Мексика: «…Так далеко от Бога

и так близко к США»

«Бедная Мексика! Так далеко от Бога и так близко к США!» Эти слова мексиканского президента Порфирио Диаса (1830–1915) будут актуальны до тех пор, пока будет сохраняться колоссальный политико-экономический перекос в отношениях между Мехико и Вашингтоном в пользу последнего и верность американских политиков идеям англосаксонского экспансионизма, подкрепленного положениями доктрины Монро и идеей «Явного предначертания» (Manifest Destiny) О’Салливана.

Мексика, ближайший слабый сосед Соединенных Штатов, неоднократно страдала от такого соседства, а в народной памяти мексиканцев особое место занимает Североамериканская интервенция 1846–1848 гг. Мы привыкли именовать эту войну американо-мексиканской. Историческая и географическая отдаленность тех событий мешает нам реально оценить тот ущерб, который был нанесен Мексике в ходе военных действий, и геополитическую выгоду, доставшуюся на долю Вашингтона. 

Итогом войны стала оккупация североамериканцами мексиканских штатов – Юты, Аризоны, Невады, Калифорнии, Нью-Мексико. Техас откололся от Мексики еще раньше и вошел в состав США за несколько лет до начала боевых действий. Все эти земли были суверенной мексиканской территорией, но вызывали экспансионистские аппетиты у североамериканского общества, уже познавшего вкус захвата всего, что «плохо лежит».

Проблемы начались с Техаса. Англосаксонские поселенцы продвигались всё дальше на Запад, постепенно оседая в бывших испанских владениях, ставших собственностью Мексики. Наплыв поселенцев особенно усилился после покупки Вашингтоном Луизианы у Парижа. Большое количество белых американцев перемещались из Луизианы в соседний Техас, создавая там свои поселения. К 1830 году в Техасе уже проживало более 30 тысяч американцев. Отношения между католиками-мексиканцами и англосаксами-протестантами складывались непростые. Протестанты выказывали открытое недовольство мексиканскими законами, требовали больше политических и экономических свобод. Даже отмена правительством Мексики рабовладения на своей территории вызывала негодование техасских рабовладельцев, как и запрет на иммиграцию из США в приграничные мексиканские регионы. Не удивительно, что в 1836 году вспыхнула так называемая война за независимость Техаса, закончившаяся поражением Мехико. Техасцы получали весомую поддержку из США, что и предопределило расклад сил. И хотя Мексика, соглашаясь отпустить Техас, требовала, чтобы он оставался независимой республикой, «буфером» между ней и Соединенными Штатами, Техас все равно был поглощен Вашингтоном.

Это было только начало. Нерешенным оставался вопрос о мексикано-техасской границе. Вашингтон настаивал на смещении ее в глубь Мексики, на что мексиканцы пойти не могли. Тогда Вашингтон решил прибегнуть к силовым действиям. Для маскировки североамериканцы начали переговоры о покупке части мексиканских территорий. Американские дипломаты требовали от Мексики возместить ущерб, нанесенный войной имущественным интересам граждан США, оценив его в 60 млн долларов. В случае неуплаты неустойки Вашингтон был готов выкупить у Мехико штаты Калифорния и Нью-Мехико (за 25 млн долл. и 5 млн долл. соответственно). Из этого ничего не получилось. Более того, Мехико потребовал у североамериканцев вернуть Техас. Недолго думая, североамериканская армия вступила на территорию Мексики, оккупировав спорные территории. Мексиканское правительство потребовало отвода войск, но Вашингтон отступать не намеревался и даже заблокировал мексиканские порты. У Мехико не было другого выбора, кроме войны, которая для него закончилась катастрофой. Мексика лишилась 1,3 млн кв. км (почти половины своей территории), а США оказались на гребне патриотического воодушевления. Именно после войны с Мексикой многие рядовые американцы стали всерьез воспринимать слова О’Салливана о «явном предначертании», которым Господь выделил Америку среди других наций мира. Мексика, разрезанная напополам, превратилась в послушное дитя в руках Соединенных Штатов.

