КАМО ГРЯДЕШИ, ГРАД СТОЛЬНЫЙ? Год 2014-й стал годом Украины, вряд ли кто-нибудь станет с этим спорить. События на Майдане, как огромная воронка, постепенно втянули в себя сначала всю Украину. Затем Россию. А затем и большую часть Запада. В течение большей части 2014 года перипетии вокруг Крыма и Донбасса держали в напряжении политиков и военных всего мира, ибо зримо, грубо и стремительно возвращали мир к состоянию холодной войны. Моя оценка событий, произошедших в январе – феврале в Киеве, остается неизменной: Майдан был именно буржуазно-демократической революцией. Если быть совсем точным в оценках, это была именно «оранжевая революция», которую я определяю как «непарламентское, иногда вооруженное выступление всей массы буржуазии и примкнувших к ней иных классов общества против одной из властных группировок класса буржуазии, которая попыталась сосредоточить в своих руках слишком большой объем административного и финансового ресурса». Очень сильно беспокоящее многих московских авторов участие необандеровцев в Майдане и на более поздних стадиях развития нынешней политической ситуации, их шествия по украинским городам мне представляются не столь существенным фактом на фоне многовековых отношений между Киевом и Москвой. Тем не менее, поскольку данный феномен и его персонификации сейчас являются достаточно обсуждаемыми, негоже будет уклониться и не сказать об этом несколько слов. Очень надеюсь, что читатели не сочтут идущие ниже несколько абзацев как некую адвокатскую работу, а воспримут их как совокупность фактов, подобранных автором, который стремится к взвешенному и объективному освещению реальности, при этом стараясь обеспечить доступ к малоизвестным большинству читателей фактам и цивилизационным закономерностям. В рамках львовской или киевской историографии феномен украинского национализма выглядит достаточно непривычно для россиян. В ней хотят героизировать Бандеру и некоторых его соратников не за то, что он, по мнению большинства россиян, являлся пособником нацистов, а за то, что он, по мнению многих украинских историков, боролся за свободу Украины, в том числе с нацистами и их союзниками. Это важный мировоззренческий и психологический нюанс, который никак не могут уловить в Москве. В последнее время в украинской историографии и политологии выдвинута концепция «четырех войн», которые-де вела Украина в 1939–1945 гг. Во-первых, значительная часть украинского населения, проживавшая в довоенной Польше (Галиция и Волынь), будучи польскими гражданами, вступила во Вторую мировую войну уже в сентябре 1939 года. Формально – в составе Польши против Германии и ее тогдашнего партнера по пакту Молотова – Риббентропа СССР. Во-вторых, большая часть украинцев, проживавшая на территории УССР, естественно, принимала участие в Великой Отечественной войне на стороне СССР против Германии. В-третьих, одновременно происходила национально-освободительная война под руководством ОУН(б)-УПА (Организация украинских националистов под командованием С. Бандеры – Украинская повстанческая армия; полное разъяснение аббревиатуры см. в последующих абзацах) против Германии (1943–1945) и СССР (1939 – конец 50-х). В период 1939–1941 гг. и после окончания войны – только против СССР, так как именно в СССР после заключения пакта Молотова – Риббентропа и военного поражения Польши была включена Западная Украина. Против этого включения, в частности, выступало правительство т.н. Украинской народной республики (существовала на части территории Украины в 1918–1920 гг.) в изгнании во главе с А. Ливицким, возглавлявшим его в 1926–1950 гг., и ОУН. Наконец, поскольку в ОУН(м) (Организация украинских националистов под командованием А. Мельника; полное разъяснение аббревиатуры см. в последующих абзацах) и ОУН(б), враждовавшими между собой, воевали украинцы, то происходила еще и многосторонняя гражданская война внутри Украины. Так, например, считает видный киевский политолог В. Карасев. Что тут правда? Что ложь? Что пропаганда? Каково место украинских националистов в этих «четырех войнах»? Жизненный путь и политический генезис С. Бандеры слишком извилисты, чтобы делать абсолютно однозначные выводы. Он родился в 1909 году в Старом Угринове (в нескольких километрах от Станислава, нынешний Ивано-Франковск), за пределами тогдашней Российской империи, в империи Австро-Венгерской, которой