БРЕСТ: ОТСЮДА НАЧИНАЛАСЬ ВОЙНА… - Мама, а почему дядя такой печальный? – 9 мая этого года спрашивает маленькая девочка маму, остановившись возле знаменитой во всем мире огромных размеров скульптуры защитника Брестской крепости. - Потому что ему очень страшно и очень больно. Страшно и больно было всем принявшим на себя первые удары войны и оказавшим мужественное сопротивление врагу...
Улицы имени героев обороны Даже спустя семьдесят лет после начала Великой Отечественной продолжается восстановление справедливости по отношению к принявшим здесь, в Бресте, на западных рубежах Советского Союза, первые страшные удары войны. Совсем недавно решением городских Совета депутатов и исполнительного комитета новой улице и переулку города присвоено имя Андрея Воробьева - начальника линейного отделения милиции, организатора и руководителя обороны вокзала станции «Брест-Центральный» в первые часы после нападения фашистской Германии. Вместе с Брестской крепостью на целых девять дней вокзал стал еще одной точкой ожесточенной обороны города над Бугом силами милиционеров, железнодорожников и оказавшихся проездом военнослужащих. Из записанных сыном Воробьева - Вадимом воспоминаний участников тех событий. Антон Кулеша: - И вдруг – оглушительный взрыв. За ним – второй, третий. В городе сразу заполыхало пламя. Послышался прерывистый гул приближающихся самолетов. - Война! – прокатился истошный вопль. Пассажиры в панике заметались по перрону. Надсадно закричали разбуженные дети, заголосила женщина. И вдруг разом стихло, остался только дьявольский визг падающей прямо на нас бомбы. - Ложись! – зычно скомандовал чей-то голос, и, подчиняясь ему, люди ничком упали на платформу. Страшный взрыв оглушил людей. Бомба взорвалась где-то поблизости. Не сразу сквозь ватную тишину услышал крики, женский плач. И тут я увидел Воробьева. Он стремительно пересек перрон, его милицейская фуражка мелькнула в дверях вокзала. Кинулся было за ним, но мне заступила дорогу обезумевшая от горя молодая женщина с младенцем. В суматохе у нее пропал трехлетний сынишка, и она, обливаясь слезами, умоляла помочь найти его. Мальчонку разыскали в угольном люке, куда его отбросило взрывной волной. Когда прибежал в отделение, наших собралось уже более сорока человек. Воробьев отдавал распоряжения заместителям Холодову и Яковлеву, командирам отделений Стацюку, Дейнек, Ермолаеву. Возле меня оказались братья Семен и Арсений Климуки, Андрей Поздяков, Ярошики, Сидорчук и другие. Здесь, в привычной обстановке, среди своих перевели дух. Даже подумалось: ночной кошмар. Воробьев, закончив инструктаж командиров отделений, обратился к нам: - Товарищи! Мы еще не знаем, война это или крупномасштабная провокация, - тише, чем обычно, сказал он. - Но обстановка очень серьезная. К платформе на Московской стороне сейчас подойдет состав. Надо отправить в первую очередь женщин с детьми. После отправки поезда сбор здесь. Это была самая настоящая схватка с обезумевшими от ужаса людьми, готовыми на всё, лишь бы уехать. В те минуты, когда мы вместе с железнодорожниками, сдерживая натиск толпы, помогали женщинам с детьми сесть в поезд, тревога, страх за наши семьи словно бы отступили. Всё перестало существовать, кроме испуганных детских глаз, истошного женского крика, рук, судорожно цепляющихся за поручни. Поезд отошел через несколько минут, единственный поезд, вырвавшийся из горящего города. И только тогда я снова услышал артиллерийские залпы, завывающий гул самолетов. С Никитой Ярошиком кинулись в отделение. По дороге столкнулись с Лёней Мелешко. - Я в крепость за подмогой. Держитесь! - бросил он на ходу. Вдруг перрон качнулся, я еле удержался на ногах, от грохота заложило уши. Там, где только что стоял состав, взорвалась бомба, разворотив часть перрона, путей. Что было бы с детишками, если бы с отправкой замешкались хоть на минуту. В дежурке нас подозвал командир отделения Швырев. Возле него уже были наш комсомольский секретарь Коля Янчук, милиционер Андрей Головко, четыре Михаила: Козловский, Сильвончик, Добролинский, Корнелюк, Федор Ярошик, Павел Денисюк - человек двадцать с лишком. Переговорив с группой, уходившей с Холодовым на охрану Ковельского