Фантомные боли о том далеком и несправедливом поражении до сих пор посещают мексиканское общество. В Мехико, в парке Чапультепек, поставлен памятник в честь шестерых юношей-кадетов, которые сбросились с дворцовых стен, не желая сдаваться в плен североамериканским захватчикам. Самому старшему из них было всего 19. Среди мексиканцев тлеют реваншистские настроения, но абсолютная подчиненность большинства политических элит Мехико Вашингтону исключает шанс эволюции этих настроений в мощное общественное движение.

Озлобляет мексиканцев и иммиграционная политика США. Как известно, протяженность американо-мексиканской границы составляет 3100 км. Ежегодно ее пересекали тысячи мексиканцев в поисках работы. В 2006 году Конгресс США одобрил возведение стены длиной порядка 1100 км. Вдоль нее дежурят множество пограничных патрулей. Их задача – вылавливать нелегалов. Из-за наличия стены (над которой смеются немецкие туристы) сложность перехода границы возрастает в разы. Многие иммигранты гибнут в пустыне от зноя, холода, голода или змей. США, страна эмигрантов, начинает эмигрантов ненавидеть. Североамериканцы, сами эмигранты во втором, третьем или пятом поколении, в ультимативном порядке отказывают другим повторить их жизненный путь. Еще совсем недавно, в советское время, Вашингтон клеймил позором Москву за ее нежелание разрешить эмиграцию из Советского Союза. Сегодня это политическое шоу закончилось, и выходцам из СССР ставят препоны сами же радетели за свободу передвижений.

Эмиграция из Мексики – особый случай. Мексиканцы имеют моральное право расселяться в штатах Юта, Аризона, Калифорния, Техас или Невада. Ведь эти земли чуть более ста лет назад принадлежали им. Их предки жили здесь не одну сотню лет, доброжелательно приняли первых англосаксонских поселенцев, которым даже предоставлялась возможность приобретать земельные участки по бросовым ценам с рассрочкой погашения стоимости покупки. Но как только поселенцев стало несколько десятков тысяч, Вашингтоном был организован политический фарс с признанием техасского суверенитета и последующим отторжением от Мексики половины ее территории.

Техас в данном случае использовался как плацдарм для продвижения в глубь мексиканских владений. Не будем забывать, что формальным поводом дальнейшего наступления на Мексику было недовольство Вашингтона мексикано-техасской границей.

Проведем параллели с так называемым черкесским вопросом, в который так активно вовлечены сегодня американские экспертные и «аналитические» структуры. Подобные сравнения более чем уместны, ибо в Вашингтоне не только недовольны существующими границами между «черкесскими республиками» в составе РФ, но и едва ли не в ультимативном порядке призывают к их изменению устами своих политических публицистов и геополитиков.

Брюссель, включившись в черкесскую тему в качестве американского подпевалы, ведет себя ровно так же, как вели себя Париж и Лондон, признав в 1836 г. независимость Техаса и тем создав предпосылки для будущей войны, а в 1845 г. отговаривая Мехико от попыток отбиться от вашингтонского диктата силой оружия. Поведение остальной Европы тоже не блещет новизной и приверженностью демократии. Ровно так же, как в 1845 году вся Европа ориентировалась на Францию и Британию и желала от Мексики того же, чего от нее желали Париж и Лондон, сегодня та же Европа ориентируется на Брюссель и говорит и думает в унисон с Вашингтоном и НАТО.

Вашингтон требует от Москвы немедля принять несколько сот тысяч черкесов из Сирии, Иордании, Израиля, Турции и других стран, мотивируя это тем, что Кавказ – их историческая родина. Никто не спорит, что это не так. Эвакуация в 1990-х из охваченного войной Косово 32 семей косовских адыгов – свидетельство того, что Россия идет навстречу зарубежным черкесам. Сейчас прорабатывается вопрос о приезде черкесских и чеченских беженцев из Сирии.

Что же сделали Соединенные Штаты для мексиканцев, для которых южные штаты США – тоже историческая родина? Поднимал ли хоть один американский политик за все время, прошедшее с момента захвата этих земель Вашингтоном, вопрос о репатриации мексиканского населения на землю предков? Нет. Им это даже в голову не приходит. Напротив, на пути «из мексиканцев в американцы» возводятся множество дополнительных препон, от дипломатических (визовая документация) до физических (оборудованная по последнему слову техники американо-мексиканская стена и пограничные патрули). 