тогда принадлежала Галиция, в том числе Львов и Станислав, в украинской греко-католической семье священника (генетический анализ оставим пока в стороне, хотя весьма любопытные моменты, несомненно, имеются). (Западная Украина входила в состав монархии Габсбургов в качестве королевства Галиции и Лодомерии с 1772 года. До этого Галиция и Волынь входили в состав Речи Посполитой. Еще раньше здесь существовало достаточно мощное Галицко-Волынское княжество, в котором правила одна из ветвей Рюриковичей. Основатель княжества (1199 г.) Роман Мстиславович был праправнуком великого князя Киевского Владимира Мономаха. В годы наивысшего расцвета, при князьях Романе и Данииле, Галицко-Волынское княжество включило в себя до 30 процентов территории нынешней Украины. В настоящее время на территории бывшего Галицко-Волынского княжества расположены Львовская, Ивано-Франковская, Тернопольская, Ровенская, Волынская и Закарпатская области Украины. После вторжения монголов (1241–1242 гг.) галицко-волынские князья, в отличие от московской ветви Рюриковичей, с переменным успехом продолжали борьбу с ним, то впадая в зависимость от Орды, то в результате успешных военных действий разрывая её. При преемниках Даниила, Льве и Юрие I, Галицко-Волынскому княжеству удалось отстоять свою независимость и его правители даже были признаны Ватиканом в качестве «королей Руси». В своей борьбе с Ордой Галицко-Волынское княжество, не без оснований позиционировавшее себя в качестве последнего осколка подлинной, борющейся против Орды Руси, традиционно опиралось на Запад и помощь католической церкви. Более чем вековые непрерывные войны ослабили Галицко-Волынское княжество; к середине XIV века оно начало клониться под ударами соседей, а с 1349 года в результате династических комбинаций было включено в состав Польского королевства и частично – Великого княжества Литовского.) С ранних лет Бандера воспитывался в духе украинского национализма. Украинское национальное движение австро-венгерской монархией и ее спецслужбами до определенной степени поощрялось, дабы противопоставить его польскому сепаратизму, очень сильному во Львове и Кракове, который также находился под властью Австро-Венгрии. Видимо, поэтому первым реальным противником украинских националистов стала Польша, в состав которой вошла Западная Украина в 1921 году, после окончания Первой мировой войны и распада лоскутной Австро-Венгерской монархии. Созданная в 1929 году при активном участии Е. Коновальца и А. Мельника Организация украинских националистов (ОУН), боровшаяся за выход Западной Украины из состава Польши и создание национального государства, помимо прочего, применяла террористические методы борьбы и в каком-то смысле слова в этот период очень сильно напоминала Ирландскую республиканскую армию (ИРА) и подобные ей национально-освободительные организации. За организацию терактов против польских чиновников Бандера был приговорен к нескольким пожизненным срокам. Из тюрьмы он вышел только после распада Польши и начала Второй мировой войны. К этому времени Бандера уже занимал видное место в руководстве ОУН и принял активное участие в борьбе против СССР в тот короткий период между 1939 годом, когда Западная Украина вошла в состав СССР, и началом Великой Отечественной. В период с 1939 по 1941 год положение ОУН было достаточно неопределенным. Первоначально Гитлер намеревался создать на восточных границах Германии два буферных государства, Литву и Украину, в границах, примерно совпадавших с Галицко-Волынским княжеством периода расцвета. В этой связи у абвера и немецкого военного командования имелись вполне определенные планы использовать ОУН в качестве организационной, разведывательно-диверсионной и военной силы для исполнения этого плана на территории УССР. «Украинский легион», созданный Бандерой и Шухевичем, должен был стать ядром будущей национальной армии. В этой связи гитлеровцы не скупились на обещания украинским националистам. В это время в руководстве ОУН происходит раскол. Руководитель ОУН А. Мельник предлагал полностью поставить организацию на службу Германии. С. Бандера считал, что нужно лишь использовать данный союз в тактических целях для создания украинского государства. Данный раскол организационно оформился в 1940 году: возникла ОУН(м) – мельниковская и ОУН(б) – бандеровская. Дело дошло до взаимных обвинений в