ДВА СБИТЫХ САМОЛЕТА,

ИЛИ УДАЧИ И НЕУДАЧИ ПРЕЗИДЕНТА ПУТИНА

Как-то так складывается, что все самые главные удачи нашего президента приходили к нему  после крупных терактов, совершенных его противниками. Возможно, здесь сказывается спортивно-психологический багаж Путина как дзюдоиста. В этой борьбе, о чем он неоднократно говорил, важно уметь не только  самому применять силу, но  и грамотно использовать в своих интересах энергию применения силы соперником.

Начало его премьерско-президентской карьеры пришлось на взрывы домов в Москве и Волгодонске и вторжение формирований Басаева и Хаттаба в Дагестан, становление этой карьеры – на спровоцированную этими событиями вторую Чеченскую войну.

И хотя террористическая война против России продолжается до сих пор (нет-нет да и даст о себе знать то взрывами в московском аэропорту Домодедово  и на волгоградском вокзале, то атакой боевиков на Грозный), Путину удалось создать себе устойчивый имидж усмирителя Кавказа и победителя террора, по крайней мере внутри страны. А каждый новый теракт позволял ему с успехом выступить в излюбленной и выигрышной роли спасителя и противоборца.

А вот конфликт в Украине для российской верхушки оказался проигрышным (если, конечно, говорить не о присоединении Крыма,  а о стратегических последствиях). 

Несмотря на все попытки изобразить восстание снизу в соседней стране как «коричневый переворот», а законно избранную в 2011 году Верховную Раду, отстранившую экс-президента Януковича, пролившего на Майдане немало крови, выставить некоей нацистской хунтой, которую необходимо свергнуть, ни большинство граждан Украины, ни мир в целом в это не поверили. Авторитет нынешней Украины в мире достаточно высок, а после нескольких вполне демократически проведенных избирательных кампаний даже упрочился и мог бы быть еще выше, если бы не бессмысленные атаки нынешней украинской власти на КПУ.

Генеральная Ассамблея ООН до сих пор  придерживается своей резолюции от 27 марта 2014 года, в которой Крым признается частью Украины, а сама Украина огромным большинством проголосовавших стран была не так давно избрана в число непостоянных членов Совбеза ООН до конца 2017 года.

Для России же главными  среднесрочными результатами противостояния с Украиной  стали международная изоляция, режим санкций, экономический кризис.

Если говорить о стратегических долговременных интересах подлинной России, то реальной трагедией стал раскол межу Киевом и Москвой, небывалый с 1918 года (в 1918 году в ответ на разгон партией большевиков Учредительного Собрания Верховная Рада в Киеве, до этого придерживающаяся концепции вхождения Украины в состав демократического федеративного государства, образующегося на месте Российской империи, провозгласила полный суверенитет Украины, после чего фактически началась российско-украинская война, переросшая в советско-польскую войну 1920–1921 годов), – именно это стало главным «достижением» политики Путина в Украине.

 Но самым невыносимым краткосрочным последствием для российской верхушки в  силу ее силового генезиса стал неявный, но признаваемый значительной частью мирового сообщества статус «покровителей террора», ибо, как ни крути, а  души нидерландцев, австралийцев и малайзийцев со сбитого «Боинга MH17» вопиют к розыску виновных и их высоких и высочайших покровителей. Значительная часть мирового сообщества вполне обоснованно считает ответственными за этот теракт пророссийских сепаратистов, а следовательно и их покровителей в Кремле.

(Я не знаю сейчас мотивации тех, кто сбивал. Хотели ли они сбить военно-транспортный самолет ВВС Украины Ан-26, и можно ли в этом случае обвинять тогдашнее руководство спецслужб Украины в том, что они не предоставили сепаратистам (кому именно?) информацию, что АН-26 не полетит по данному (какому?) маршруту, или, наоборот, подкинули дезу (почему не проверили, а если проверяли, то как в российской армии перед принятием ответственных решений осуществляется проверка важных сообщений, полученных по линии агентурной разведки? Как заведомая деза, которая неизбежна на войне, отделяется от реальных фактов?) о том, что он полетит, к чему в общем на данный момент сводится единственное правдоподобное, хотя по военно-психологической сути  полностью  абсурдное обвинение, которое с очень большой натяжкой  можно выдвинуть против Украины и которое наверняка вызрело в каких-то спецлабораториях. В любом случае вина и ответственность ложатся на плечи человека, отдавшего приказ запустить ракету. Это, наверное, всё-таки ясно? Или же сепаратисты изначально намеренно пытались сбить пассажирский самолет в целях дальнейшего  и безвозвратного вовлечения России в конфликт на стороне сепаратистов и сторонников присоединения Донбасса к России? А разве не к более  решительному присоединению Донбасса и маршу на Киев призывала значительная часть ура-патриотически настроенных публицистов и телеведущих?  Не исключается и борьба группировок в высшем военно-политическом руководстве России,  которые, возможно, пытались использовать данную трагедию для дискредитации друг друга.

