Главная       Дисклуб     Наверх  

 

ЭВОЛЮЦИОННЫЙ ПУТЬ РАЗВИТИЯ

ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА

 

Как бы ни относились представители различных научных школ к марксизму, никто не может отрицать открытого К. Марксом объективного, не зависящего от воли и сознания людей всеобщего закона развития общества – закона соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Главный вывод, следующий из него, состоит в том, что изменение производительных сил, которое люди осуществляют под влиянием их непреходящей потребности в улучшении своих жизненных условий, требует соответствующего изменения производственных, а с ними и всех других экономических, а затем и надстроечных общественных отношений.

Историческая практика убедительно подтверждает, что «с изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке», и если люди подчиняются требованиям этого закона, то необходимые изменения в обществе происходят относительно мирно, эволюционно. Невыполнение же его требований ведет к росту жизненных неудобств, противоречий, которые при длительном непринятии необходимых изменений становятся невыносимыми, что заканчивается революцией, тем более «великой», то есть разрушительной и кровавой, чем более значительным является отставание производственных отношений от уровня развития производительных сил. Так что о революционном способе разрешения общественных противоречий человечеству задумываться не надо – он гарантирован самими законами развития общества, такими же неотвратимыми, как и законы природы. Задача современного общества, которое хочет считать себя цивилизованным, – не довести накала противоречий до их разрешения революционным способом, а это значит, что нужно искать и найти эволюционные способы их устранения. Уровень научных знаний об обществе, достигнутых человечеством к настоящему времени, позволяет не только поставить такую задачу, но и приступить к ее выполнению.

Первое, что необходимо для выполнения этой задачи, заключается в восстановлении понимания политической экономии как фундаментальной науки. Буржуазными экономистами политическая экономия никогда не воспринималась таковой в силу того, что она утверждала преходящий характер капиталистической формации и переход к социалистической системе общественных отношений. В странах «социалистического лагеря» произошло то же самое, как только к власти пришли силы, заинтересованные в приватизации общественных средств производства. Отказ от марксистской теории произошел тем проще, что политэкономия в СССР была значительно догматизирована и на научном поприще подвизалось большое количество специалистов, знакомых с марксизмом не по классическим первоисточникам, а по учебникам, догматически искажающим его в угоду интересам партийно-правительственной бюрократии.

Здесь уместно напомнить, что кризис социализма в СССР и крушение социалистического лагеря тоже произошли по причине нарушения закона соответствия производственных отношений производительным силам, точнее, того, что правовая система отношений собственности вошла в противоречие с законом формирования и развития отношений собственности и других экономических форм принадлежности. Власть не считалась с фактом многоукладности советского общества, с тем, что в условиях разделения труда и частной собственности на его результаты, как утверждал Ф. Энгельс, «труд – такой же товар, как и всякий другой» [1, с. 324]. Из этого следовала необходимость признания частной (частносемейной) собственности на рабочую силу трудящихся и, соответственно, на результаты производства в сфере мелкого бизнеса, но этот факт советской экономической наукой, к сожалению, отрицался.

В свое время В.И. Лениным была обстоятельно раскрыта суть ошибочной теории «левых коммунистов», утверждавших, что труд является товаром и, соответственно, рабочая сила – объектом частной собственности только при капитализме [2]. Эта ошибочная теория в конечном счете легла в основу столь же ошибочной Программы Коммунистической партии Советского Союза, обещавшей, что в советском обществе до 1980 года «произойдет постепенный переход к единой общенародной собственности. Таким образом, в СССР будет в основном построено коммунистическое общество» [3, с. 368].

Социальные противоречия, к которым эта теория вскоре привела, были относительно бескровными, поскольку теория не отрицала существования уклада, определяющего социалистическую формацию, а, напротив, считала его господствующим. Политика нынешней власти, напротив, стала признавать преобладание отношений частной собственности на основные средства производства. Это гарантирует неизбежный ее конец, если не эволюционный, путем демократического избрания теоретически грамотной власти, то революционный – путем ее насильственного упразднения.

Как именно и когда произойдет новая антикапиталистическая революция, во многом зависит от состояния фундаментальных научных знаний и их распространения в обществе. В советское время они в значительной мере были догматизированы, а в последние двадцать лет подверглись существенной деградации. Поэтому в настоящее время основная работа по восстановлению политической экономии в качестве фундаментальной экономической науки главным образом ложится на профессиональных ученых академических и вузовских учреждений.

Кому-нибудь может казаться заблуждением, но экономическим закономерностям развития современного общества сегодня больше всего соответствует экономическая политика В.И. Ленина, основные принципы которой он изложил в материалах последних лет своей жизни. В них он не только творчески развил марксистскую теорию капиталистического обобществления производства и обосновал основные условия перехода от капитализма к социализму, но и создал возможность реализации необходимых для этого основных практических мер.

Научного материала, созданного Лениным, для этого достаточно много. Основными работами, необходимыми для его понимания, являются «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция», «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности». В них Ленин, опираясь на учение основоположников марксизма, выразил свое отношение к переходному периоду от капитализма к социализму, охарактеризовав экономическое содержание этого периода и перспективы его последующего развития.

Впоследствии его идеи теоретиками интерпретировались и многократно пересматривались под влиянием текущих проблем, превращаясь в мертвые догмы и цитаты, удобные для подтверждения представителями власти собственных мыслей, в том числе далеких от марксистских.

Основная мысль Ленина заключалась в том, что буржуазная февральская революция 1917 года отразила факт вхождения России в эпоху государственно-монополистического капитализма, который представляет собой «переходный или, вернее, умирающий капитализм» [4, с. 424]. К такому выводу он пришел еще до Октябрьской революции, в 1916 году, а в сентябре 1917 года, видя «полную бездеятельность правительства» к принятию «мер предотвращения катастрофы и голода», он пришел к убеждению, что «государственно-монополистический капитализм есть полнейшая материальная подготовка социализма, есть преддверие его, есть та ступенька исторической лестницы, между которой (ступенькой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких промежуточных ступеней нет» [5, с. 193]. Поэтому, сделал он вывод, государство в этих условиях может осуществлять экономическую политику «либо в интересах помещиков и капиталистов», что характеризует «реакционно-бюрократическое государство», «либо в интересах революционной демократии; тогда это и есть шаг к социализму. Ибо социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» [5, с. 192].

Таким образом, согласно марксистско-ленинскому учению переход от капитализма к социализму предполагает реализацию двух условий: 1) достижение необходимого уровня капиталистического обобществления производства, делающего возможным экспроприацию капиталистов, конфискацию у них средств производства; 2) формирование государственной власти, способной направлять общественную экономику «на пользу всего народа». Как творчески мыслящий, твердый марксист, Ленин был убежден, что в условиях достаточного обобществления производства «государственно-монополистический капитализм при действительно революционно-демократическом государстве неминуемо, неизбежно означает шаг и шаги к социализму!» [5, с. 191].