измене и трибуналов со смертными приговорами (заочных). Войдя во Львов вместе с подразделениями вермахта, ближайший сподвижник Бандеры Я. Стецько от имени ОУН(б) и «Украинских национальных сборов» (что-то типа локального Учредительного собрания) неожиданно для немцев огласил «Акт о независимости Украины» (30 июня 1941 года), в котором С. Бандера провозглашался вождем возрожденного Украинского государства, а Стецько назначался премьер-министром. Идея поставить немцев перед фактом принадлежала Бандере. Несмотря на то что в «Акте...» имелись слова о полной лояльности свежеиспеченного государства Германскому рейху, немцам эта самодеятельность не понравилась. Гитлер отдал распоряжение уничтожить движение Бандеры. Во Львов «для ликвидации заговора украинских националистов» были направлены спецгруппы СД и гестапо. Многие члены руководства ОУН(б) были арестованы, около 15 человек расстреляны. В числе прочих сторонников ОУН(б) в Освенцим были брошены два родных брата Бандеры, Василий и Александр, где они и погибли. Бандера и Стецько были задержаны и отправлены сначала в Краков, а потом в Берлин, где Бандера содержался под домашним арестом. Оба лидера несостоявшегося государства неоднократно обращались с просьбами к высшему руководству Германии и лично Гитлеру, в которых доказывали необходимость создания лояльного Германии, но самостоятельного Украинского государства. Однако успешно для Германии развивавшаяся в первые месяцы войны кампания на Восточном фронте и высокие темпы наступления немецких войск, в том числе на Украине, видимо, побудили Гитлера вообще отказаться от планов создания какого-либо Украинского государства, а Восточная Галиция была включена в состав Польского генерал-губернаторства, что вызвало очередной поток негодования и письменных протестов со стороны Бандеры и Стецько. Помимо прочего, гитлеровцы были недовольны разгоравшимся вооруженным конфликтом между ОУН(м) и ОУН(б) и требовали его прекратить. Кроме того, от Бандеры требовали отозвать «Акт о провозглашении…», но он отказался это сделать. Очевидно, поэтому в конце сентября 1941 года Стецько и Бандера были помещены в центральную Берлинскую тюрьму, а в январе 1942 года отправлены в концлагерь Заксенхаузен. Бандера находился в политическом блоке концлагеря, в котором содержались многие политические лидеры из захваченных Германией стран, вплоть до сентября 1944 года. Советскими и российскими историками утверждалось, что Бандера коротал свой срок в приличных условиях с хорошим питанием и облегченным режимом. Украинские историки, напротив, с энтузиазмом упирают на то, как Бандера, находясь в заключении и под неусыпным контролем гестапо, сумел-де организовать подпольную работу всей ОУН(б). После ареста Бандеры ОУН(б) (в 1941–1950 годах ею руководили последовательно М. Лебедь и Р. Шухевич), в отличие от ОУН(м), была объявлена на оккупированных немцами территориях вне закона и перешла на нелегальное положение. В 1942–1943 гг. пути ОУН(м) и ОУН(б) окончательно разошлись: мельниковская ОУН под руководством СС приняла активное участие в формировании дивизии «Галичина», а ОУН(б) создала боевое крыло – Украинскую повстанческую армию (УПА). Тогда же ОУН(б) и УПА перешли к активной ликвидации сторонников ОУН(м) на подконтрольных территориях и добилась значительных успехов. С начала 1943 года ОУН(б) и УПА объявили о «начале войны на два фронта»: против вермахта и против Советской Армии. В конце 1944 года по неизвестным причинам большинство видных украинских националистов было выпущено гитлеровцами из тюрем и лагерей. Многим из них было сделано предложение сотрудничать с немецкими войсками. По версии украинских историков, в ответ на предложение о сотрудничестве со стороны немцев Бандера выдвинул условие – признать «Акт возрождения от 30 июня…» и обеспечить создание украинской армии как вооруженных сил отдельного государства, независимых от Третьего рейха. Немецкая сторона не пошла на признание независимости Украины, и соглашение с Бандерой, таким образом, достигнуто не было. Несмотря на отказ, Бандера не был вторично арестован и достаточно спокойно дожил в Западной Германии до окончания войны. (Использованы данные Википедии и других энциклопедических изданий.) Собственно, изложенная выше совокупность более или менее нетенденциозно подобранных фактов и позволяет сторонникам Бандеры считать