Я пока более или менее доказательно могу утверждать, что это сделано с территории, контролировавшейся сепаратистами, и экипажем "Бука М1", контролировавшимся пророссийскими силами.)

Да и в целом  с точки зрения формальных критериев международного права деятельность воевавших на территории другого государства, в Северодонецке или Славянске, православных  русских националистов и прочих российских граждан, как в погонах, так и без оных, где они с помощью «неизвестно откуда взявшегося» оружия под разными, по большей части выдуманными, предлогами убивали граждан этого самого соседнего государства и взрывали его инфраструктурные объекты, выглядит не намного лучше деятельности исламских радикалов в Эр-Ракке или Алеппо.

В этих условиях очень кстати подоспела очередная эскалация в борьбе с «ИГ», и российский президент со товарищи почувствовали, что сейчас удачный момент для того, чтобы решить несколько задач кряду:

- во-первых, поддержать  близкий к крушению режим Асада – последний остаток грандиозного советского проекта на  Ближнем Востоке;

- во-вторых, обеспечить себе  место влиятельного участника по переговорам о будущей судьбе Сирии, а если получится, то и Ирака, и Ливии;

- в-третьих, выйти из состояния международной изоляции;

- в-четвертых, скинуть непривычные и неприятные во всех смыслах одежды покровителей тех, кто сбивает самолеты и взрывает мосты в других государствах, и вернуть себе сияющий статус главных планетарных борцов с террором;

- в-пятых, и,  кстати, опробовать свои новые вооружения.

 Но тут произошла некая закавыка. Начать с того, что сама этимология «ИГ» (террористическая, запрещенная в России организация) весьма неясна. Ясно, что оно является порождением совокупности достаточно мракобесных сил: от созданной  при активном содействии ЦРУ (времен правления республиканцев) и саудовской разведки «Аль-Каиды» до остатков армии Саддама Хусейна, среднее, по преимуществу суннитское,  офицерское звено которой охотно приняло активное участие в военных операциях против проамериканского и при этом шиитского режима, заседающего в нынешнем Багдаде. Вторая компонента особенно наглядно проявилась в ходе агрессии «ИГ» против курдов. Ну а режим Хусейна был, как все мы прекрасно помним, создан при активном содействии и последующем кураторстве еще советских спецслужб. (Кстати, несмотря на кровавые репрессии, которые Саддам начиная с 1977 года обрушил на достаточно сильную иракскую компартию, в СССР никто его режим фашистским почему-то не называл. В сегодняшнем  Ираке вышедшая из подполья компартия участвует в выборах: в 2005 году возглавляемому ею Народному союзу удалось получить 8 процентов мест в парламенте.)

Соединение двух совершенно разнородных компонент, возможно, породило принципиально новое, совершенно неожиданное качество и привело к непредсказуемости поведения всего проекта.

На данный момент не будет преувеличением предположить, что проект «ИГ» почти все страны, в которых спецслужбы подозревали наличие на своей территории исламских радикалов, возможно, использовали как «мышеловку для фанатиков», то есть для того,  чтобы  впитывать исламских  радикалов со всего мира, в том числе и из России (стесняюсь поставить в этом плане аналогичный вопрос о т.н. «Новороссии»), с тем, чтобы в дальнейшем, извиняюсь за циничный сленг, подвергнуть утилизации всеми возможными способами.

В целом так  и получилось: исламские фанатики по всему миру покидали свои страны и вступали в этот непонятный проект, где их с применением всяких разных новых видов оружия потихоньку отстреливали и уничтожали всякими иными высокотехнологичными способами. Запад Ирака и восток Сирии  – места сравнительно малонаселенные, пустынные,  так  что чрезмерного вреда это мега-сафари мирным жителям не приносило.