моста, Воробьев подошел к нам. Объявил, что под командованием Швырева направляемся в общежитие. - Заберите пулеметы, винтовки, боеприпасы. Половину доставьте сюда, остальное сразу к Западному мосту. Займите оборону, я скоро буду там. Торопитесь, дорога каждая минута! До общежития добежали минут за пять. На путях никого не было. Но когда, нагрузившись двумя пулеметами, ящиками с патронами, другим оружием, оказались у насыпи, на нас обрушились автоматные очереди. Стреляли из верхних окон паровозного депо. Пришлось залечь. Но едва оттуда снова брызнул огонь, наши стрелки по команде Швырева открыли ответный. Нет, не зря Воробьев часами держал нас на стрельбище, добиваясь метких выстрелов, - окна в депо замолчали. Они молчали и тогда, когда мы поднялись и, пригнувшись за насыпью, заспешили к мосту. Но резвости поубавилось – сказывался тяжелый груз. Возле моста нас уже ждали старшие оперуполномоченные Константин Иванович Трапезников и Алексей Семенович Артеменко, милиционеры Леонид Жук, Дмитрий Сидорчук, братья Николай и Александр Селиверсовы, бойцы из железнодорожного полка НКВД. Часть оружия тут же передали на вокзал с группой Трапезникова. Андрей Яковлевич устроился у пулемета, за другим пулеметом лежал Швырев. Над нами в безоблачное небо шли на восток фашистские самолеты. Мы напряженно смотрели в даль путей, рельсы блестели на солнце, аж глаза слепило, было часов шесть утра. Вдруг на путях показались вражеские солдаты. Они шли не боясь, прямо к мосту. Леонид Мелешко: - Я спрыгнул с платформы и побежал по путям к крепости, гордый доверенным мне чрезвычайным поручением Воробьева. Вдруг сзади у вокзала саданула бомба, сильно толкнуло в спину. Падая, успел подумать, как вовремя мы отправили состав! После ухода поезда меня остановил командир нашего отделения Семен Середа, передавший приказ Воробьева отправляться в крепость выяснить обстановку. Если вражеские действия не случайный пограничный инцидент, не провокация, а начало войны, попросить на вокзал подкрепление. - О результатах Воробьев приказал доложить лично, - сказал Середа. – Понимаешь, Лёня, связи нет ни с кем, а нас всего 68. Без тебя будет 67. От быстроты твоих ног и твоей головы будет зависеть, куда и чьи пойдут поезда! Было около пяти утра. За Западным мостом, где было полно товарняка и кургузых польских паровозов, решил, что безопаснее двигаться между вагонами. Пробежал немного, вдруг вижу затаившегося между вагонами красноармейца. Хотел шагнуть навстречу, но бросилось в глаза: форма сидит на нем очень уж мешковато, пуговицы оборваны. И тут из-за кирпичной будки показались бегущие пограничники. Человек вскинул пистолет, прицелился в них. «Ах ты гад!» - я выхватил свой. Мой выстрел опередил диверсанта. Со стороны крепости нарастал гул артиллерийской канонады. Неподалеку от Каштановой улицы увидел фашистов. Они шли клином по путям в сторону вокзала. Я прикинул: человек двести, не меньше. «Нет, это не пограничный инцидент. Это война!» Мгновение раздумывал: броситься к своим предупредить или бежать в крепость. Словно заново услышал слова Середы: «От быстроты твоих ног и головы будет зависеть, куда и чьи пойдут поезда!» Только в крепость! Помчался что было сил на грохот залпов. Навстречу попались наши бойцы. - Куда прешь? - крикнул один на бегу. - Давай обратно. Уже на подходе к крепости понял: кругом немцы. Однако вернуться назад, не выполнив приказа Воробьева, не мог. Возле крепости так гудело, что заложило уши. Пробраться туда через ворота и думать было нечего. Бросился к валу. Фашисты заметили не сразу, а когда опомнились, открыли стрельбу. Но я уже был среди своих. Оглядевшись, понял, что здесь в подкреплении нуждались не меньше, чем на вокзале. Мелькнула мысль: скоро подъедут наши войска. Мы стали окапываться. Ураганная стрельба из пулеметов, автоматов, минометов не затухала. Мы отстреливались, но огонь нарастал с каждой минутой. Николай Янчук: - Мы лежали на Западном мосту, сжимая в руках винтовки и разглядывая приближающихся фашистов. Ждали, когда подойдут совсем близко. Воробьев сказал: «Стрелять только по цели!» И мы ждали. Они шли в три шеренги, растянулись цепью на всю ширину путей, которые здесь, за мостом, разбегались