его борцом против нацизма, а ОУН(б) и УПА – военными формированиями, участвовавшими в борьбе против вермахта. Та же совокупность фактов заставляет большинство российских исследователей считать Бандеру пособником немцев. После войны Бандера принимал участие в борьбе украинских националистов против СССР, и в 1959 году был убит в Мюнхене агентом КГБ Сташинским. При анализе деятельности Бандеры полезно оставаться в рамках историчности и рассматривать явления в их полноте и конкретике. Ранний, революционно-романтический период, когда Бандера стал одним из руководителей национально-освободительной борьбы украинцев против польского владычества, – примерно с 1932 по 1939 год. В этот период ОУН – практически полный аналог ИРА (Ирландской республиканской армии), боровшейся за освобождение Ирландии от британского владычества. Довоенная ОУН имела очень мало отношения к истории собственно СССР и УССР. Второй период – это период сотрудничества Бандеры с Германским рейхом в 1939–1941 годах. В этот период Бандера и ОУН выступают в роли, очень похожей на роль Павелича и усташей в Хорватии. Но только менее удачливых, ибо своего, пусть даже марионеточного, государства под гитлеровцами им создать де-факто не удалось. Факт участия отдельных подразделений ОУН(б) в антисемитских акциях нацистов до ареста Бандеры (5 июля 1941 года), например в Львовском погроме (1–3 июля 1941 года), является научно доказанным. (Напомним, что перед отступлением советских войск из Львова НКВД осуществило массовые убийства в тюрьмах и колониях Львова политических заключенных, прежде всего украинских националистов, общим числом до 2500 человек. Нацистская пропаганда сразу обвинила в этих убийствах работников НКВД еврейской национальности. Немцы заставили граждан еврейской национальности вытаскивать трупы убитых заключенных из тюремных камер и раскладывать на всеобщее обозрение на улицах Львова. Результатом стал погром, унесший жизни более 4000 евреев.) Третий, наиболее сложный период – с 1941 по 1944 год, когда сам Бандера сидел в лагере Заксенхаузен, а ОУН(б) и УПА якобы вели войну на два фронта. В этом периоде, свою очередь, имеются два подпериода. Один очень короткий, но до предела насыщенный событиями с 22 июня по 5 июля 1941 года, в течение которого С.Бандера попытался провозгласить независимость Украины и был арестован и, второй - с момента ареста до сентября 1944 года, период тюремного заключения. Видимо, в этот период Бандера осознал, что гитлеровцы его использовали и «кинули», и дальнейшие его действия выглядят достаточно логичными. В этот период Бандеру можно сравнить с выведшими в 1944 году свои государства из гитлеровской коалиции фельдмаршалом Маннергеймом и королем Румынии Михаем. (Напомним, что на завершающем этапе войны войска Финляндии и Румынии, до этого три года активно воевавшие против СССР, приняли чисто символическое участие в боях против гитлеровской Германии. Тем не менее в результате этих явно вынужденных действий диктатор Финляндии К. Маннергейм, чьи войска в 1941–1944 гг. осуществляли блокаду Ленинграда с северо-запада и ответственны за гибель как минимум трети ленинградцев во время блокады, избежал зачисления в военные преступники, а король Михай, в 1940 году возведенный на трон фашистским диктатором Румынии Антонеску, даже получил из рук Сталина высший военный орден СССР – орден Победы.) Наложение этих трех периодов и соответствующих им образов, видимо, и составляет суть феномена, который очень по-разному воспринимается в Киеве и Москве. В Киеве и особенно во Львове сотрудничество Бандеры с немцами – лишь простительный эпизод в деятельности «борца за свободу Украины», да к тому же еще и многолетнего узника тюрем и концлагерей, вынужденно заключившего неприятный тактический союз (что-то вроде пакта Молотова – Риббентропа). С точки зрения Москвы, сотрудничество Бандеры с немцами есть непростительный акт коллаборационизма и предательства (хотя Бандера никогда не был гражданином СССР или УССР и в этом смысле звание предателя с точки зрения формальной логики никак к нему не применимо), перечеркивающий всё прочее. Всячески развиваемая частью украинских историков версия о якобы активном участии УПА в вооруженном противостоянии вермахту пока имеет недостаточную аргументационную базу. Во всяком случае, несомненно имевшие место боевые действия УПА против