Наверное, именно поэтому наиболее умная и способная к глобальной игре часть  руководства в российских спецслужбах  сквозь пальцы смотрела на проникновение в  области, занимаемые «ИГ», российских граждан радикально-мусульманского вероисповедания, при этом активно пресекая попытки обратного проникновения.

Плюсы для России  при неучастии в ближневосточном конфликте со всех сторон были более чем очевидны: внутри России в проблемных регионах Северного Кавказа и Поволжья резко уменьшалось  количество воинственных радикалов, готовых убивать и умирать во имя Аллаха, и да чистых сепаратистов становилось поменьше. А в Ираке и Сирии их  потихоньку отстреливала коалиция во главе с США, Турцией и Саудовской Аравией, что потихоньку  повышало и так немалые  запасы ненависти к Западу  в мусульманском мире и вносило дисгармонию в умы и сердца поданных Саудитского королевства и Катарского эмирата.

Все были довольны: шахиды получали свой рай, их руководители – статус несгибаемых борцов за дело ислама, западные страны – кураж и испытание новых вооружений, Россия – уменьшение радикализма. При этом Россия – в полном соответствии с принципами использования энергии противника, то есть не ударив палец о палец. А значит, Кремль сохранял еще и возможность очень широкого маневра в будущих действиях на Ближнем Востоке.

Однако, увы, в эту благостную картину, видимо,  властно вторглись какие-то внезапно возникшие соображения, и кто-то весьма влиятельный  в руководстве страны оказал сильное давление на президента, заставив его отказаться от избранной стратегии  невмешательства. По крайней мере,  вооруженного.

Как уже было сказано, путинскому руководству, помимо поддержки дышащего на ладан режима Асада, срочно (ибо экономический кризис, чтобы нам ни рассказывали Улюкаев с Силуановым, разворачивается не на шутку) нужно было  еще как-то вылезать из изоляции и восстанавливать собственное реноме глобального борца с террором, весьма сильно пошатнувшееся после «подвигов» гг.  гиркиных  и бородаев  на территории Украины и не установленных до сих,  но наверняка известных высшему российскому руководству сбивателей «Боинга МH17».

 В общем, как  всем нам теперь известно, в начале октября с.г. начались активные бомбардировки российской авиации в Сирии. Понятно, что у России свои давние счеты с  некоторыми ближневосточными режимами, особенно теми, кто поддерживал сепаратистов на Северном Кавказе: Саудовской Аравией, Турцией, Катаром, и которые, в свою очередь, несколько раньше помогали  афганским моджахедам противостоять благородным по целям, но почему-то не понравившимся большому количеству афганцев цивилизационным усилиям СССР.

И в этом смысле  вполне правдоподобной выглядит информация о случаях, когда российские самолеты «случайно» или намеренно, руководствуясь разведывательной информацией, предоставленной «нашими сирийскими друзьями», бомбили позиции сирийских оппозиционных формирований, не относящихся к «ИГ», но созданных при участии вышеупомянутых стран. В этом как бы просматривается определенная историческая справедливость. По крайней мере, какая-то простая, но глубинная логика отношений.

Судя по всему, на первом этапе российские ВВС действительно не всегда усердствовали в бомбежках именно по «ИГ». «ИГ», при всем своем зверском облике, в общем ничего особо плохого, за исключением шумных заявлений, до 31 октября по отношению к России не делало и в отношениях с ним Россия, возможно, придерживалась примерно такой же тактики, какой западные страны придерживались в 1939 – начале 1940 гг. в войне против Гитлера: войну объявили, но активных военных действий практически не вели.

В этом смысле теракт против рейса № 9268 «Когалымавиа» над Синаем поменял всё.

Я сейчас не стану акцентировать внимание на долгой, почти двухнедельной паузе, которую взял Путин перед демонстрацией реакции России на ужасный теракт. Хотя, учитывая количество жертв,  реакция  должна была быть незамедлительной. То обстоятельство, что это именно теракт, стало ясно уже даже неспециалистам в первые два-три дня (просто по совокупности имевшихся фактов и обстоятельств).

Во-первых, Путин, как опытный чекист, все-таки опасался подставы. Во-вторых, наверное, в российском руководстве не было единства по поводу дальнейшего применения технологии «абсорбции» российских исламских радикалов в этом проекте («ИГ») с целью последующего их там уничтожения. В-третьих, Путин видимо, напряженно размышлял о том, как подать информацию так, чтобы теракт ни  в коем случае не считали ответом «ИГ» на бомбежки, что могло вызвать у российских граждан неприятные вопросы  к российскому руководству о его ответственности за жизни 224  ни в чем не повинных граждан России.

