, созданных за десятилетия советского строительства. Любые правовые решения о переименовании их в частную собственность только отвлекают общественное сознание от этого экономического факта и являются, в сущности, попытками его обмануть.

Акционерные общества, получившие от государства право частной собственности, могут быть и являются поэтому в действительности экономически только владельцами полученных ресурсов, использование которых ограничивается волей общества как его собственника и государства как его агента. Причем владельцами только коллективными в лице собрания акционеров. Что касается самих акционеров, то они являются владельцами только купленных акций, но не акционерных обществ.

Как владельцы своих акций, акционеры могут поступать только в соответствии с действующим законодательством, и если их поведение расходится с экономическими интересами большинства общества, то винить в этом следует прежде всего законодателей, вообще государственную власть, не умеющую привести правовые отношения в соответствие с экономическими. Впрочем, вину следует возложить не только на действующую власть, но и на марксистских теоретиков, не сумевших усвоить противоречивую сущность «акционерного дела, которое предоставляет отдельному капиталисту или тому, кто считается капиталистом, абсолютное… распоряжение чужим капиталом и чужой собственностью» (Маркс К., Энгельс Ф., там же, с. 482), и организовать общество на устранение этого противоречия. Многие из них все еще не могут понять, что современные «олигархи» – не классические капиталисты, собственники, заинтересованные в максимизации прибыли своих предприятий, а только их наемные работники со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. (Прим. редакции: это очень спорное утверждение. По мнению многих других авторов, как раз так называемые олигархи в России являются классическими собственниками даже в тех случаях, когда обладают не контрольным, а просто крупным пакетом акций собственных предприятий, в тех случаях когда величины пакета достаточно для принятия управленческих решений.

Что касается частной собственности отдельных акционеров, то она, похоже, не оспаривается даже автором – акционер может сделать со своим паем всё что угодно.

Рассмотрим случай классического конфликта интересов между крупными акционерами, к примеру между «Русалом» и «Интерросом», по поводу «Норильского никеля». Два эти крупнейших собственника акционерных пакетов «НН» годами спорили о составе совета директоров и о том, кто должен назначать генерального директора. С нашей точки зрения, при всей важности этого спора для управления предприятием он не на миг не поколебал отношений собственности в части, касающейся их пакетов акций, – акции продолжали исправно приносить прибыль их собственникам.

 Возможно, автор несколько гиперболизирует различие между понятиями «предприятие как единица глобальной технологической цепочки, как хозяйствующий субъект» и «предприятие как объект собственности». Во всяком случае, именно из этого различия автор делает основополагающие выводы, отменяющие принцип частной собственности. Нет единого управления той или иной хозяйственной единицей со стороны единого собственника – нет, стало быть, и частной собственности. Это абсолютно не так, акционер полностью владеет своим пакетом акций. И если, например, У. Баффет владеет 3 процентами «Майкрософт» и 10 процентами «Эксон», не имея при этом возможности управлять данными предприятиями, это не означает ничего иного, кроме того обстоятельства, что он является собственником этих компаний на 3 и 10 процентов.

Да, собственник в большинстве случаев не может полностью управлять предприятием как конкретной хозяйствующей единицей, но своим-то паем может.

 И здесь В.И. Лоскутов совершенно прав: возникает и теоретическая, и практическая проблема отрыва оперативного управления организациями от собственности.

Возможно, правильнее было бы говорить о несовпадении конфигурации, границ собственности с границами конкретных хозяйствующих объектов в XIX–XXI веках.)

Вина современных российских законодателей состоит в том, что они не могут привести правовые нормы в соответствие не только со сложившимися экономическими отношениями, но и с общественной моралью и нравственностью, о чем свидетельствуют факты массовой коррупции, приобретшей системный характер по причине предоставления акционерным обществам прав частной собственности без выполнения ими обязанности «контроля частной собственности». Коллективы акционеров не выполняют функций контроля бюрократии, управляющей предприятиями, потому что не являются их собственниками, государство как исполнительный орган общества этих функций не выполняет тоже, потому что современные политики, поддерживаемые теоретиками, лишили его права контроля и даже любого «вмешательства» в дела будто бы частных акционерных обществ.

К сожалению, в работах основоположников марксизма функция контроля собственности в некапиталистическом обществе была только обозначена, не став явной частью теории собственности, а советским марксистам развить эту идею помешал догматический характер их мышления. В.И. Ленин, как известно, пытался добиться контроля бюрократии, пришедшей на смену упраздненному классу капиталистов и закрепившейся во власти, но эти попытки ему не удались, и к концу жизни ему осталось только предупредить соратников: «Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 180). Так оно и случилось.