немецких войск и организация отдельных терактов против немецких оккупационных властей вряд ли оказали значительное влияние на ход военных действий в целом и на освобождение Украины в частности. Учитывая совокупность вышеизложенного, для меня повышение сакральной значимости Бандеры в сегодняшней Украине есть не символ нарастания в ней неофашизма, а один из знаков совсем другого, гораздо более глубинного, серьезного и долговременного процесса. Если говорить о нынешней украинской идентичности, то для нас сейчас важны ее три основных варианта. Первый. Точнее, тот, который на поверхности, стандартно-политологическое среднеевропейское восприятие ситуации: метрополия и откалывающаяся от нее крупная колония, ведущая национально-освободительную борьбу. Эта идентичность практически не воспринималась на юго-востоке Украины до 2014 года. Неумные, агрессивно-нажимные действия Москвы резко сдвинули границы этой идентичности на Восток, и теперь ее сторонников едва ли не большинство даже в Херсоне, Запорожье и Днепропетровщине. Эта идентичность понятна, но, с точки зрения исследователя, неинтересна. Она построена на отрицании метрополии, то есть на негативе, а потому в контексте почти тысячелетних отношений между Киевом и Москвой развитие этого варианта идентичности чревато для Украины такими зияющими пустотами и провалами, что никакой идентичности собственно и не будет. Именно в рамках данной идентичности, в которой «украинцы = жители российской колонии», будут востребованы такие исторические персонажи, как Мазепа, Петлюра и Бандера. Возможно ли построить будущее только на основе такого сомнительно-негативистского Пантеона национальных героев и отцов-основателей? И еще раз: сложная история, к примеру, Галицко-Волынского княжества никак не оправдывает тех или иных моментов в политической деятельности Бандеры. Но без изучения конкретных особенностей последующей истории данного региона понять суть этого феномена невозможно. Вопрос о допустимости, полезности и целесообразности наличия С. Бандеры в Пантеоне положительных героев для украинской идентичности – вопрос, который украинцы должны еще раз, и очень скрупулезно, задать себе сами, ибо из Москвы этот вопрос уж точно не решается. Второй вариант идентичности – это тот, который всегда предлагала Москва: существует некий триединый народ, великороссы, малороссы и белорусы, которым от века суждено жить вместе, и лишь усилиями врагов Отечества время от времени удается это единство расколоть. Это вариант, сконструированный еще в позднеимперский период, не был особо популярен в Киеве и западнее Днепра, а уж на Волыни, в Полесье и в Галиции на дух не переносился. Цивилизационные различия в московско-петербургском варианте украинской идентичности напрочь игнорировались. А ведь прежде всего жителей Червонной Руси не устраивало главенствующее положение Москвы, которую на западе Украины до сих пор многие считают ордынским проектом. И дело тут, конечно же, не в этническом, а в социальном, ибо Московское государство стало одной из наиболее жестких, успешных и устойчивых деспотий в истории. Москвоцентричный вариант идентичности, предлагаемый к потреблению в виде «украинцы = малороссы», в основном изжил себя к 1917 году. Февраль, как и неудавшиеся Кондиции 1730 года, во многом инициированный Киевом, мог помочь достигнуть консенсуса, однако локомотив истории промчался дальше. Кстати, независимость Украинской народной республики в январе 1918 года была провозглашена именно после разгона большевиками Учредительного собрания. До этого, в октябре 1917 года, Центральная Рада провозгласила Украинскую народную республику в составе федеративного государства. Голод 1929–1933 гг. в Украине, когда погибли несколько миллионов человек, внес свою, крайне негативную мегаисторическую лепту в отношения между Киевом и Москвой. Масштабы данного негатива плохо осознают в Москве. И дело тут не столько в точном количестве погибших людей (от 2 до 7 миллионов), а в том, был ли этот голод, как считают многие историки и социологи в Киеве, намеренно организован тогдашней центральной властью. Разразившаяся война вновь сплотила большую часть русских и украинцев в единой борьбе, и московский командно-административный вариант идентичности кое-как дожил до 1991 года. Федеративный СССР трансформировался в конфедеративный СНГ и в этом виде пребывал в