Неприятных вопросов  высшее российское руководство не любит. А ответственности за негатив – психологически просто не выносит. В результате появилась не самая удачная с точки зрения пропагандистского эффекта интонация о ничем не спровоцированном нападении террористических  отморозков из "ИГ" на Россию. 

Наконец, как многоопытный и искусный политик, Путин понимал, что сказать громкие слова нужно вовремя, не раньше и не позже.  В этом смысле теракты во Франции, совершенные предположительно под руководством неких мутных марокканцев/сирийцев, но вроде бы уже родившихся в Европе, стали для Путина просто-таки  идеальным фоном.

И с 14 ноября  президент РФ занялся своим любимым делом – борьбой с террором, теперь уже в общепланетарном масштабе. Вновь зазвучала лексика, знакомая россиянам с 1999 года: «найдем, где бы они ни находились, и покараем...».  Вообще говоря, в отрыве от вышеприведенного контекста это, по сути, совершенно правильная лексика. Именно так и должен был выступить глава великой державы, подвергнувшейся террористической атаке.

А теперь несколько соображений о вопросах, которые неизбежно встанут перед нынешним российским руководством в ходе дальнейших событий.

1. Что теперь является конечной целью российской политики в Сирии? Ведь, наверное, понятно, что «ИГ», которое представляет собой  сравнительно небольшую по чисто военным возможностям организацию – от 50 до 80 тысяч человек, если убрать все описанные выше гипотетические соображения, при наличии полного господства в воздухе может быть  легко уничтожено соединенными усилиями международного сообщества за 2–3 дня, в крайнем случае за пару недель? 

При этом даже если Путину удастся стать главным «уничтожителем» «ИГ» (очень сомневаюсь, что ему это разрешат сделать) и даже удастся доказать, что король Саудовской Аравии Салман аль-Сауд и эмир  Катара  Хамад аль-Тани вместе с президентом Турции Эрдоганом лично финансировали руководителей «ИГ» аль-Багдади или аль-Афри, то ни Саудовская Аравия, ни Катар, ни Турция не согласятся на восстановление власти Асада над всей территорией Сирии  и будут препятствовать этому в режиме теперь уже открытой поддержки тех или  иных исламистских группировок.

2. Судя по всему, последние бомбардировки в Сирии, в частности, ракетно-бомбовые удары по столице «ИГ» Эр-Ракке действительно имели место. И возможно, что в данном случае дело уже не ограничивалось рамками применения высокоточного орудия.

Будет ли  российскими ВВС впредь  задействована тактика ковровых бомбардировок, которая, как показывает опыт  войн в Афганистане и Чечне, в принципе способна обеспечить успех, но  ведет к многочисленным жертвам среди мирного населения?

3. Учитывая действия России в Украине и совокупность, гм, мягко говоря, сомнительных информационно-пропагандистских технологий,  применявшихся  российской системой пропаганды в 2014–2015 годах, в частности при описании весьма трагических событий, в которых более чем вероятна вина российской стороны, какова может быть степень доверия международного сообщества к нынешним действиям России на Ближнем Востоке и их описанию в российских официальных и проправительственных СМИ?

4. Как должны вести себя правительства Нидерландов, Австралии, Малайзии и других стран, чьи граждане погибли при террористической атаке на рейс МН17, по отношению к лицам, осуществившим сбитие «Боинга», и по отношению к их гипотетическим покровителям в российской верхушке?  Какие действия в свете риторики недавних заявлений президента Путина позволительны  властям этих стран?

5. Президент РФ анонсировал создание специальной комиссии,  которая будет заниматься перекрытием каналов финансирования «ИГ». Прекрасная идея! Она даст возможность российскому руководству  вскрывать и предъявлять всему миру образцы двойных стандартов и того, как Саудовская Аравия, Катар или Турция, на словах заявляя о борьбе с «ИГ», на самом деле подло и исподтишка финансируют фанатиков из «ИГ» или близкие к нему группировки. В результате МИД и спецслужбы России получат дополнительные политические и специальные возможности, стремительно набирая внешнеполитические очки.

