Киев – Москва:

без одной минуты двенадцать (часть 2)

Вернутся к части 1

Не стоит, впрочем, думать, что Украина – просто более европейский вариант русскости, чем Россия, и этого достаточно для того, чтобы конструировать геополитические стратегии. Так ситуация выглядит только для безграмотных, хотя и разухабистых блогеров и чрезмерно самодовольных политиков.

Как уже было сказано в первой части данной статьи, «при анализе евроустремлений Киева нужно хорошо понимать, что Россия и Украина по-разному ориентированы в Европе. Украина исторически, со времен Льва и Романа Галицких, всегда была ориентирована на  Ватикан и ту часть Европы, которая впоследствии стала католической (Франция, Италия, Польша, Венгрия, Чехия), а Россия, по крайнем мере с Петра I, выбрала себе в союзники Европу императоров, династическую, а значит, немецкую и протестантскую».

Это очень важное уточнение. Не будем сейчас вдаваться в сложный вопрос по поводу того, кем были первые Романовы. Одна из наиболее устойчивых версий гласит, что некогда прямой предок будущих царей и императоров Романовых боярин Андрей Кобыла выехал «из Прусския земли». Было это на рубеже XIII–XIV веков. Поскольку именно в это время Тевтонский орден заканчивал завоевание и освоение прусских земель (пруссы – балтийское племя, проживавшее на территории современной Калининградской области, родственное литовцам и латышам) и очевидно, имел место факт вынужденной эмиграции коренного населения, видимо, допустимо, выдвигать гипотезу о балтском происхождении Романовых (как, впрочем, и о немецком, ост-готском). Существует и не менее устойчивая версия о происхождении Андрея Кобылы от новгородских бояр.

Как бы то ни было, обе основные версии генетического происхождения первых Романовых, судя по всему, вполне устроили как Киев, так и Москву.

И в самом деле, в эпоху начиная с Михаила Фёдоровича и до окончания царствования Петра I (1613–1725 гг.) Российская империя испытала невиданный всплеск мощности и осуществила грандиозную и успешную во всех направлениях территориальную экспансию. Кроме того, в результате петровских реформ страна была в значительной степени модернизирована. Апологеты монархии связывают это с деяниями династии.

Мы же предпочитаем иное объяснение: Киев и Москва наконец достигли определенного консенсуса по поводу выбора управляющей генетической системы/правящей династии (в тех исторических реалиях это действительно во многом определяло специфику и качество социального строя), и именно объединение (1654 год) в рамках одной политической общности двух вариантов русскости (более западного, киевского, и более азиатского, московского), до того в течение 300 лет развивавшихся раздельно (в 1362 году большая часть нынешних Украины и Белоруссии была завоевана Великим княжеством Литовским), произвело столь мощный и плодотворный синергетический эффект.

Увы, счастье оказалось недолговечным. Пётр I заметно перегнул палку в своем безудержном европейничаньи и, помимо прочего, наводнил страну европейскими принцами, принцессами и военными.

«Импортированные» Петром I иностран­ные военные охотно приняли участие в свержении легитимных, то есть относящихся к подлинно романской династии, царей и начали ставить на престол своих людей, никакого отношения к подлинной России в общем не имевших. Началась эпоха дворцовых переворотов. Главными из них стали перевороты Елизаветы I, Екатерины II и Александра I, в ходе которых были отстранены от власти, а затем зверски убиты законные императоры: Иоанн VI, Пётр III и Павел I, что заложило основы последующей меганелегитимности династии.

«В результате поздние Романовы были этническими немцами, это общеизвестно. Но это не главное. Главное – это не этническая, а сословно-генетическая принадлежность. Начиная с Петра III (мать которого, Анна, была дочерью Петра I от Марты Скавронской, ставшей впоследствии Екатериной I, а отец, Карл Фридрих, – герцогом небольшого немецкого княжества Гольштейн), они представляли собой образцово-показательную европейскую династию (супруга Петра III и мать Павла I, Екатерина II, в девичестве София Фредерика Августа, происходила из крохотного княжества Ангальт-Цербст), по генетическим масштабам своим вполне адекватную какому-нибудь курфюршеству в Швабии. Уменьшение масштабов династии, находящейся во главе крупной страны, – это один из приемов династической по­литики, о котором будет интересно подробнее поговорить в других текстах. После ее уменьшения до размеров заштатного европейского курфюршества династия Гольштейн-Готторпов (поздние Романовы) была целиком встроена в европейскую династическую игру.