Точка зрения Ленина о путях перехода периода от капитализма к социализму опиралась на фундаментальное положение марксистской теории, утверждающее, что собственность есть отношение между людьми, прежде всего экономическое, но вместе с тем и правовое, то есть признанное (легитимированное) обществом, санкционированное государством и поддерживаемое его силой.

После победы Октябрьской революции, в мае 1918 года, Ленин эти предложения выразил еще более определенно. Теперь в порядке критики «левых коммунистов» по принципиальному вопросу внутренней политики: о национализации и обобществлении. Национализация, по его мнению, есть то же самое, что и конфискация. То и другое представляет собой не что иное, как надстроечные политический и юридический акты передачи материальных благ из частной собственности в собственность государства, которые могут быть осуществлены по воле власти, но только в том случае, если базисные, экономические условия уже созданы.

Обобществление же, в отличие от национализации, является более трудным и продолжительным делом, которое заключается в слиянии раздробленных процессов производства в различных отраслях экономики в единый общественный процесс. Поэтому обобществление производства, подчеркивал Ленин, предполагает, помимо «прекрасных революционных качеств», таких как решительность власти, еще ее умение организовать процесс производства, в том числе и прежде всего «умение правильно учесть и правильно распределить» [2, с. 294]. В российских условиях того времени это означало, что пролетарскому государству предстоит преобразовать три уклада из пяти названных Лениным, опираясь на наиболее близкий к социалистическому укладу – государственный капитализм. «Главная борьба развертывается именно в этой области, – объяснял Ленин своим соратникам. – Не государственный капитализм борется здесь с социализмом, а мелкая буржуазия плюс частнохозяйственный капитализм борются вместе, заодно, и против государственного капитализма, и против социализма. Мелкая буржуазия сопротивляется против всякого государственного вмешательства, учета и контроля, как государственно-капиталистического, так и государственно-социалистического. Это – совершенно непреложный факт действительности, в непонимании которого и лежит корень экономической ошибки «левых коммунистов» [2, с. 296–297].

Дальнейшая история показала, что процесс обобществления производства при советской власти посредством планомерной индустриализации промышленности обеспечил доведение отсталой российской экономики до уровня наиболее развитых стран менее чем за 20 лет (с 1917 до 1937 года) вместо 70 лет (примерно с 1830 до 1900 года), которые потребовались развитым капиталистическим странам с начала эпохи машинного производства.

Данный исторический факт убедительно показал преимущество социалистического обобществления производства, опирающегося на государственную собственность на средства производства и планомерность в общественном масштабе, перед капиталистическим обобществлением, отнимающим много времени на стихийное решение множества правовых и юридических проблем и противоречий, возникающих между частными собственниками средств производства, которые в терминах современной институциональной экономики называются трансакциями.

В отличие от многих своих соратников Ленин понимал, что в 1918 году Россия к восприятию социалистических отношений готова была еще недостаточно. «Неужели не ясно, – убеждал он не понимающих этого «левых коммунистов», – что в материальном, экономическом, производственном смысле мы еще в «преддверии» социализма не находимся? И что иначе, как через это, не достигнутое еще нами «преддверие», в дверь социализма не войдешь?» [2, с. 303].

В материальном, экономическом, производственном смысле Россия в преддверие социализма к концу 30-х годов ХХ столетия благодаря ленинской политике индустриализации промышленности и кооперации сельского хозяйства все-таки вошла, что доказали многие ее достижения на хозяйственном фронте и особенно ее победа в войне с фашистской Германией. Однако после смерти Ленина в советских теоретических источниках все же возобладала идея «левых коммунистов» о возможности построения социализма минуя государственный капитализм. В настоящее время принято винить в этом Сталина, но в действительности к тридцатым годам господствовавший в советской науке марксизм уже приобрел догматический характер, суть которого заключалась в подмене научных понятий, отражающих действительные экономические отношения, категориями, удобными для идеологических представителей действующей власти. Так, понятие частной собственности работников на свою рабочую силу было исключено из системы экономических отношений социализма и переименовано в личную собственность, хотя принципиально такое переименование экономических терминов мало что меняет. Точно так же государственная собственность на средства производства с подачи теоретиков вроде Н.И. Бухарина и других «левых коммунистов» в конечном счете была переименована в социалистическую.

«Левые коммунисты» считали предложения В.И. Ленина «правобольшевистским уклоном», будто бы грозящим эволюцией в сторону государственного капитализма [2, с. 295]. На самом деле экономический уровень развития России вполне соответствовал оценке Ленина как «преддверия социализма», так как в действительности в течение всего советского периода в СССР преобладали отношения государственного капитализма, адекватным надстроечным выражением которого явилась бюрократическая форма социализма.

Государственный капитализм по внешней, – политической и правовой, – надстроечной форме не случайно совпадает с бюрократическим социализмом, с одной стороны, и корпоративным капитализмом – с другой.

«Корпорации, – учит Маркс, – представляют собой материализм бюрократии, а бюрократия есть спиритуализм корпораций. Корпорация составляет бюрократию гражданского общества, бюрократия же есть корпорация государства. В действительности поэтому бюрократия противопоставляет себя, как “гражданское общество государства”, – корпорациям, как “государству гражданского общества”» [6, с. 270]. В соответствии с этой научной истиной после победы Октябрьской революции Россия вступила в период эволюционного перехода от капитализма к социализму, первая фаза которого приобрела форму общественных отношений государственного капитализма и государственного социализма одновременно. Надо признать, что пока в СССР были живы идеалы социализма и сами некоторые участники революции, развитие страны носило явный характер государственного социализма, бюрократические извращения и издержки которого только подчеркивали преобладание государственных интересов над частными интересами отдельных граждан и групп. Вскоре после смерти Сталина началось отступление от социалистической направленности развития страны в интересах наемных управляющих, стремящихся к максимальной личной свободе от государственных ограничений и тем самым к ослаблению контроля над ними со стороны собственника, которым благодаря Октябрьской революции стало Советское общество. Но по мере ослабления государством, как органом власти собственника, контроля корпоративных и государственных управляющих у последних возник и постепенно усилился интерес к тому, чтобы самим стать частными собственниками.

История свидетельствует, что процесс вытеснения собственников их наемными управляющими совершался повсеместно и многократно, как в локальных, так и в общественных масштабах. К этому и стремится тот общественный класс, который называется бюрократией. К. Маркс объяснил этот факт тем, что «действительная цель государства представляется бюрократии противогосударственной целью. Бюрократия считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои «формальные» цели их содержанием, то она всюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание – за нечто формальное… Бюрократия есть мнимое государство наряду с реальным государством, она есть спиритуализм государства» [6, с. 271–272].

Понимая опасность бюрократии для советского государства, в мае 1918 года Ленин поставил перед коммунистами задачу «перехода от национализации… к обобществлению», а в октябре 1921 года подвел четырехлетний итог успехов Октябрьской революции, отметив как «и самое важное, и самое трудное, и самое недоделанное наше дело: хозяйственное строительство» [7, с. 150], но в феврале 1922 года вынужден был признать, что «вся работа всех хозорганов страдает у нас больше всего бюрократизмом. Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это» [8, с. 180].

