Тревожный звонок для Росатома

О положении, сложившемся на АЭС в японском городе Фукусима, рассказывает первый заместитель директора Института проблем естественных монополий, бывший заместитель министра РФ по атомной энергии (1998–2002 годы) Булат Нигматулин.

– Булат Искандерович, информация об аварии на АЭС в Фукусиме остается противоречивой. В чем причина?

– Я по-прежнему считаю, что объективных причин повторения того, что было в 1986 году на четвертом блоке Чернобыльской АЭС, в Фукусиме нет, ни по масштабам, ни по последствиям. Чернобыльский реактор взорвался, разгон его достигал две три номинальной мощности. При этом загорелся графит, который горел почти неделю. В этот период горячий воздух поднимал на десятикилометровую высоту пыль, радиоактивную грязь и в том числе долгоживущие частицы ядерного топлива, которые потом разнеслись по всей Европе. В Фукусиме ректоры были остановлены и уровень энерговыделения на остаточном тепле был в тысячу раз меньше, чем номинальная мощность ректора. Поэтому масштаб и уровень воздействий от всех станций Фукусимы меньше, чем Чернобыльской станции, на три порядка. К сожалению, в Фукусиме произошла задержка при подведении системы охлаждения к активной зоне. Началось расплавление. За счет расплавов начал повреждаться корпус реактора и стекание расплава на конструкции станции. Кроме того, специалисты АЭС Фукусимы проводили стравливание давления в реакторах. Когда образовавшийся при ядерной реакции водород смешался в реакторном отделении с кислородом воздуха, образовалась гремучая смесь и последовал взрыв, вызвавший разрушение здания. Но сам реактор, его корпус, остался неповрежденным. Видимо, вышли из строя дизель-генераторы вторичной системы энергоснабжения из-за повреждений, причиненных цунами. Даже если контеймент окажется поврежденным, то не случится ничего фатального. Всё равно топливо находится внизу и не выбрасывается наружу. В этом случае придется герметизировать эти контейменты и превращать их в саркофаги. Но эти саркофаги на каждой станции будут в 10–15 раз меньше, чем в Чернобыле.

– В СМИ даются разные оценки уровня опасности. Вы не могли бы объяснить популярно, что значит «уровень опасности» и как в этом смысле обстоит дело в Фукусиме?

– Моя оценка уровня опасности совпадает с оценкой французских специалистов, которые считают, что она находится в интервале между 5–6 уровнями. Для того чтобы понять, что это означает, я предлагаю такой образный ряд. Четвертый уровень – это когда ребенок в кроватке вашей квартиры сходил под себя, его испражнения вытекли из памперсов и запачкали простыню. Пятый уровень – это когда подросток сходил по нужде в углу вашей квартиры. Шестой уровень – это когда то же самое сделали два здоровых мужика. Седьмой уровень – это когда пришла рота солдат и всё обгадила. Вычистить такую квартиру невозможно. Пример тому – Чернобыль. Припять на сто лет закрыта для хозяйственной деятельности.

– Насколько опасны выбросы, образовавшиеся в результате взрывов и стравливания давления в реакторах?

– В той газовой смеси, которую приходится стравливать сначала из корпуса реактора, а потом из защитной оболочки, содержатся газообразные радиоактивные изотопы. Они могут распространяться по периметру станции. Но это изотопы короткоживущие. Период их полураспада составляет минуты и часы. Сначала возникает высокий радиационный фон, но через несколько часов он резко снижается.

– Вас устраивает качество мониторинга катастрофы на атомных станциях Японии? Не кажется ли вам, что японские специалисты что-то скрывают?

– Я так не думаю. Но растерянность и даже некоторая потеря управляемости чувствуется. Качество мониторинга действительно оставляет желать лучшего. О ситуации на АЭС в Фукусиме нам рассказывает секретарь правительства и информационные агентства. Хотелось бы, чтобы об этом говорили специалисты на языке профессионалов и на языке, понятном населению. В течение семи дней в Фукусиме наблюдалась нескоординированность действий. Я объясняю это тем, что родственники некоторых сотрудников станции могли пострадать или даже погибнуть во время землетрясения и цунами. В последнее время я вижу, что действия японской стороны стали осознанными. Специалисты стали подводить кабель, чтобы насосы постоянно подавали охлаждающую воду на ректоры. Главное – охлаждать. Я думаю, что информация об аварии в Фукусиме, перепугавшая весь мир, на следующей неделе уйдет с первых полос газет на вторые полосы, а потом – на третьи.

– В 2001 году на вопрос, может ли повториться трагедия, аналогичная той, что случилась в Чернобыле, член-корреспондент РАН Николай Махутов ответил так: вероятность повторения возможна в пределах 25 лет. Не кажется ли вам, что авария в Фукусиме не была случайной и это доказывает, что слова ученого – это уже не прогноз, а закономерность?

– Я могу согласиться с тем, что аварии низкого уровня – четвертого или даже шестого – возможны с цикличностью в 25 лет. Но то, что случилось в Чернобыле, уже не повторится. Чернобыльская авария возможна была только в России и только на тех типах реакторов, которые были в Чернобыле. Итак, аварии возможны, но они не будут иметь катастрофического характера. Для меня вот что было странным. Японские специалисты учли уроки землетрясения 1995 года. В результате станции выдержали землетрясения и здания АЭС не пострадали. Но мне непонятно, почему в Японии не учли уроков цунами в Индонезии и Таиланде 2004 года. А ведь фукусимская АЭС расположена на берегу океана. Аварийная система охлаждения оказалась в здании, не защищенном от цунами. Нужно было сделать реконструкцию с учетом событий 2004 года. Не сделали. Это недоработка эксплуатирующей организации и самое главное – японского атомного надзора.