состоянии выжидательного анабиоза. В 2013–2014 годах, по мере нарастания очередного всплеска авторитаризма, «имперскости» и «евразийства» в России и окончательного перерождения постсоветской российской элиты в неоимперскую, цивилизационный конфликт между Киевом и Москвой вспыхнул в острой форме, невзирая на то, что и Россия, и Украина входят сегодня в один и тот же мирохозяйственный капиталистический уклад. Таким образом, вновь актуализировались заложенные еще в XIII веке очень разные пути для северо-восточных и юго-западных областей некогда единой Киевской Руси. Путь Александра Невского: с Ордой (под Ордой) против Запада. И путь Даниила Галицкого: с Западом (под Западом) против Орды. Помещенное мною в предыдущем абзаце в скобках представляет собой, помимо констатации изрядной части подлинной реальности, еще и квинтэссенцию национальных комплексов. Именно поэтому в Москве так болезненно реагируют на высказывание: «поскребите любого русского – и найдете татарина», приравнивая такие высказывания едва ли не к нацизму, ибо это завуалированное сомнение в сохранении идентичности и обвинение в том, что Москва в сохранении исходной идентичности и обвинение в том, что Москва являлась и до сих пор остается «латентно-ордынским проектом», а сие для государства, гордящегося своими победами над Казанским и Астраханским ханствами, нестерпимо. Аналогично Киев и особенно Львов крайне чувствительно относятся к своей способности сохранять собственную исходную идентичность во время долгого и глубокого пребывания внутри Запада. Отсюда столь непонятный пафос по поводу Бандеры и фанатичное отрицание того, что он был чьим-то прихвостнем: мол, даже под Гитлером умел-де преследовать национальные украинские интересы. Поэтому в реальности это часть вопроса о сохранении идентичности в Червонной Руси – Западной Украине, которая, как мы видим, провела около четырех веков в составе Польши, около полутора веков в составе Австро-Венгрии, затем снова два десятилетия в составе Польши. Заложенные в XIII веке цивилизационные императивы оказались очень стойкими. И сегодня, во втором десятилетии XXI века, Россия всё так же является антизападной страной, борющейся со всевластием Запада с помощью Азии, а Украина – западноориентированной, с помощью всё того же Запада ведущей борьбу с восточным деспотизмом. Наконец, третий вариант идентичности представляет собой «цветущую сложность отношений», которую для многих даже просто помыслить тяжело. Многое в этой концепции возникло после появления трудов М.С. Грушевского (выдающийся историк, общественный деятель, первый глава Центральной Рады Украинской народной республики в 1917–1918 годах), историческая концепция которого появилась как закономерная реакция на чрезмерную «москвоцентричность» творений В. Ключевского, С. Соловьева и Н. Карамзина. Грушевский всегда считал именно Киев подлинным носителем исконной русской идентичности, и ему по праву, видимо, принадлежит и первенство в постановке самой проблемы идентичности в применении к отношениям между Киевом и Москвой. Но тем не менее… Я уже писал неоднократно и повторюсь еще раз: период с 1613 года или, если угодно, с 1654 года был периодом консенсуса, союза, достигнутого между Киевом и Москвой – двумя близкими, но значительно разошедшимися в ходе истории вариантами развития некогда единого общерусского начала. «О сравнительном вкладе гораздо более образованного на момент формального объединения в 1654 году Киева (Киево-Могилянская академия – университет с 1632 года) и достаточно на тот момент архаичной, отчасти исламизированной Москвы в успехи и неудачи имперского строительства… в том числе в различные имперские завоевания, о необходимости адекватной и справедливой оценки вклада каждого из участников объединения, существовавшего в 1654–1917 годах… Без добровольного (подчеркиваю, добровольного) объединения Киева и Москвы в 1654 году никакого расцвета Российской империи в XVIII–XX веках просто не было бы, как не было бы и самой Российской империи, которая до объединения с Киевом называлась Московским государством (царством), – вот этот пункт никак не могут взять в толк «истинные православные русские патриоты». Не было бы и СССР без объединения (также более или менее добровольного) в 1922 году. С точки зрения республиканского Киева, исторического Киева, совместный проект "Российская