Вашингтон требует от Москвы предоставить черкесам, желающим перебраться в Россию, всю необходимую социальную инфраструктуру. К слову, северокавказские республики – это на 50 процентов, а то и более, дотационные регионы. Без федерального бюджета вопрос размещения новоприбывших не разрешить.

При этом Вашингтон постоянно оправдывает свои планы по укреплению границы с Мексикой ссылкой на экономические и социальные проблемы, которые провоцирует в США наличие огромного числа эмигрантов из Южной Америки. Кроме того, в американской прессе все чаще появляются тревожные комментарии социологов и политологов об изменении культурного облика англосаксонской Америки. «…Из числа университетских студентов испанский изучают 850 тысяч, в то время как французский учат всего 210 тысяч; немецкий учат 198 тысяч... Около 40 млн жителей США бегло говорят по-испански, а 4 млн белых американцев англосаксонского происхождения вполне грамотно могут изъясняться на этом языке… К 2050 г. количество латиноамериканских детей, рожденных в Соединенных Штатах, превысит количество детей, родившихся от афроамериканцев и американцев англосаксонских кровей, достигнув отметки в 30% от числа всех новорожденных. Сдвиг ментальной парадигмы привел к настоящему взрыву популярности испанского языка среди американских учащихся» (Буэла А. Испаноязычные вызывают англосаксов на дуэль. «Сегодня.ру», 04.04.2011). Этнодемографическая динамика говорит нам о том, что проблема миграции должна решаться с учетом всех сопутствующих обстоятельств, от культуры до экономики, а бесконтрольность этого процесса может спровоцировать настоящий социальный бунт.

Но, видимо, именно социальный бунт, который впоследствии можно будет направить в этнополитическое русло, и входит в интересы Запада на Кавказе. Иначе как объяснить солидные финансовые вливания американских гуманитарных фондов в этот проект, появление «карманных» черкесских организаций за рубежом, претендующих на знание исторической истины, и дежурные комментарии заокеанских аналитиков, постоянно держащих черкесов и русских в фокусе своего внимания?

И если черкесское общество позволит этим заграничным фондам и организациям перехватить инициативу и определять эмоциональный тон и политический курс черкесского вопроса, впору будет воскликнуть: «Бедная Черкесия! Так близко к Западу и так далеко от Бога!»

Владислав ГУЛЕВИЧ

         Испаноязычные вызывают англосаксов на дуэль

Североамериканцы, которые всегда и все любят измерять и подсчитывать и молятся богам гигантомании, не упустят что-либо сделать, если это принесет им реальную прибыль. Поэтому они взялись за сбор данных о том, где, как и кем изучается и употребляется в Соединенных Штатах испанский язык. И получили следующие цифры – из числа университетских студентов испанский изучают 850 тыс., в то время как французский учат всего 210 тыс.; немецкий учат 198 тыс.; 74 тыс. изучают японский и столько же – китайский языки; Кроме того, около 40 млн жителей США бегло говорят по-испански, а 4 млн белых американцев англосаксонского происхождения вполне грамотно могут изъясняться на этом языке. Данные свидетельствуют, что 89% уроженцев США латиноамериканского происхождения владеют в равной степени испанским и английским, хотя ранее этот показатель равнялся 50%. К 2050 г. количество латиноамериканских детей, рожденных в Соединенных Штатах, превысит количество детей, родившихся от афроамериканцев и американцев англосаксонских кровей, достигнув отметки в 30% от числа всех новорожденных. Сегодня коэффициент рождаемости среди янки составляет 1,5%; среди негров – 2%, а среди латиноамериканцев – 3,5%.