В отрыве от недавнего исторического контекста это выглядит крайне заманчиво. Но... какие действия в финансовой области должны предпринять тогда Нидерланды,  Австралия и Малайзия по пресечению финансирования тех, кого они вполне закономерно подозревают в совершении  и сокрытии  масштабного террористического акта  по сбитию «Боинга  МH17», то бишь  т.н. ДНР и ЛНР?

Достаточно часто российские должностные лица произносят очень правильные слова: «Терроризм не имеет религии и национальности». Нужно и хочется добавить: не имеет еще  и должности.  То бишь неважно, осуществляется ли акт террора антигосударственными религиозными фанатиками или под бдительным присмотром и при содействии официальных лиц, занимающих важные должности в структурах государства и спецслужбах.

Именно поэтому только беспристрастное, объективное и независимое расследование теракта 17 июля 2014 года и наказание виновных, невзирая на их высокий должностной статус, может помочь России вернуть свое доброе имя и  полноценно возвратить себе статус антитеррористической державы.

В противном случае создается ситуация, очень хорошо знакомая оперативным работникам спецслужб. Когда некий персонаж, лицо, виновное в совершении того или иного преступления, за это преступление не наказывают, как бы временно закрывая на него глаза, но  в дальнейшем эту информацию используют для давления,  а само это лицо – для решения  собственных разнообразных проблем в ситуациях,  когда самим не хочется особо пачкать руки.

Путинская Россия, стремящаяся, не считаясь с жертвами среди собственных граждан,  выскочить на главную линию огня в борьбе с исламским фундаментализмом, к сожалению, уже начинает напоминать вышеупомянутый персонаж, встроенный в оперативные разработки, как это принято говорить, «наших западных партнеров».

Жаль, что российская верхушка, с ее специфическим  служебным генезисом, но сильно поврежденной в 2014–2015 гг. «оптикой правоты», позволяющей отчетливо видеть суть вещей,  похоже, этого не видит.

Можно ведь и нужно было ограничить  российские усилия  установлением эффективного, в том числе воздушного, контроля над той территорией (возможно, чуть округлив ее для полноты, скажем, по линии стратегического шоссе Дераа – Алеппо), которую сейчас контролируют силы Асада, и охраной ее, в том числе  с воздуха, разве не так? И, удерживая данную территорию, спокойно ожидать дальнейшего развития ситуации. Уверен,  что в этом случае теракта против российского самолета «Когалымавиа» не было бы.

В дополнение ко всему  избранная стратегия в складывающейся ситуации может привести к серьезному расколу уже внутри страны, ибо значительная часть  российского населения – мусульмане-сунниты. И вовсе не все они, в отличие от Рамзана Кадырова,  являются фанатами нынешнего путинского государства.

К сожалению, логика  действий, продемонстрированная российскими властями в период с 30 сентября 2015 года по сей день,  и риторика по отношению к теракту на рейсе 9268 «Когалымавиа», совершенно правильная сама по себе, оставляет российской верхушке немного возможностей для маневра по отношению к рейсу МН17.

Можно с высокой степенью вероятности предположить ужесточение риторики и пропаганды  по отношению к Украине и форсирование попыток переложить на нее ответственность за теракт 17 июля 2014 года. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

С моей же точки зрения, единственный возможный  путь для нормализации ситуации – это не перепрыгивание из одного кровавого военного конфликта в другой, а признание своей ответственности за поддержку сепаратизма и сопутствующих военных действий в Украине.

Да, понадобятся отставки, возможно вплоть до уровня министра обороны и начальника Генштаба. Но на этом история российской армии не закончится. (Собственно говоря,  и история России точно бы не окончилась, если бы в отставку в связи с ошибочной политикой в Украине, приведшей к колоссальным человеческим жертвам с обеих сторон и стратегическому проигрышу в виде потери крупного союзного государства, подал и сам президент Путин, но это, как говорится, маловероятно.)

А вот двойственное положение самой России, неприятная ситуация, в которой все поголовно должностные лица и почти все журналисты правительственных СМИ вынуждены врать с утра до вечера, наконец закончится, и страна сможет вернуться к нормальному существованию.

После этого участие России в международной антитеррористической коалиции, которого она нынче, позабыв недавнюю безудержную антизападную риторику, так домогается, станет беспроблемным и  вместо умножения взаимных подозрений и опасений начнет приносить реальные позитивные  плоды.

Алексей Петрович ПРОСКУРИН