Теперь известно, что так в конце концов и случилось. Благодаря усилиям бюрократии, как корпоративной, так и государственной, чиновной, семьдесят лет спустя произошло перерастание бюрократического государственного социализма в близкий ему по цели аппарата общественной власти бюрократический государственный капитализм.

Таким образом, хозяйственное строительство остается до сих пор не только самым важным и трудным, но и самым «недоделанным делом» перехода от национализации к обобществлению, которое теперь предстоит доделать нашим современникам, чтобы наконец из преддверия войти в дверь социализма. Начать эту работу следует с приведения прав принадлежности материальных благ в соответствие со сложившимися действительными экономическими отношениями. В корпоративной сфере экономики, по-видимому, будет особенно много такой работы, так как здесь предстоит установить разные организационные, правовые и прочие нормы принадлежности соответственно ролям участников процесса присвоения в структуре корпоративных отношений: собственности – для органов государственного управления, владения – для акционеров корпораций, пользованиядля личных собственников предметов потребления и распоряжения – для наемных управляющих объектами общественной собственности. Для того чтобы выполнить эту работу, по-видимому, нельзя обойтись без создания предварительно на основе марксистско-ленинского учения эволюционной теории собственности, опирающейся на факт многоукладной структуры современного общества.

Искажение научных знаний о реальных экономических отношениях в СССР стало конечной причиной вульгаризации советской теоретической мысли, которая с принятием на XXII съезде КПСС, в 1961 году, «программы перехода от социализма к коммунизму» была доведена до полного расхождения с действительностью. Это в значительной мере подорвало веру народных масс в возможность достижения не только коммунистических, но и социалистических идеалов, что ослабило идеологическую прочность советской государственной системы и обусловило ее политический развал в течение следующих тридцати лет. К сожалению, большинство теоретиков, в том числе из тех, кто в принципе осуждает либеральную рыночную политику действующей государственной власти, до сих пор оценивают реальность тоже неправильно. Принципиальная позиция Ленина, которая заключалась в определении основными послереволюционными укладами государственного капитализма и социализма, сохраняет свое значение до сих пор. Согласно его учению государственная политика, которая осуществляется в интересах частных собственников, как бы они ни назывались: помещиками, капиталистами, буржуями, менеджерами, олигархами, бюрократами, чиновниками или как-либо иначе, является государственно-капиталистической, а само государство реакционно-бюрократическим. Когда же экономическая политика государства осуществляется в интересах всего народа, она, в сущности, еще не являясь социалистической, представляет собой «ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии» [2, с. 302].

Это значит, что фактором, прервавшим движение советской страны от государственного капитализма к социализму, явился недостаточный уровень понимания марксистско-ленинского учения обществом, в том числе теми, кто выполняет функции экономического просвещения общества и управления им. Современным реформаторам еще только предстоит освоить гениальное открытие Маркса, что акционерные общества «есть необходимый переходный пункт к обратному превращению капитала в собственность производителей, но уже не в частную собственность разъединенных производителей, а в собственность ассоциированных производителей, в непосредственную общественную собственность» [9, с. 480].

Судя по экономической политике либеральных реформаторов, им как будто неведомо, что, во-первых, собственность – не единственное отношение принадлежности, что, кроме нее, существуют также отношения владения и пользования, которые были известны людям еще во времена Древнего Рима или даже раньше. Советским марксистам, кроме того, был известен также закон соответствия правовых форм собственности способам производства, а в более широком смысле – закон соответствия форм принадлежности благ способам их присвоения, который рано или поздно реализуется вслед за изменениями способов производства (присвоения). Несоблюдение государством этого экономического закона ведет к тому, что легализованные государством формы собственности, но не соответствующие сложившимся способам производства, отвергаются обществом, становясь нелегитимными. Такой нелегитимной формой в современном обществе является право частной собственности на землю и другие средства производства крупных акционерных обществ.

Возвращение основных средств производства в собственность общества требует не только их национализации, что будет нетрудно сделать, когда государственная власть перейдет к тем марксистам, усилия которых будут направлены, если применить формулировку Ленина, на обращение государственной монополии на пользу всего народа. Для этого новой власти потребуется осуществить ряд мер обобществления производства, которые, очевидно, должны будут основываться на принципе расширенного воспроизводства, но, понятно, не капиталистического, а социалистического.

Реализация этого принципа предполагает много конкретных мер, главным из которых является государственное регулирование доходов, как общественных, так и частных, и прежде всего направление прибавочного продукта только на расширение отечественного производства. Среди этих мер первоочередными, по-видимому, должны быть запрет вывоза капитала и запрет направления его в офшорные зоны, иностранные банки, на спекулятивные цели и другие меры, не допускающие траты капитала (включая капиталы акционерных обществ и доходы от продажи акций их частными владельцами) на цели, не предназначенные для расширения отечественного воспроизводства.

Понятно, что любые меры, ограничивающие свободу акционерных обществ государственным регулированием их деятельности, нарушают принцип рыночной свободы. Тем не менее еще в 1883 году сначала США, а затем и другие страны вынуждены были в интересах общества приступить к ограничению свободы корпораций посредством антимонопольного законодательства. Правда, более чем столетний опыт применения этого законодательства в конечном счете привел к пониманию его бесплодности. «Антитрестовские законы – это, скорее всего, тупик на пути к реформе», – пришел к выводу, в частности, Дж. Гэлбрейт [10, с. 276], и с ним солидарны многие ученые. Поэтому, как и прежде, в современном обществе господствующую, причем усиливающуюся роль продолжают играть корпорации. Они не только «воспроизводят целую систему мошенничества и обмана», что было не ново уже при жизни К. Маркса, но и пытаются навязать государству свои частные интересы, прежде всего интересы крупных акционеров, называемых в современной России «олигархами».

Современная реальность вызывает общественный интерес к политике развития и совершенствования корпораций, но вместе с тем требует также строгого контроля и регулирования их деятельности, включая создание особого правового режима, ограничивающего получение чрезмерных, хотя и легальных, но нелегитимных доходов владельцев акций. Такую политику, как нарушающую право частной собственности, его сторонники назовут дискриминационной. Но другого выбора нет: если общество не дискриминирует корпорации ограничением свободы акционеров к незаслуженному чрезмерному обогащению, то корпорации дискриминируют общество эксплуатацией его граждан, и как наемных работников, и как потребителей товаров.

В 1949 году Й. Шумпетер, выступивший перед деловыми людьми Экономической ассоциации США, «которые считают себя (на все 100 процентов) противниками социализма и привычно отрицают существование тенденции к его наступлению», с предложениями об изменениях «в процессе дезинтеграции капиталистического общества», отметил, что его слушатели принимают «не подвергая сомнению, и даже с одобрением» следующие из них:

«1) различные меры стабилизационной политики, направленные на предотвращение спадов или по крайней мере депрессий, а именно – значительные масштабы государственного регулирования деловой конъюнктуры, если не сам принцип полной занятости;

2) “политику большего равенства в доходах”, редко определяя, до какой степени равенства готовы они пойти, и в связи с этим – принцип перераспределительного налогообложения;

3) богатый ассортимент мер по регулированию цен, нередко обосновываемых с помощью антитрестовских лозунгов;

4) различную степень государственного контроля, хотя и сильно различающегося по своим масштабам, над рынком труда и денежным рынком;

5) неопределенное расширение потребностей, которые ныне или в будущем должны удовлетворяться с помощью государственного предпринимательства, бесплатно или за плату, как, например, потребность в услугах почты;

6) конечно же, все виды законодательства, регулирующего рынок ценных бумаг» [11, с. 528–529].