Известно, что контроль – обязательная функция управления. Процесс управления чем бы то ни было предполагает контроль как условие, без которого цель управления достигнута быть не может. Частная собственность является неэффективной, потому что частные собственники не способны ставить правильные, объективно обусловленные цели в общественных интересах, общественная же собственность проигрывает в эффективности, когда она не выполняет функции контроля объективных общественных целей. Решение напрашивается одно – организовать выполнение этих функций в общественных интересах общественными средствами.

В системе мер, стабильно обеспечивающих эффективное развитие экономики в интересах общества, первой, очевидно, потребуется государственное установление норм инвестирования, необходимых для обеспечения процесса расширенного воспроизводства. До тех пор пока он будет осуществляться на принципах частной собственности, все планы и разговоры об инновациях и модернизации останутся пустыми разговорами. Мировая практика показывает, что для того, чтобы обеспечить прирост ВВП на 3–4%, необходимы инвестиции в объеме около 20%. Южная Корея и Китай, например, решившие добиться более высоких темпов экономического роста, вынуждены были инвестировать до 35–45% ВВП. Такого же уровня инвестирования понадобилось экономике США после Второй мировой войны, в 1946–1950 гг., чтобы возместить затраченные во время войны ресурсы, в том числе помочь Европе в восстановлении ее разрушенных производительных сил.

Расширенное воспроизводство – экономический закон современного способа производства, не только капиталистического. Без его соблюдения невозможно экономическое, а значит, и всякое другое развитие современного общества, невозможны ни его модернизация, ни инновация. Простые обыватели могут ничего не знать об этом законе. Но собственники производственных ресурсов если и не знают этого, то не могут не чувствовать потребности общества и своей обязанности в его осуществлении под угрозой лишения самих объектов собственности.

Вот почему на основании факта, установленного представителями Института Европы РАН, что российским «собственникам не нужны в нынешних условиях ни высокие технологии, ни инновационные порывы», можно сделать уверенный вывод, что они никакие не собственники.

Кто же эти собственники экономических, в том числе финансовых, ресурсов, необходимых для развития российской экономики? Такими собственниками в современных сообществах являются субъекты, выполняющие функции присвоения этих экономических ресурсов посредством управления ими – бюрократические государства. Частные лица, как и их коллективы, могут быть и являются только владельцами той части ресурсов, которые государства выделяют для частного (группового) использования. Частные приобретатели акций и других правовых документов на владение отдельными частями ресурсов могут быть только их владельцами и пользователями, если даже они называются собственниками в правовых документах по экономической неграмотности тех представителей государства, которые их этим правом наделяют. Причем управляющие акционерных обществ являются их наемными работниками, заинтересованными не в прибылях корпорации, а в тех показателях, за которые они получают свою зарплату. Объявление их собственниками создает лишь путаницу в их действительном социальном положении наемных служащих. Право частной собственности акционеры, фактически являющиеся только владельцами акционерных обществ, без указаний собственника-государства реализовать не могут и не хотят. Вообще сама идея приватизации корпораций – мертворожденное изобретение современных политиков, не знающих и не понимающих марксистской теории собственности. Этими правовыми нормами, не соответствующими действительным экономическим отношениям, а поэтому неустойчивыми, деловые люди вынуждены пользоваться до установления органами государственной власти иного, нового права.

Такое, новое право, несомненно, будет создано, но над его созданием еще придется поработать современным политикам, а еще больше – теоретикам. В частности, как правильно считает С.С. Губанов, «всё равно придется решать вопрос о собственности в пользу интегрированных форм», что в переводе на классический марксистский язык означает превращение права корпоративной собственности в право общенародной собственности, используемой в интересах всего российского общества. Он, безусловно, прав, что без этого «мы физически не в состоянии добиться объединения добычи сырья с его индустриально-технологической переработкой в готовую конечную продукцию – наукоемкую, конкурентоспособную, с высокой добавленной стоимостью. В этом сегодня проблема. И это коренная проблема» («Экономист»  № 11/2012, с. 9).

Чтобы решить эту коренную проблему, обществу придется «взять во владение средства производства», стать их собственником не только фактически, но и юридически, по праву, а «анархию внутри общественного производства заменить планомерной, сознательной организацией». Такая работа российским обществом однажды была уже сделана, хотя и революционными методами со всеми их достоинствами и издержками. Теперь экономические условия позволяют повторить ее эволюционно, правовыми методами. В этом сегодня заключается поставленная Энгельсом «задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 294–295).

Владислав Иванович ЛОСКУТОВ,

 доктор экономических наук,

 профессор Мурманской академии

 экономики и управления