империя", образовавшийся в 1613–1654 годах, когда к власти пришла восточноевропейская (по сути – прокиевская) династия ранних Романовых, вообще должен был сделать первые шаги по направлению к конституционной монархии еще при воцарении Анны Иоанновны (1730 год), когда потомкам Гедиминовичей Голицыным удалось навязать престолу принятие Кондиций, ограничивающих самодержавие. Однако затем петербургско-германские энергии (в данном случае под этим термином понимается прежде всего энергия германских монархических систем) возобладали, началась "эпоха дворцовых переворотов". Династия стала нелегитимной, утратила свой восточноевропейский характер и полностью германизировалась (речь опять-таки идет о торжестве германского монархического начала, а не той мощной и вполне неплохо выглядящей германской республике, которая имеет место в настоящем). Неограниченное самодержавие было восстановлено и продержалось затем до 1905–1917 годов, архаизировав и задержав развитие России до предела. Именно с «эпохи дворцовых переворотов» началось постепенное ослабление партнерства между историческими Киевом и Москвой (Петербургом) в рамках вышеозначенного проекта. После окончательного разгрома общерусского центра республиканизма – Запорожской Сечи в 1775 году Екатериной II и принудительного переселения значительной части запорожцев в Приазовье и на Кубань (кстати, не менее значительная часть запорожцев не признала подчинения Сечи немецкой династии Гольштейн-Готторпов, нелегитимной с 1741 года (вплоть до 1764 года, после переворота, совершенного дочерью Петра I Елизаветой в 1741 году в пользу своего племянника Карла-Ульриха Гольштейн-Готторпа, более известного в России под именем Петра III, в Шлиссельбургской темнице томился законный император Иоанн VI Антонович, убитый уже при Екатерине II), эмигрировала в Трансильванию и создала там Задунайскую Сечь, которая просуществовала до 1829 года) Киев от партнерских отношений перешел во внутреннюю оппозицию к империи, что в итоге закончилось Февральской революцией» («Порошенко и война в Донбассе, или Меньше примитива, коллеги!», «ЭФГ» № 19–20/2014). Ни территориальный прирост, включавший сокрушение остатков Орды в Северном Причерноморье и Средней Азии, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, ни присоединение этих регионов, ни расцвет культуры, имевший место во второй половине XVII – начале XX веков, не был бы возможен без активного участия каждой из сторон. Это принципиальное фундаментальное положение данной концепции. Как на самом деле складывалиcь отношения внутри генетических систем Рюриковичей (в генеалогии считается, что иерархически старшие ветви этой генетической системы так и остались в Киеве, в то время как «молодшие» правили в Москве) и Гедиминовичей (а это и вовсе была восточноевропейская киевоориентированная династия)? А ведь именно эти дворянские сообщества определяли политику и культуру России в имперский период. К Рюриковичам, например, принадлежали Апухтины, Барятинские, Воротынские, Волконские, Вяземские, Гагарины, Горчаковы, Ильины, Кропоткины, Мусоргские, Оболенские, Одоевские, Пожарские, Репнины, Татищевы, Шуйские, а к Гедининовичам – Голицыны, Трубецкие, Мстиславские, Заславские, Хованские, Куракины, Слуцкие. В самом деле, кому в большей степени принадлежит солнечный гений Пушкина и Чайковского, философский протуберанец Чижевского, Циолковского, Булгакова и Бердяева, волшебство МХАТа – киевской или московской культурной традиции? Поэтому те, кто ставит себя в рамки среднестандартного подхода: «Москва – метрополия» и «Украина – колония», неизбежно отказываются от своей немалой и законной части имперского наследства, в том числе в области культуры, что для идентичности, как минимум, не полезно. «Что касается территориального раздела наследства бывшей Российской империи, то в 1922 году он был произведен так, а не иначе. Другими словами, вклад Киева и Москвы в совместный имперский проект (1613–1917 гг.) получил на тот момент именно такую, а не иную объективно-историческую оценку. В этой связи рассуждения некоторых российских политиков о якобы имевшей место передаче некоторых российских земель Украине (пресловутая «Новороссия») я считаю безграмотными и абсурдными. Никакой РСФСР, чьи земли можно было бы передать Украине, до 1921–1922 годов не было и в помине, так же как и УССР» («Порошенко и