Во второй половине столетия «движение к социализму» в мире продолжилось. Исследования, проведенные в ХХ веке, многократно показали, что представления об однозначно капиталистическом, как, впрочем, и социалистическом, характере современных стран устарели. Социализм перестал считаться исключительной общественной системой, возникающей внезапно в результате политической революции. Подобно всем прочим историческим формациям, он стал правильно рассматриваться как уклад, вызревающий постепенно в условиях господства предшествующей формации – капиталистической. В этом смысле социализм уже давно существует во многих современных странах, считающихся капиталистическими, в том числе, как убедительно показал Дж. Гэлбрейт, и в США. Это значит, что развитые страны современного мира, как и сто лет назад, находятся в переходном состоянии, но не к рынку и капитализму, а к гораздо более прогрессивной экономической системе – к ассоциации, в которой господствующим является интерес не очередного эксплуататорского класса, а общества в целом, то есть всех его социальных групп.

Такое общество в марксистской интерпретации и есть социалистическое. Его первая форма, подобно первым формам всех других формаций, возникла в результате революции. Но к XXI веку объективные условия, позволяющие человечеству развивать социалистические отношения эволюционным способом, вполне сложились. Проблема теперь только в том, чтобы устранить субъективные факторы, способные доводить социальные противоречия до революций и провоцировать гражданские войны, которые в условиях наличия ядерного оружия и все более легких возможностей его применения угрожают физической гибелью всему человечеству. Причем гибелью мучительной, поскольку не раз было сказано, что после ядерной войны, если она случится, живые будут завидовать мертвым.

Одним из таких факторов, способных направить развитие современного посткапиталистического общества по революционному пути, является отношение людей к корпорациям как к частной собственности, к их управляющим – как к частным собственникам, предпринимателям и капиталистам, а к общественному строю, соответственно, как к капиталистическому. Если признать общество капиталистическим, а господствующую социальную группу капиталистами, то придется сделать вывод о необходимости для перехода к социализму «уничтожения капиталистов как класса», чего без крови добиться невозможно. Такая программа не может получить поддержку большинства современного населения, но может вызвать серьезные социальные потрясения.

Задача социалистического развития общества решается принципиально иначе, если исходить из того, что корпоративные управляющие, включая «олигархов» и членов советов директоров, являются такими же наемными служащими, чиновниками и бюрократами, как и их коллеги в государственных учреждениях. Переименование их в капиталистов и предпринимателей – вина не столько их самих, сколько политиков, находящихся у власти, и их невежественных ученых советников. Поэтому и возвращение их к статусу наемных работников, кем они в экономическом отношении являются в действительности, нуждается в принятии только соответствующих правовых решений.

Правда, сделать это теперь будет не очень просто, так как люди быстро привыкают к благоприятным условиям, хотя бы и незаслуженным, и без сопротивления с ними не расстаются. Но обратное переименование неправомерно признанных «капиталистов» и «предпринимателей» в управляющих различными структурными подразделениями общественной экономики все-таки можно осуществить без революционного насилия средствами научного просвещения и массовой пропаганды населения. Главное – объяснить обществу, что на самом деле современные управляющие, как корпоративные, так и государственные, ни капиталистами, ни предпринимателями не являются и быть ими не могут.

Капиталист, в научном современном понимании слова, не просто «эксплуататор» – собственник капитала, применяющий его с целью личного обогащения. Капиталист – это прежде всего человек, создающий предприятие за счет собственного капитала с целью получения дополнительного капитала. Капиталисты могут существовать лишь там, где существует система не только их права покупать и эксплуатировать рабочую силу тех, кто не имеет собственных средств производства, но и обязанности за свой счет создавать предприятие и осуществлять его расширенное воспроизводство. Капитализм как историческая формация – это общественная система, в которой субъект, желающий быть капиталистом, должен, во-первых, уметь добывать или иметь легитимный первоначальный капитал, необходимый для покупки средств производства и рабочей силы, а во-вторых, самостоятельно управлять им, неся весь риск за его сохранность и приумножение. Эти два условия являются главными признаками капитализма, которых не только в современной России, но и в развитых промышленных странах, привычно называемых капиталистическими, часто нет. Как многократно установлено современной наукой, главными экономическими субъектами в них являются наемные управляющие корпораций, которые: 1) не несут материальной ответственности за судьбу корпораций, если нет доказательств их личной вины; 2) имеют основной целью своей деятельности максимизацию не прибыли корпорации, а личного дохода, в том числе в ущерб корпоративной прибыли.

Специфика посткапиталистического общества, таким образом, состоит в том, что в нем капиталистические экономические отношения уже потеряли господствующее значение, хотя социалистические отношения в полной мере еще не сложились. В один день такие перемены не происходят. Поэтому, строго говоря, ни в октябре 1917 года, ни много позже социалистической Советская Россия не стала. Ленин на это своим соратникам указывал неоднократно. Для того чтобы это произошло, Советы (советская власть) должны были превратиться из «органов управления для трудящихся через передовой слой пролетариата» в «органы управления через трудящихся, через трудящиеся массы». Такую программную задачу Ленин ставил перед советской властью. Он четко понимал, что «бороться с бюрократизмом до конца, до полной победы над ним можно лишь тогда, когда все население будет участвовать в управлении», и поэтому «бюрократию можно потеснить только организацией пролетариата и крестьянства… наряду с действительным проведением мер по привлечению рабочих к управлению» [12]. Но реализовать эту задачу ни самому Ленину, ни Коммунистической партии после его смерти полностью не удалось. Партия смогла только взять процесс производства и распределения под контроль государства. В результате государственная бюрократия в борьбе за право управлять советским обществом вскоре после революции победила, превратив советский вариант социализма в бюрократический социализм.

В странах, которые до сих пор принято называть капиталистическими, в течение ХХ века завершился переход функций управления экономикой от капиталистов к их наемным профессиональным управляющим. Начало этого процесса было отмечено еще Энгельсом как «уход в отставку» капиталистов от руководства предприятиями. В результате этого эволюционного процесса совершилось превращение классического капитализма в бюрократический капитализм. Эта современная форма общества отличается высоким уровнем обобществления производства, характеризующегося доминированием в экономике корпоративного и государственного способов производства. Оба они представляют собой общественные, хотя и не тождественные формы производственной ассоциации. Но именно потому, что они не тождественны, каждая из них служит экономической основой неодинаковых отношений производства и распределения благ. В результате складывается неантагонистическое противоречие, поскольку результаты обоих способов производства распределяют и, благодаря отсутствию общественного контроля, присваивают в своих интересах не капиталисты, а чиновники – бюрократы.