В менталитете испаноязычных жителей США наметились определенные перемены, когда родители считают, что билингвизм их детей принесет им больше пользы в современном мире. Прежние два поколения латиноамериканцев так еще не считали, возражая против того, чтобы их дети сохраняли испанский язык, поскольку полагали, что это лишь затруднит их продвижение по службе и замедлит процесс интеграции в американское общество. Теперь они думают с точностью наоборот. Сдвиг ментальной парадигмы привел к настоящему взрыву популярности испанского языка среди американских учащихся, что нашло свое отражение в периферийных по отношению к Соединенным Штатам обществах, в частности в Южной Америке, которую принято называть «задним двором США».

Развитие современных технологий, например Глобальной Сети, способствует закреплению навыков испанского языка в Северной Америке. Латиноамериканские иммигранты находятся в ежедневном контакте со своей родной культурой, своими обычаями и традициями. Но как этот феномен оценивается в самой Америке с политической точки зрения? Американский стратег и аналитик Сэмюэл Хантингтон в своей работе, озаглавленной «Испанская дуэль», подчеркивает: «Постоянный наплыв в США иммигрантов из Латинской Америки грозит превратить Соединенные Штаты в страну двух народов, двух культур и двух языков. В отличие от прежних поколений иммигрантов, мексиканцы и прочие латиносы не интегрируются в доминирующую американскую культуру, но образуют собственные политические и языковые анклавы – от Лос-Анджелеса до Майами – и отвергают англосаксонские протестантские ценности, на которых покоится американская государственность. Соединенные Штаты не замечают этот вызов».

Политолог из Бостонского Колледжа Петер Скерри отмечает: «В отличие от других иммигрантов мексиканцы прибывают к нам из соседней страны, которая в свое время потерпела военное поражение от Соединенных Штатов, и оседают, как правило, в той части США, которая когда-то была частью их страны. Они чувствуют себя там как дома. У иммигрантов из других государств это чувство отсутствует». Почти весь Техас, Нью-Мехико, Аризона, Калифорния, Невада и Юта принадлежали Мексике, но затем были утеряны в ходе войны за независимость Техаса в 1835–1836 и американо-мексиканской войны 1846–1848 гг.

А что же происходит в латиноамериканских странах? Там не предпринимается практически никаких усилий в полном соответствии с принципом фатализма – то, что должно произойти, произойдет обязательно, и если чему-то угодно будет измениться, изменится само собой. Ни у одной из 22 южноамериканских стран нет единой государственной политики по продвижению и закреплению испанского языка в иммигрантской среде США. Иммигранты предоставлены самим себе, и для сохранения и приумножения языка не получают ни поддержки, ни помощи от своих стран. Дело в том, что правительства этих стран не рассматривают испанский язык как инструмент международного влияния, несмотря на то, что всего по-испански на земном шаре разговаривают 550 млн человек, что делает испанский язык самым популярным на планете.

Случай с бразильским президентом Лулой стоит особняком. Как хороший ученик Хильберто Фрейре, он заявил: «Испанская культура лежит в основе нашей государственности – аргентинской и бразильской. Это транснациональная связь, живая, трепещущая и сближающая народы». В сентябре 2008 года им был подписан декрет «Об орфографии португальского языка» с целью унифицировать португальское правописание между 8 странами, где этот язык является государственным (Португалия, Бразилия, Ангола, Мозамбик, Кабо-Верде, Гвинея-Бисау, Сан-Томе и Принсипи и Восточный Тимор). Этот декрет является прежде всего стратегическим документом. Сегодня в Бразилии 12 млн человек могут грамотно изъясняться на испанском, а испаноязычный человек, кроме испанского, с минимальными усилиями поймет еще 3 языка – галисийский, каталанский и португальский. Полилингвизм, который всегда шел бок о бок с испанским языком, – жизнь в Испании и в Америке служат тому примером, – свидетельствует о том, что двуязычие также необходимо, как вода. Наш язык находится в наилучшем положении, чтобы служить делу единения человечества. Прискорбно, что наши правительства не сумели до сих пор извлечь из этого ни выгоды, ни преимуществ. Их слепота не позволяет им оценить то, что они имеют в руках, и те убытки, которые им принесет игнорирование столь важного инструмента международной политики.

Альберто БУЭЛА,

философ, геополитик,

 бывший министр правительства Перрона

Аргентина

Перевод с испанского Владислава Гулевича