война в Донбассе, или Меньше примитива, коллеги!», «ЭФГ» № 19–20/2014). Безусловно, далее напрашивается и более развернутый анализ украинской идентичности советского периода. Но его мы пока оставим в стороне, ибо здесь всё происходило в основном не по цивилизационным, а по добротным социально-классовым закономерностям. Тем не менее одну ремарку, весьма сильно связанную с предыдущим содержанием, себе все-таки позволю. Вне всякого сомнения, некоторые в Украине рассматривают Ленина как представителя генетической системы Чингизидов (борьба с памятниками, скорее всего, вырастает именно из этой мифологии), а становление советской системы управления в этой связи – как некий азийский реванш после 300-летней более или менее европоподобной монархии. Я не знаю, изменится ли сильно картина мира среднестатистического сторонника коммунистических взглядов, если он в гипотетическом варианте будущего вдруг узнает о принадлежности вождя мирового пролетариата к генетической системе властелинов Азии. Для многих русских людей наличие Чингизида (под любым социальным соусом) во главе собственного государства есть некая экзистенциональная проблема. И в цивилизационном плане уход одной генетической системы из высшей точки управления и приход в эту точку другой генетической системы есть событие значимое. Но для коммунистов-прагматиков этническое содержание Ленина вряд ли представляет особый интерес. «Ну и что? – скажут. – Главное, не из чего он сделан, а за что боролся, не так ли?» И будут в значительной степени правы. Вот только советский и восходящие к нему варианты социализма получились уж больно в стиле «азиатского способа управления». Вряд ли издевательство над социализмом в виде наследственной монархии в КНДР, где лишенные основных прав 25 миллионов человек трепещут перед очередным представителем правящей династии, до дрожи в сердце опасаясь не так посмотреть на всесильного правителя, представляет собой то, о чем мечтали основоположники марксизма. Впрочем, в моей картине мира Ленин с точки зрения этноса представляет собой выброс гораздо более древней, сарматской генетической энергии (сарматы – это ираноязычный народ, родственный скифам, который кочевал между низовьями Дона и Волги, занимая территории несколько восточнее античного Скифского царства). Конечно же, я готов рассматривать весомые контраргументы и других концепций. Если же желание пофантазировать на ордынско-генетические темы непреодолимо, то это можно сделать примерно так... Искомое неудержимыми свергателями памятников, возможно, находилось в личности Н.А. Булганина (пусть это будет, скажем, ветвь от хана Узбека, правившего в Золотой Орде, а значит, и в Москве в 1303–1341 гг. и объявившего ислам государственной религией Золотой Орды). К тому же еще и агента царской охранки, которого не выявили даже гениальные романтики Дзержинского и мастера сталинского сыска. Н.А. Булганин благополучно дожил до преклонных лет на вершинах советской номенклатуры и даже короткое время занимал пост предсовмина. Нахождение данного гипотетического агента влияния с соответствующим генетике и карьерному генезису социальным и геополитическим содержанием на вершинах советской управленческой машины не могло не оказать очень значительного влияния на ее целеполагание и функционирование в период, как минимум, с 1947 по 1975 год. Именно в эти годы в СССР усилился процесс перерождения «государства надежды», социального «авангарда всего прогрессивного человечества», в пугающую «неоимперию». Благодаря гипотетически уникальному сочетанию специфицирующих особенностей данный персонаж, данный агент влияния, собственно, и представляет небывалый интерес для всех видов цивилизационного, классового и прочего анализа. Включая роль в духовной и организационной подготовке разнообразных контрреволюционных процессов и в стремительном перерождении советской верхушки. Вопрос тут, конечно, опять-таки не в этнической принадлежности, а в принадлежности к масштабной генетической системе, долгое время обладавшей абсолютной властью: типа Рюриковичи, Габсбурги и т.п., а также о закономерностях функционирования подобных «больших семей», соподчиненности цивилизационного и классового в личностях, являющихся волею судеб персонифицированным пересечением двух этих мощных процессов. И многое-многое другое.
Алексей Петрович ПРОСКУРИН Продолжение следует
|