Основным противоречием сложившейся, таким образом, некапиталистической, посткапиталистической формации явилось противоречие между общественным, ассоциированным способом производства материальных благ в главных секторах экономики и бюрократическим, чиновничьим способом присвоения их доходов.

Особенность способов разрешения этого противоречия определяется особенностями структуры экономических отношений сложившегося посткапиталистического общества. Она заключается в том, что в этом обществе:

1. Нет разделения на антагонистические классы по отношению к собственности на основные средства производства. Управляющие как государственными, так и акционерными предприятиями и фактически, и юридически являются служащими этих предприятий, наемными работниками их собственников – акционеров или государства, являющегося, строго говоря, представителем интересов всего общества. В случаях отсутствия должного контроля со стороны собственников они получают возможность обращать прибыль предприятий в свою частную собственность, но не стоят перед неотвратимой обязанностью направлять ее на модернизацию и инновационное развитие предприятий, как подлинные капиталисты. Эта особенность посткапиталистической экономики заслуживает ее определения как ублюдочного капитализма и служит главной причиной ее загнивания и неизбежной скорой гибели.

2. Правовые отношения капиталистической частной собственности и распределения доходов, особенно в России, значительно отстали от современной системы экономических отношений и сохраняются за счет существования только субъективных факторов, каковыми являются:

1) низкий уровень теоретических знаний о фундаментальных законах развития общественных экономических отношений и их деградация по сравнению даже с XIX веком;

2) оппортунизм представителей общественных наук вместо поиска объективных истин, приспосабливающих выводы своих исследований к интересам властных чиновников;

3) слабая пропагандистская и организационная работа левых партий, призванных вооружать массы социалистической идеологией;

4) информационные и профессиональные преимущества государственных и хозяйственных чиновников, позволяющие им принимать решения в корпоративных или даже личных интересах, оправдывая их интересами всего общества;

5) недостаточная гражданская активность трудящихся масс, обусловленная влиянием названых четырех факторов.

Однако общественные отношения, лишенные экономических оснований и целиком покоящиеся на субъективных факторах, хотя и не вызывают антагонистических противоречий, не могут совсем не создавать социальных конфликтов разной степени напряженности. Чтобы создать возможности для их устранения, необходимо особое внимание уделять развитию общественных наук, и прежде всего политической экономии.

Основной принцип эволюционной программы развития современного общества определяется экономическим законом соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил, тем, что ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах старого общества.

Такой же вывод можно сделать относительно современных укладов. Три из них: корпоративный, государственно-корпоративный и государственный – по-прежнему тяготеют к перерастанию частной собственности в общественную. Но когда и как они преобразуются в социалистический способ производства, определяющий социалистическую формацию, будет зависеть от того, как и какие материальные условия будут созданы. Очевидно только, что политика дальнейшей приватизации и разгосударствления общественных ресурсов не соответствует этой цели и общественному прогрессу, работает против них. Отрасли производственной деятельности, требующие привлечения крупных материальных, трудовых и финансовых средств, а также скоординированного, организованного по единому общему плану их использования, уже по своей технологической и организационной природе не могут быть частной собственностью. Именно поэтому на протяжении последних двухсот лет шел процесс непрерывного сращивания мелких частных предприятий в более крупные, слияния их в картели, синдикаты, тресты и холдинги, замены свободного конкурентного рынка корпоративным и государственно-корпоративным, демонстрируя тем самым достоверность марксистского закона капиталистического обобществления производства.

По мере обобществления капиталистического производства происходило его укрупнение и неизбежная «отставка» капиталистов от выполнения функций управления. Налоговая политика Ф. Рузвельта в США лишила их, кроме того, доходов от собственности, превратив профессиональных наемных управляющих корпораций не только в фактических хозяев акционерных предприятий, но и в получателей наибольших доходов. Несомненно, что они имеют право на высокие доходы, но только в качестве платы за результаты труда, а не доли в прибавочной стоимости в виде дивидендов, как собственники средств производства. Прибавочная стоимость предназначена для расширенного воспроизводства предприятия и его инфраструктуры, а не для личного потребления, тем более не для напрасного растранжиривания средств.

Экономическая система, как известно, характеризуется тесной связью производства с другими сферами общественного воспроизводства – распределением, обменом и потреблением. В частности, «распределение само есть продукт производства – не только по распределяемому предмету… но и по форме, ибо определенный способ участия в производстве определяет особые формы распределения, те формы, в которых люди принимают участие в распределении». При этом распределение, в отличие от обмена, «исходящего от индивидов», «определяется как момент, исходящий от общества» [13, с. 25]. Это значит, что «по отношению к отдельному индивиду распределение, конечно, выступает как общественный закон, обусловливающий то его положение в производстве, в рамках которого он производит и которое поэтому предшествует производству» [13, с. 25–32]. Но в итоге «во всех случаях именно способ производства… определяет то новое распределение, которое устанавливается» [13, с. 34].

Знание этих фундаментальных экономических истин, никем не оспоренных с тех пор, как они были научно установлены, позволяет понять, какие задачи приведения правовых институтов в соответствие с экономическими отношениями являются наиболее актуальными. Исходя из фактов, характеризующих систему экономических, социальных и политических отношений, сложившихся в современном мире, а также наблюдаемых тенденций их развития, можно сделать общий вывод, что основными из этих задач являются:

1) установление эффективного распределения доходов участников экономической деятельности;

2) установление системы ответственности высших управляющих государственных и корпоративных организаций, а также собственников частных предприятий;

3) подчинение системы финансовых отношений целям общественного производства.

Первое, что определяет содержание экономической политики демократического социализма, – это приведение правовых отношений принадлежности благ, прежде всего собственности, в соответствие со сложившимися способами их присвоения. Если осознанно поставить такую цель, то, ориентируясь на критерии справедливости и эффективности, определить, какое право принадлежности целесообразно установить в каждом конкретном случае, довольно просто. Очевидно, например, что всё, что производится силами семьи и на собственные денежные средства членов семьи, должно быть собственностью семьи. Исходя из этих критериев, рабочая сила каждого индивида является частной собственностью семьи, пока он живет в семье и за ее счет, и становится его индивидуальной собственностью, когда он осуществляет ее воспроизводство самостоятельно.

Правовые отношения принадлежности другого важного для людей блага – жилища – должны быть более разнообразными в зависимости от способов их производства и воспроизводства, которые заключаются, помимо их первичного создания, в периодическом ремонте и модернизации самих жилищ, а также их инфраструктуры. Если с одноквартирными жилищами проблема собственности может решаться однозначно – частным семейным строительством или их продажей строительными предприятиями в частную собственность семьи, то с многоквартирными многоэтажными домами в городах дело обстоит много сложнее, поскольку здесь процесс их производства и последующего воспроизводства в течение нормативных 75–100 лет эксплуатации частными семьями, проживающими в отдельных квартирах, нецелесообразен. Причина в невозможности возложить ответственность на пользователей жилья за его своевременный качественный ремонт и необходимую модернизацию всего здания. Поэтому современный российский эксперимент с передачей квартир в частную собственность их пользователей оказался не только неэффективным, но и вредным. Зная, что город представляет собой единый социальный организм, требующий организованного развития, правильное решение задачи эффективного использования городского жилищного фонда заключается в передаче его в собственность муниципалитетов и во владение (аренду) частным эксплуатационным компаниям. Жильцы отдельных квартир при этом могут быть, как правило, только их пользователями, как было в СССР и как это делается во всем мире.