Сама Гольштейн-Готторпская династия – по династическим законам лишь младшая ветвь Ольденбургов, одного из самых древних и разветвленных монархических родов Европы.

Более старшая ветвь Ольденбургов – Глюксбурги – в настоящее время правит в Норвегии и Дании. Нынешний британский наследный принц Чарльз, взойдя на престол, де-факто также откроет новое монархическое ответвление Глюксбургов в Великобритании.

Соотношение между старшими и младшими ветвями крупных династических систем и влияние этого факта на управление внутри системы – еще одна интересная тема, но опять-таки для других статей.

Общегерманская генетико-монархическая машина (в современных популистских текстах ее принято назвать роялами) к этому моменту управляла большей половиной мира (если учитывать, что в крупнейших государствах того времени – Британской и Российской империях у власти находились этнические немецкие династии).

Такова была династия поздних Романовых. Петербург был их столицей, созданной по образу и подобию столиц европейских. Наряду с Лондоном, Берлином и Веной Петербург стал одним из главных центров общеевропейской (общегерманской) династической игры и кристаллизации базисных идей Тевтонского и Мальтийского орденов» (Проскурин А.П. Идея-мечта против идеи-монстра. «ЭФГ» № 5/2013).

Как следует из вышеизложенного, Киев, как минимум с XIII века имевший неплохие отношения с папским престолом, был абсолютно вне этого, по преимуществу протестантского, действа.

Нелегитимность поздних Романовых, уничтоживших генетическую связь своей династии с Рюриковичами (свергнутая Елизаветой царица-регентша, мать царя Иоанна VI Анна Леопольдовна, по материнской линии относилась к древнему роду Милославских, одному из ответвлений древнекиевских Рюриковичей, волею судеб занесенных в Литву), в этой связи также не могла вызывать никакого восторга в древней столице Руси. Киев, правда, по привычке какое-то время списывал нараставшую нелегитмность на «азиатское наследие».

Когда же Пётр I и его наследники стали железной рукой выкорчевывать остатки русского республиканского начала, сосредоточенные в Запорожской Сечи, то в Киеве постепенно сложилась вполне логичная историко-геополитическая парадигма: Москва для Киева продолжала оставаться опасной и устрашающей «столицей Азии», а Петербург всё больше и больше начинал здесь выглядеть средоточием европейского негатива: бюрократизм, военщина, нарастающая религиозная чужеродность и стремительно набирающая мощь капиталистическая эксплуатация.

Вот почему феномен «немецкого засилья» уже к середине XVIII века в Киеве воспринимался совершенно иначе, чем в Москве и тем более в Петербурге.

Окончательное отторжение, видимо, произошло после уничтожения Екатериной II Запорожской Сечи (1775 г.) и почти поголовного принудительного переселения экс-запорожцев в Новороссийскую губернию (поэтому в каком-то смысле Краснодарский край представляет собой изувеченный обрубок прежнего свободолюбия и свободомыслия Запорожской Сечи).

Так что москвоцентричные байки о якобы каком-то необыкновенном пиетете украинцев перед Европой и немцами их авторам следует обратить прежде всего на себя. Именно Россия на 150 с гаком лет стала покорной служанкой нелегитимно пришедшей к власти общегерманской генетической системы, против которой украинское республиканское начало хотя бы как-то продолжало борьбу.

К слову сказать, многие революционеры (Дзержинский, Петровский, Подвойский, Антонов-Овсеенко, Ворошилов, Фрунзе, Тимошенко, Троцкий, Урицкий, Каганович, Мартов, Гоц, Гершуни), сыгравшие видную роль в русской революции, имели географически украинское, белорусское или прибалтийское происхождение (черта оседлости, восточнее которой евреи в России до революции не могли селиться, проходила с севера на юг примерно через Ригу, Витебск, Чернигов и Екатеринослав, нынешний Днепропетровск, и заканчивалась в Крыму. Вопрос об участии еврейского фактора в формировании нынешней украинской идентичности - вопрос интерснейший, но опять-таки для другой статьи.)

 Любопытно, что из шести членов Петроградского военно-революционного комитета, являвшегося главным, если можно так выразиться, техническим исполнителем Октябрьской революции, пять (большевики Антонов-Овсеенко, Подвойский, Садовский и левые эсеры Лазимир и Сухарьков) родились на Украине.

После революции, которая смела немецко-азиатский деспотический режим Российской империи и создала государство, выстроенное на принципиально иных социальных и мировоззренческих основах, многие взаимные претензии прежних веков как бы самоуничтожились, другие стали попросту смешны, третьи отпали за ненадобностью. Однако после реставрации классового общества всё это «историческое богатство» вновь всплыло на поверхность во впечатляющих масштабах.