– Наша страна проводит свой мониторинг ситуации на японских АЭС?

– Конечно. Но комментировать ситуацию в Японии должен не председатель правительства, а специалисты. Премьер должен принимать политические решения. В Росатоме существует кризисный центр. Там специалисты собирают информацию, анализируют ситуацию и разрабатывают свои рекомендации. Подобная работа проводится и в МАГАТЭ.

– Ваш прогноз: как скажется катастрофа на АЭС в Японии на атомной программе в России? Нужно ли нам продолжать строить АЭС?

– На мой взгляд, сейчас у нас нет необходимости строить атомные станции. В России и так избыток генерирующих мощностей. Мы производим электроэнергии на душу населения на 10–15 процентов больше, чем в Западной Европе, и на 35 процентов больше, чем в странах Восточной Европы. По этому показателю мы находимся на втором месте после США. Нам нужно решить проблему транспортировки электроэнергии и ее тарифов. Российское цунами – это неконтролируемый рост тарифов на электроэнергию и ЖКХ.

– Как вы относитесь к программе строительства плавучих АЭС с учетом цунами, которые произошли в Тихом океане за последние годы?

– Я категорический противник строительства плавучих АЭС. В Тихом океане их нельзя эксплуатировать. Они могут применяться лишь в малых морях. Но там они являются точками потенциального шантажа, в том случае, если станции захватят террористы. Когда я был заместителем министра, то дал согласие на строительство плавучей АЭС. При условии, что единственное место, где может быть полезна плавучая станция, – это город Северодвинск, завод, где строятся подводные лодки. Там был дефицит электроэнергии. Но сейчас в этот регион подведен газ и проблема энергодефицита решена. Но вопросы остаются. Меня удивляет, почему идея строительства «плавучки» была переведена с Северодвинска в Севмаш? Ведь там достаточно электроэнергии. Но самое главное, когда я давал согласие на строительство, стоимость «плавучки» составляла 120 млн долларов. Прошло 9 лет, и на строительство потрачено уже один миллиард долларов, а станции всё нет. Я считаю, что этот факт должен быть расследован Счетной палатой России. Я уверен, что выявленные финансовые нарушения неизбежно станут предметом разбирательства прокуратуры.

– Как вы оцениваете уровень профессионализма тех, кто отвечает в России за безопасность атомной энергетики?

– Я считаю, что профессиональный уровень директоров и главных инженеров станций вполне приемлемый. То же можно сказать о профессиональном уровне директорского корпуса отраслевых институтов. Уровень высшего руководства отрасли не только плохой, а ужасный. 80 процентов высшего руководства отрасли не понимают, что они делают. Они профессионально не готовы для этой деятельности. Оставшиеся 20 процентов руководства отрасли профессионалы. Но они не обладают необходимыми волевыми качествами, чтобы препятствовать глупостям, которые предлагают непрофессионалы. Сейчас делаются глупости, которые дискредитируют отрасль. Это, например, предложение построить новые мощности в 32 гигаватта к 2020 году, планы по строительству 4 блоков АЭС за один год и идея строительства плавучих АЭС. Не выдерживает критики предложение по строительству блока БМ-800 на Белоярской атомной станции стоимостью в 5 млрд долларов. Таким образом замораживаются огромные деньги. Особое беспокойство вызывает идея повышения мощности на старых блочно-модульных котельных БМК-1.  Это всё равно что старого человека заставить преодолевать полосу препятствия по графику молодого бегуна. То же можно сказать о многих других проектах.

Особенно меня беспокоит система принятия решений в области безопасности. Когда я стал замминистром в 1998 году, то к тому времени я имел хороший послужной список – профильное образование, докторскую диссертацию, почти десять лет был директором Электрогорского научно-исследовательского центра по безопасности АЭС ВНИИ АЭС. Но при всем этом мне понадобилось более двух лет, чтобы научиться принимать решения в критических ситуациях. Поверьте мне, критические ситуации были в 1998–2002 годах. А что сейчас? Руководитель Росэнергоатома, отвечающий за безопасность, не имеет ни профильного образования, ни необходимых волевых качеств. За его плечами нет никаких побед, которые необходимы для авторитетного управления отраслью.

Ситуация усугубляется тем, что главные инспекторы утратили независимость. Они стали пристяжными при главных инженерах АЭС. В результате возникают объективные причины для зависимости надзорных органов от руководителей тех объектов, которые инспекторы надзирают. Всё перечисленное – прямое нарушение правил безопасности АЭС. Стоит задуматься над таким фактом. Сергей Кириенко вместе с Немцовым начинали приобретать свой политический капитал, протестуя против строительства горьковской уникальной атомной станции теплоснабжения (АСТ). Возникает вопрос: когда Кириенко был искренним?

Я считаю, что требуется серьезный вертикальный аудит Минатома, сверху донизу, на предмет коррупционных интересов. Ведь в отрасли крутятся огромные бюджетные и не бюджетные ресурсы. Директор концерна Росэнергоатом тоже не является специалистом в области атомной энергетики. При этом он лично отвечает за уровень безопасности эксплуатируемых блоков. Только на одном директорском корпусе ситуацию на удержать. К примеру, в США, с которых мы любим брать пример, всё по-другому. Там министерство энергетики возглавляет не менеджер, а американский физик китайского происхождения, лауреат Нобелевской премии Стивен Чу.

Беседу провел Борис КОЗЫРЕВ