Частная деятельность отдельных индивидов и групп по производству разнообразных товаров и услуг – классическая сфера частного бизнеса, являющаяся надежным основанием частной собственности, в том числе капиталистического типа, если на предприятиях этой сферы, помимо труда самих собственников, применяется труд наемных работников. Как свидетельствует история, в советском обществе находилось множество предприимчивых людей, осуществлявших частное производство вопреки отсутствию или ограничению правовой основы. Действующее законодательство узаконило частный способ производства, но ограничивает сферу частного бизнеса формальными, логически необъяснимыми признаками – числом работников и объемом производства. В условиях демократического социализма такой способ производства должен получить более широкую возможность для своего легитимного существования. Граница законной частной деятельности во все времена была и впредь может быть только одна – способность осуществлять свою частную деятельность за счет собственных материальных и финансовых средств. До тех пор, пока частное предприятие способно существовать за счет доходов от своей деятельности, оно имеет право на жизнь, а его собственник или собственники – на продолжение своей деятельности. Отсутствие средств у собственников предприятия – безусловная причина его банкротства и продажи другому, более эффективному собственнику, в том числе государству, если государство считает полезным род деятельности обанкротившегося частного предприятия. Такова нормальная справедливая практика рыночной экономики.

Иначе решается задача приведения экономической политики в соответствие с особенностями корпоративного и государственного способов производства. В бюрократических странах, – всё равно, называют ли их капиталистическими, как США или Англию, либо социалистическими, как бывший СССР, – имеет место нарушение двух экономических законов: во-первых, закона соответствия форм собственности на присваиваемые блага способам их присвоения; во-вторых, закона соответствия способов распределения способам участия людей в производстве. Первый из них требует использования производственных ресурсов в интересах всех акционеров, а в корпорациях с участием государства – в интересах всего общества. Второй требует участия в процессе распределения доходов корпораций и государства всех членов общества.

Кроме того, поскольку в корпоративной и государственной системах организации общества все участники являются наемными работниками и не имеют обособленных от них и стоящих над ними частных собственников, они имеют к собственности на средства производства равное отношение. Это значит, что они имеют объективные основания только на возмещение затрат своей рабочей силы, но не имеют их для того, чтобы присваивать прибавочную стоимость как свою частную собственность. При этом определение конкретных размеров оплаты труда не может быть частным делом работников отдельных предприятий, тем более только их управляющих. Выполнение этой задачи есть функция всех участников процесса общественного производства. Поэтому она должна решаться с участием всех членов общества на основе полной информации о фактических доходах общества, рыночной конъюнктуре и общественной значимости тех или иных видов деятельности и отдельных профессий. Таково требование экономического закона соответствия способов распределения благ способам участия людей в их производстве, значение которого для решения всех остальных проблем современного общества является первостепенным.

Процесс производства не только объединяет людей для достижения их общих целей, но и разделяет их по функциям, имеющим различную общественную значимость. Это обстоятельство является причиной неравного распределения, которое встречает понимание всех членов общества, лежащего в основе легитимности общественных норм распределения. Каждому ясно и представляется справедливым, что главные действующие лица производственного процесса должны получать лучшую и большую долю произведенного продукта, чем второстепенные. Этим принципом руководствовались еще первобытные охотники и собиратели, распределяя лучшие куски добычи между наиболее значимыми членами общины, и, судя по всему, люди будут руководствоваться им еще очень долго, если не всегда, при любом общественном строе, пока остаются людьми.

Поэтому дифференциация личных доходов должна быть и будет всегда, но она должна быть разумной и справедливой, то есть отвечать представлениям большинства общества о справедливости и общественной значимости. Суть же этих представлений хорошо известна с древнейших времен и даже зафиксирована в таких нормативных документах, как Библия и Коран. Известно это и современным политикам, только они почему-то не знают или не считаются с тем, что распределение, в отличие от обмена, «исходящего от индивидов», «определяется как момент, исходящий от общества», то есть что создание этих норм – не частное, а общее дело всех полноправных членов общества.

«Распределение всецело является делом человеческого учреждения… всякое распоряжение какими бы то ни было вещами может иметь место только с согласия общества», – справедливо считает Дж. Милль [14, c. 269–270]. Распределение в современном посткапиталистическом обществе, которое допускает огромную и непрерывно растущую дифференциацию доходов населения, достигающую сотен и тысяч раз, как всем хорошо известно, такого согласия общества не получило и получить не может. Оно является только показателем гибельности современной экономической политики.

Образовавшееся противоречие между общественным способом производства благ в государственно-корпоративной сфере экономики и их частным распределением есть одна из характеристик неправильной экономической политики, обусловленной незнанием фундаментальных законов политической экономии или их отрицанием в корыстных целях присвоения права распределения прибавочной стоимости в интересах чиновного сословия управляющих.

Другой характеристикой неправильной экономической политики в посткапиталистическую эпоху является установление частной формы собственности на финансовые ресурсы. В современных условиях, когда производство без финансовых средств оказывается невозможным, власть в обществе принадлежит собственникам финансового капитала. В этих условиях вопрос национализации средств производства оказывается неактуальным. Актуальной становится задача контроля финансовых потоков, если не национализации финансовых средств. Вот почему приватизация финансовых ресурсов является самой крупной ошибкой в политике российских либеральных реформаторов, если не самым удачным их преступлением. Если передача финансового капитала в бесконтрольное распоряжение частных лиц исключает его вывоз из страны в ущерб обществу, то передача им денежного капитала такой вывоз предполагает. Что касается приватизации бюджетных и внебюджетных общественных средств, то такая акция, по существу, является не чем иным, как узаконенной кражей государственных средств в особо крупных размерах.

В настоящее время нет необходимости обобществлять частные средства производства, чтобы увеличить государственную долю богатства. Нет смысла национализировать эффективно работающие частные предприятия, чтобы потом мучиться с их непосредственной эксплуатацией. Намного выгоднее брать налоги с частных хозяйств, а не национализировать их. Это сегодня понимают все сообразительные люди, от рэкетиров до правительств. Поэтому если в начале ХХ века правительства западных стран забирали в бюджет менее 8% ВНП, то в конце – 40–50% и выше.

На фоне этих тенденций западного мира верхом безрассудства оказывается политика приватизации финансовых средств и снятия государственного контроля с частных финансовых учреждений. Такая политика вдвойне ошибочна потому, что руководители акционерных обществ являются не собственниками предприятий, а только их наемными распорядителями, но бесконтрольно распоряжаются акционерными, в том числе и государственными, финансами.

