Враскорячку

Прошло больше двух лет c начала «реформы» РАН. Прошел год первого президентского моратория на реформирование институтов и год второго. Что в итоге пресловутой «реформы»? А в итоге получается как в старом советском анекдоте, когда лектор из райкома говорит на собрании: «Товарищи, одной ногой мы уже в коммунизме!» Из зала тут же возглас: «И долго мы так враскорячку стоять будем?»

Разумеется, чиновники, начиная с министра образования и науки Ливанова и бывшего министра Фурсенко, как им и положено, бодро рапортуют, что всё идет как надо. А их критики, напротив, вопрошают: чтобы иметь такие итоги, стоило ли вообще «реформу» начинать?

Не будем присоединяться к этим бесполезным дебатам, в которых каждая сторона по определению будет доказывать свое. К тому же никому не хочется признаваться, что в чем-то всё же был не прав, действительно ошибался. Чиновникам тем более не с руки расписываться в собственной никчемности. Наконец, всегда ведь можно привести факты и аргументы в поддержку того, что своя правда, как обычно и бывает в жизни, по крайней мере отчасти, есть у каждой стороны.

Но есть и еще одна правда, которая до сих пор почему-то почти не прозвучала. Это правда своего рода третьей стороны, того самого научного «плебса», то есть рядовых научных работников, докторов с кандидатами, о котором и до реформы, и в ее ходе даже их собственные начальники, в первую очередь директора институтов и прочих научных учреждений, думали далеко не в первую очередь. Так почему-то этому плебсу кажется. Оно и понятно: когда корабль то ли еще на плаву, то ли уже идет ко дну, каждый думает о своем собственном спасении и для себя самого готовит спасательный круг. А уж о минобразованцах как о лицах, радеющих о благе научных работников, и вовсе смешно говорить.

Правда «плебса» проста и перечислить составляющие ее основные части несложно. Пунктов получается не так уж много. А именно:

1. Деньги на зарплату пока (в начале и середине года) в институты пришли, и вроде обещают те суммы, какие получали раньше, до конца года выплачивать. Но еще в конце прошлого года на одной из встреч с директорами институтов РАН, в которой участвовал и лично Котюков (руководитель Федерального агентства научных организаций (ФАНО). – Прим. ред.), уже предупреждали, что бюджет научных институтов может быть сокращен на 5–20 процентов. И сократили, предложив к тому же изыскивать деньги на всё, кроме зарплаты, самостоятельно. А если учесть, что инфляция, по разным оценкам, уже составила 15–20 процентов и к концу года может вырасти еще больше, то словам о том, что научные работники в результате реформы не пострадают, грош цена. На это, само собой, возразят, что ведь кризис на дворе. Да и президент сократил свою зарплату и зарплату других высших чиновников на 10 процентов.

Не станем вдаваться в то, что за кризис, откуда он взялся, в чем его причины (истинные и мнимые), как не станем задавать традиционно русский вопрос «кто виноват?». Парадигма ведь задана, причем не учеными, а реформаторами еще в начале 1990-х, и подтверждена в 2000-х, и парадигма такая: все граждане страны – участники рынка, все существуют и действуют по законам рынка, в том числе согласно договорам. Если кто-то, будь то токарь, пекарь или исследователь морских глубин, произвел согласно договору или заказу продукт, заказчик ему платит. А не можешь платить – судебное разбирательство, опись имущества и прочие существенные неприятности. Хорошо, что не как в давние времена, не в долговую яму. И никого не интересуют объяснения и оправдания. Если не можешь, к примеру, платить за телефон, тебе его отключают. Если не можешь платить за квартиру, могут и вовсе из нее выселить и квартиру отобрать. Таковы «правила игры».
Но если всё это так, а нас каждый день не единожды уверяют, что это именно так, и только так и может быть, и никак иначе, то что получается? Научные работники свою часть договора выполнили. Почему они должны не получить причитающееся им вознаграждение за их труд и результат этого труда? На каком рыночном основании они должны «входить в положение» другой стороны?

2. Денег на другие статьи расходов нет или почти нет. Раздали из запасов последние реактивы, запасы бумаги и авторучек. Дальше – приобретайте за свой счет. За этот же счет предлагают отправляться на научные конференции, по административным делам и в экспедиции. Остается сделать последний шаг – взимать деньги с ученых за то, что они пользуются для своих исследований зданиями, приборами и прочими средствами научного производства.

3. Какой-либо достоверной информации о том, что же все-таки ожидает научных работников впереди, как не было, так и нет. Никаких реальных прав у научных работников не прибавилось, зато многие из имевшихся сильно «усохли», а то и вовсе исчезли. Ученые советы из «карманных» превратились в «карманные» в квадрате. Директора, во всяком случае некоторая их часть, а уж какая, этими данными никто не располагает, подзакрутили гайки. Особенно те из них, кто понимает, что дальше им директорами не быть, и кто выжимает последний доход или доходец с занимаемого места. На все сомнения, справедливые вопросы и осторожные несогласия у них одни ответ: «Не нравится – увольняйтесь! Вас никто не держит». Такая вот «картина маслом». Те из научных работников, кто попроворнее и помоложе, уже «делают ноги» – уходят в другие сферы деятельности или уезжают за рубеж.

Таким образом, если отжать всю чиновничью, красиво звучащую, мало кому понятную и тут же забываемую после произнесения самими произнесшими сверхинновационную и сверхпатриотическую риторику, в сухом остатке получаем:

1) у рядовых научных работников возможности для научной работы уже сократились или значительно ухудшились;

2) у рядовых научных работников их жизненный уровень уже упал и, судя по всему, будет стремительно падать дальше;

3) у рядовых научных работников нет никакой уверенности в собственном будущем и в будущем науки в целом.

Научные работники должны строго и точно отвечать уже предъявленным и вновь предъявляемым им требованиям. На них возложена ответственность за результаты их труда. Но у тех, кто возложил на них эту ответственность и предъявил им требования, никакой ответственности нет. Ни по отношению к ним, ни по отношению к стране. Ответственность у них, как и положено исстари, только перед вышестоящим начальством. Поэтому никто или почти никто из научных работников и не задает уже риторических вопросов вроде: «зачем же вы так с нами?», «зачем же вы так с наукой?», «зачем же вы так со страной?».

Не задан, во всяком случае пока, и другой вопрос, напрашивающийся сам собой: «и долго мы так враскорячку стоять будем?». Причина проста: ответ ученым известен, и он их не может радовать. Парадокс в том, что теперь, похоже, он не может радовать и тех, кто затеял и проводит такую реформу вопреки всему. А обратной дороги уже нет. Или якобы нет. А стоило бы это все-таки проверить. Пока не стало совсем поздно.
 

Михаил Конашев,
кандидат биологических наук,
Санкт-Петербургский Союз ученых