Кстати, когда российские политические лидеры, как правые, так и левые, самоза­бвенно и безапелляционно рассуждают о бесценном историческом богатстве, то бишь о позитиве, они, по-видимому, напрочь забывают о грузе того негатива, который неразрывно диалектически связан с этим самым позитивом.

Понятно, когда соловьями разливаются правые. Но когда и левые вожди начинают распевать пафосные монархические оды – это уже ни в какие ворота не лезет. Не только марксизмом тут не пахнет, но и глубинным пониманием истории тоже.

Говорим о деяниях Петра Первого – нельзя забывать о духовной травме, которую этот монарх нанес России своими экспериментами по приведению православия к протестантизму (Пётр I отменил патриаршество и создал в России церковь, устроенную по англо-голландскому (протестантскому) образцу, когда монарх де-факто и де-юре является главой церкви; в 1721–1918 годах Русской православной церковью руководил Священный Синод, глава которого, обер-прокурор, назначался лично императором).

Вспоминаем эпоху Екатерины II – нельзя забывать о том, что именно она довела до предела историческую меганелегитимность династии.

Далее. В нынешней России при анализе потерь в Великой Отечественной войне информация подается таким образом, что создается впечатление: самые тяжелые потери понесла именно Россия. Однако дело обстоит несколько иначе.

Так вот, по весьма достоверным данным, Белоруссия (население которой перед войной составляло около 9,5 миллиона человек) потеряла около 2,2 млн человек (примерно 23 процента от предвоенной численности населения), из которых потери гражданского населения составили не менее 1,5 миллиона человек.

Украина (население перед войной – 41 миллион человек) потеряла погибшими около 8,3 миллиона человек (более 20 процентов от населения республики), при этом военные потери – около 2,8 миллиона человек, потери гражданского населения – около 5,5 миллиона человек.

Россия (население перед войной– 110 миллионов человек) потеряла примерно 8,9 млн человек (чуть больше 8 процентов от предвоенной численности населения), из которых около 5,7 млн человек – военные потери, около 3,2 млн человек – потери гражданского населения.

Для справки: в тех республиках СССР, на территориях которых военные действия не велись и которые не подвергались оккупации, совокупные военные потери составили около 1 млн человек, в основном погибших на фронтах и в немецких концентрационных лагерях для военнопленных. Потери же стран нынешней Прибалтики в силу исторчиеской специфики слишком двусмысленны, чтобы их анализировать в данном логическом ряду.

(В приведенных цифровых данных речь идет только о прямых (а не о демографических) потерях: Вооруженных Сил в ходе боевых действий и гражданских лиц, погибших в результате применения противником тех или иных видов насилия. Не учтены: потери гражданского населения от голода, инфекционных болезней и невозможности получить медицинскую помощь, которые, по мнению известной исследовательской группы Г. Кривошеина, составили для всего СССР около 4,1 млн человек, а также лица, добровольно или принудительно эмигрировавшие в ходе войны из СССР, – от 2 до 4 миллионов человек.) Выводы об абсолютной и относительной тяжести потерь для той или иной республики предоставляю сделать самим читателям.

Поэтому вряд ли эпоха Великой Отечественной войны прибавила украинцам симпатий по отношению к Германии.

Вот почему экстатические кадрово-трубопроводные приступы германофильства в Кремле, который пренебрег 350-летним сотрудничеством Москвы и Киева только для того, чтобы «не зависеть от транзитеров» (данный эвфемизм можно понять и так: только для того, чтобы в Берлине беспрепятственно получали сравнительно дешевый газ), в Киеве, очевидно, вызывают не только недоумение, но и неприятие. 

Москва несомненно рассчитывает на то, что  Берлин в угоду своим особым отношениям с Путиным или из соображений меркантильно-газовой заинтересованности поставит на кон свой авторитет общеевропейского лидера и  продавит те или иные, возможно, сомнительные с точки зрения остальной Европы решения. 

Вот только копившихся веками проблем в отношениях между  кииевским и московским вариантами русскости это никак не разрешит. Напротив, сам факт  вовлечения Путиным Берлина в киевско-московские отношения в качестве высшего уровня  принятия решений (а де факто именно так пока получается в данной путинско-лавровской внешнеполитической  комбинации),  вне зависимости от  содержания этих решений только ухудшит ситуацию. 

 Алексей Петрович

ПРОСКУРИН