Принципиальная ошибочность этой политики заключается в том, что в новых условиях в сфере крупного производства товаров и услуг частные собственники уже уступили руководящую экономическую роль своим управляющим, которые в правовом отношении не могут быть и не считают себя собственниками, но, поскольку не контролируются акционерами, могут распоряжаться их собственностью, как своей.

Управляющие, менеджеры не могут стать частными собственниками акционерных предприятий, которыми они управляют, что называется, по определению. Акционерная собственность – собственность коллективная, крупная акционерная собственность с участием государства – собственность общественная. Это значит, что финансы корпораций и государства являются фактической собственностью общества, поэтому все финансовые ресурсы страны должны быть объектом строжайшего общественного контроля.

Все, кто знаком с экономикой хотя бы на бытовом уровне, знают, что отдавать в бесконтрольное распоряжение кому-либо материальные ресурсы – большая ошибка со стороны собственника, отдавать же в распоряжение третьих лиц свои финансовые ресурсы могут только простаки, достойные того, чтобы быть нищими.

Таким образом, финансовая политика для современной экономики имеет особое значение. В условиях развитого денежного обращения деньги перерастают статус скромного посредника процесса производства, они сами становятся средствами производства – производительной силой, без участия которой процесс производства становится невозможным.

Этот факт существенно новой роли денег в промышленно развитой экономике теоретически пока плохо осмыслен. Нельзя не согласиться с утверждением А. Зиновьева, что «в обществе сложился новый феномен, овладевший денежным механизмом и использующий его в качестве средства власти над обществом, а не только и не столько в качестве капитала». Действительно, если подумать, то нетрудно прийти к выводу, что деньги в современной экономике – более важное средство производства, чем, скажем, завод или фабрика. Достаточно сказать, что владелец современной фабрики без денег действовать не в состоянии, а владелец денег может и создать такую фабрику, и применить деньги иначе, направив их, например, в сферу повышенного потребительского спроса или в политическую сферу, на создание удобного для себя аппарата власти.

Точно так же, как земля на протяжении тысячелетий являлась основным средством производства, а с наступлением промышленной эры уступила эту роль промышленному капиталу, так в постиндустриальную эпоху реальный промышленный капитал уступает пальму первенства денежному капиталу, который, надо согласиться с А. Зиновьевым, давно перерос функции скромного посредника обращения товаров. Лишь отчасти современный денежный механизм функционирует как капитал. «В большей мере и в основном он превратился в сверхкапитал. Функция капитала стала одной из его функций, подчиненных функции власти. Он руководствуется прежде всего не экономическими, а иными расчетами, а именно расчетами организации и удержания своей сверхобщественной власти над обществом» [15, с. 53].

В этих условиях, при такой угрозе обществу со стороны вырвавшегося на свободу денежного капитала государство не должно передавать свои финансовые ресурсы в распоряжение частных лиц. Более эффективной является предложенная Ф. Энгельсом «централизация кредитной системы и торговли деньгами в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом» [1, с. 333]. Финансовый капитал в условиях общественного способа производства не может быть частной собственностью, он может быть только частным владением, то есть использоваться частными лицами в общественных интересах в качестве инвестиционных средств для развития производства, корпоративного или общественного.

Таким образом, современному обществу на пути перехода к социализму предстоит решить две задачи: 1) организация разумной, то есть эффективной и справедливой, системы распределения общественного продукта и доходов; 2) национализация финансового капитала с целью его эффективного использования в общественных интересах. Реализация обеих этих задач, безусловно, гарантируется объективным законом обобществления производства. Однако способы их решения могут носить двоякий характер: бюрократический или демократический, в результате чего и социализм может приобретать бюрократическую или демократическую форму.

С бюрократической формой социализма человечество уже знакомо. Она существовала в СССР, а теперь имеет место в Китае и других странах, называющих себя социалистическими. Суть ее в том, что, используя ленинскую формулировку, можно сказать, что органы власти в этих странах «являются органами управления для трудящихся» через передовой слой общества, но не «через трудящихся, не через трудящиеся массы».

Социализм является демократическим там и тогда, где и когда все трудящиеся (в перспективе – всё работающее население, а неработающего взрослого населения в социалистическом обществе в принципе вообще быть не должно) принимают участие в управлении, в выполнении в той или иной мере основных управленческих функций собственника:

1)    наем и увольнение высших управляющих;

2) постановка перед высшими управляющими конечных целей их работы, выраженных в конкретных, количественно определенных показателях;

3) стимулирование высших управляющих к достижению поставленных перед ними целей;

4) контроль результатов деятельности высших управляющих по выбранным критериям.

Демократия, как известно, означает власть народа. Власть – это право субъекта не только управлять объектом, но и осуществлять его непосредственно. В тех случаях, когда собственником является акционерное или даже все гражданское общество, народ в целом, содержание управленческих функций собственника не меняется. Возникает проблема организации способа коллективного управления. Человечество с целью преодоления этой проблемы выработало систему делегирования полномочий выборным представителям. Известно, например, что монархия в Европе выросла из недр военной демократии. Цари и короли эпохи раннего средневековья были лицами, избранными народом для исполнения определенных военных и управленческих функций. Несколькими столетиями позже короли, став фактическими собственниками первоначально общинных земель, для управления ими вынуждены были ставить приказчиков – разного рода графов, майордомов, шерифов и прочих слуг, происходящих нередко из зависимого и даже рабского сословия.

Такие примеры в истории – правило, а не исключение. Можно даже сказать, что превращение управляющих хозяйственными системами в их собственников при определенных условиях – общественный закон. Таким условием является отстранение или самоустранение собственника от исполнения своих управленческих функций. То, что узурпация управляющими объектов собственности своих хозяев в истории случается не часто, объясняется тем, что собственники все или хотя бы часть своих функций, как правило, выполняют.

Последний исторический случай попытки узурпации общественной собственности сословием чиновников совершился в СССР и продолжает совершаться в настоящее время. Но этот процесс перехода из одной формы собственности в другую никогда не совершался и не может совершиться немедленно посредством принятия государственным органом правового решения. Поэтому процесс перехода основных средств производства страны из общественной, общенародной собственности в частную собственность чиновно-бюрократического сословия, вопреки радости последних и огорчению остальной части общества, лишенной права на свою долю доходов от общей собственности, не завершился. Он и не может завершиться изменением права общественной собственности на основные средства производства правом частной собственности, как не может произойти поворот истории вспять.

Преобладание общественных интересов над частными и общественный контроль, таким образом, являются решающими признаками общественной собственности. Если одного из них нет – нет и отношений общественной собственности. Для того же, чтобы они могли существовать, люди должны создать правовой режим легальности общественной собственности и организовать контроль соблюдения общественных интересов.

Ситуация, сложившаяся на территории СССР после его распада, характеризуется отсутствием условий, достаточных для доминирования общественной собственности, но она еще меньше отвечает условиям, необходимым для преобладания частной собственности, что позволяло бы называть общество капиталистическим. В современном индустриально развитом, а тем более постиндустриальном обществе ей осталось только скромное место в сфере малого и частично среднего бизнеса. Господствуют в XXI веке экономические отношения, отвечающие интересам управляющих (топ-менеджеров) корпоративного и государственного секторов производства. Поэтому господствующей форме собственности в современном обществе более точно отвечает название менеджерской, чиновничьей или бюрократической.

Сторонники идеи социалистического развития общества должны четко понимать, что социализм есть господство социалистической, общественной собственности на основные производственные ресурсы, включая финансовые, причем господство не только и не столько правовое, сколько фактическое, активное, действенное. Программное требование КПРФ национализации природных и финансовых ресурсов в связи с этим является правильным. Но его нельзя признать достаточным. Для того чтобы понять суть проблемы реализации этого требования, следует вспомнить, как ее рассматривал В.И. Ленин в 1918 году в выступлении на седьмом экстренном съезде РКП (б):

«Государство есть аппарат для подавления. Надо подавлять эксплуататоров, но их подавлять нельзя полицией, их может подавлять только сама масса, аппарат должен быть связан с массами, должен ее представлять… Советская власть есть аппарат – аппарат для того, чтобы масса начала немедленно учиться управлению государством и организации производства в общенациональном масштабе. Это гигантски трудная задача. Но исторически важно, что мы беремся за ее решение… Граждане должны участвовать поголовно в суде и в управлении страны. И для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это – гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство – партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами» [16, с. 52–53].

С высоты современных знаний некоторые ленинские идеи могут показаться несвоевременными, даже утопичными, но главная идея о поголовном участии граждан страны в управлении является, безусловно, верной. Сам факт, что реализовать ее в полном виде Ленину не удалось, доказывает правильность понимания им сущности социализма. Подлинный, демократический социализм может быть обществом, управляемым только самими трудящимися гражданами. Поскольку в Советской России организация такого общества не получилась, поскольку здесь Советы стали органами управления не через трудящихся, а для трудящихся, как годом позже констатировал Ленин, социализм здесь стал не законченным, не демократическим, а бюрократическим.

Современные сторонники социализма должны учесть этот урок истории и, как минимум, не должны рассчитывать на то, что им удастся создать демократический социализм без вовлечения в «управление государством и организацию производства в общенациональном масштабе». Как этого достичь – вопрос отдельный. Ленин ясно сказал, что «это – гигантски трудная задача». Кому-нибудь может показаться, что задача эта вообще неразрешимая, утопическая. Но таким людям незачем и думать о социализме, поскольку «социализма не может ввести меньшинство – партия». Партия может ввести только бюрократический вариант социализма, который принципиально не отличается от бюрократического капитализма. Не случайно обыватели и не знающие политической экономии теоретики воспринимают современную общественную систему как капиталистическую.

Но все-таки надо признать, что идея демократического социализма – не утопия. Как быстро она может быть реализована на практике, неизвестно, но, скорее всего, для этого потребуются еще многие годы и даже десятилетия, особенно если учесть современный пассивный настрой общества. Однако какие основные условия потребуются для ее реализации, можно сказать уже теперь.

Прежде всего, это дальнейшее развитие общественных наук, в том числе политической экономии.

Во-вторых, освоение системы научных общественных знаний людьми, заинтересованными в прогрессивном развитии общества, организующимися в партию.

В-третьих, пропаганда этих знаний среди широких масс трудящихся с целью их непосредственного участия в управлении государством и экономикой.

Ждать, когда к работе по созданию этих условий можно будет приступить, не нужно. Связывать ее начало с приходом к власти партии, имеющей социалистическую программу, а также обладающей и необходимыми знаниями, и способностью привлекать массы к участию в управлении, нет необходимости. Всю необходимую теоретическую, пропагандистскую и организационную работу ничто не мешает начать при любой демократической власти, в том числе и бюрократической, хотя при переходе власти к партии, имеющей программу демократического социализма, такая работа, конечно, не может не дать заметный исторический эффект.

Из всех программ существующих партий в настоящее время лучше других ставит задачи демократического социализма программа КПРФ. Но и она содержит возможности будущему аппарату коммунистической власти перевести программу на рельсы бюрократического социализма, так как не содержит достаточные меры, отвечающие требованиям демократического социализма.

Программа не должна ограничиваться требованием национализации природных и прочих ресурсов. Она должна содержать указание на то, что все граждане, работающие в государственных и акционерных предприятиях, являются наемными работниками, имеющими право на получение заработной платы за результаты личного и коллективного труда, зависящие от выполнения установленных экономических показателей.

Программа также должна содержать положение о введении единой тарифной системы для всей страны, наподобие действующей в СССР, учитывающей общность и различие условий труда по регионам, отраслям и профессиям.

В программе особо следует оговорить предельную степень дифференциации уровней заработной платы. Очевидно, что коэффициенты дифференциации должны предварительно пройти научную экспертизу и гласное общественное обсуждение. Особенное внимание при этом следует обратить на различие в уровнях оплаты труда высших управляющих и средних заработных плат в управляемых подразделениях. Надо заметить также, что значительную часть этой работы можно было бы проводить уже теперь или еще раньше, во всяком случае до прихода к власти сил, берущихся провести национализацию основных средств производства. Более того, такая работа, осуществляемая публично, вкупе с пропагандистской и организационной работой партии по вовлечению трудящихся в управление экономикой и государством, способствовала бы ускорению процесса ее превращения в правящую партию. С этой целью можно воспользоваться опытом Японии, где установлен восьмикратный предел дифференциации максимальных и минимальных доходов физических лиц, или ввести американскую регрессивную шкалу по страховым взносам.

 

Владислав Иванович Лоскутов,

доктор экономических наук,

профессор Мурманской академии

экономики и управления

 

Литература:

1. Энгельс Ф. Принципы коммунизма. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 4, с. 322–339.

2. Ленин В.И. О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности. Полн. собр. соч., т. 36, с. 283–314.

3. Материалы XXII съезда КПСС. М.: Госполитиздат, 1962.

4. Ленин В.И. Империализм, как высшая стадия капитализма. ПСС, т. 27, с. 299–426.

5. Ленин В.И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться. ПСС, т. 34, с. 151–199.

6. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 219–368.

7. Ленин В.И. К четырехлетней годовщине Октябрьской революции. ПСС, т. 44, с. 144–152.

8. Ленин В.И. Письмо Г.Я. Сокольникову. ПСС, т. 54.

9. Маркс К. Капитал. Т. 3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 25, ч. 1.

10. Гэлбрейт Дж. Экономические теории и цели общества. М.: Прогресс, 1979.

11. Шумпетер Й.А. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995.

12. Ленин В.И. Доклад об очередных задачах советской власти. ПСС, т. 36, с. 241–268.

13. Маркс К. Введение. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 46, ч. 1, с. 17–48.

14. Милль Дж.С. Основы политической экономии. Т. 1. М.: Прогресс, 1980.

15. Зиновьев А. Глобальное сверхобщество и Россия. Минск: Харвест, М.: АСТ, 2000.

16. Ленин В.И. Седьмой экстренный съезд РКП(б), 1918 г. ПСС, т. 36, с. 1–76.