особенно широко. Я начал считать, но сбился, видимо от волнения. Но и без счета стало видно: их во много раз больше, чем нас. Они подступали всё ближе, а Воробьев всё не давал команды. Зудели от нетерпения руки, ныла от напряжения спина. Тошно было глядеть, как нахально, совсем не таясь, идут фашисты по нашей земле. Без касок, обвешаны гранатами, автоматы наперевес. Властелины мира. Я ненавидел их всех, но особенно одного, с расстегнутым воротником, что-то говорившего идущим рядом, а они хохотали. В эту ненависть я вложил всё горе, которое нынче на рассвете обрушилось на мою Нину, на обезумевших женщин на вокзале, за ужас, застывший в детских глазах, когда мы сажали детей в вагоны. Дрожа от нетерпения, взял фашиста на прицел. Они подходили ближе и ближе, а Андрей Яковлевич всё выжидал. Нас фашисты не видели и, судя по веселым голосам, даже не подозревали, что встретят сопротивление. Когда наконец по заказу Воробьева грянул наш залп, заговорили пулеметы, многие остались лежать – мой молодчик тоже. Остальные кинулись врассыпную – под защиту товарных вагонов. Разгоряченные первым успехом, мы с нетерпением ждали, когда фашисты покажутся снова, но они затаились. Что-что, а стрелять наши ребята умели. Спрос за стрельбу был очень строгим, скидок не давали никому. Даже единственной женщине в отделе. Впрочем, она стреляла отлично. Но вот фашисты вынырнули из-за вагонов и, разделившись, бросились к мосту с двух сторон. Но их снова хлестанули огнем. Над нами закружил немецкий самолет. Он сделал несколько заходов на бреющем полете, поливая нас пулеметными очередями. Гитлеровцы хлынули к насыпи, надеясь обойти нас с левого фланга. Воробьев приказал отходить к вокзалу. Продолжая строчить из пулемета, он прикрывал нас, а, присоединившись к нам, дал команду укрыться за посадочными площадками Московской стороны вокзала. Лучшей позиции для обороны найти было трудно. От вокзала к нам кинулись военнослужащие и железнодорожники. Со стороны привокзальной площади слышался шум боя. Гитлеровцы появились из-за вагонов с южной стороны, но теперь старались подобраться к вокзалу незаметно, под защитой стоявших на путях вагонов. На нас опять обрушился огненный вал. Не выпуская из рук винтовки, сполз на рельсы и затих Андрюша Головко, у которого всего неделю назад мы весело гуляли на свадьбе. Схватился за живот Леня Жук, его гимнастерка быстро набухла кровью. Нас становилось всё меньше, но каждая попытка гитлеровцев прорваться к вокзалу по-прежнему встречала прицельный огонь. С Граевской стороны вокзала доносилась частая стрельба. Все с нетерпением ждали подмоги со стороны крепости, но ее почему-то всё не было. Возле меня стоял Антон Васильевич Кулеша. Стрелял без суеты, неторопливо, основательно целился. Воробьев со Швыревым несколько раз перетаскивали свои пулеметы. В их сторону фашисты бросали гранаты особенно усердно. Лицо у Андрея Яковлевича почернело, но он не выпускал гашетки из рук. Возле раненых, не обращая внимания на пули, хлопотала Татьяна Фомичева. - Танюша! Уйди, - попросил ее Кулеша. – Ведь дите под сердцем носишь. Неровен час… Но та только рукой махнула и побежала искать транспорт для отправки тяжелораненых. Дело в такой обстановке совершенно безнадежное, только не для Татьяны, которая могла что и когда угодно достать хоть из-под земли. И действительно, она вскоре появилась с подводой, служившей для перевозки мусора на вокзале. Вместе с девчатами-телеграфистками помогла добраться до тяжелораненых Григорию Ефремову, Дмитрию Сидорчуку, нескольким военным. Снова загремели залпы. - Татьяна! - крикнул Воробьев. Она подошла. - Немедленно отправляйтесь домой. - И видя, как упрямо сдвинулись брови, добавил: - Это приказ. Вы сделали, что смогли. И даже больше. Идите! За вагонами замелькали серо-зеленые френчи. Фашистов стало еще больше. Забросав нас гранатами, пошли в атаку, непрерывно строча из автоматов. Наши ряды сильно поредели... Не давая нам возможности перегруппироваться, враг снова ринулся в нашу сторону. И вдруг пулемет Воробьева захлебнулся. Я испуганно обернулся и тут же облегченно перевел дух: Андрей Яковлевич был жив, косил врага из автомата – кончились пулеметные диски. Потеряв счет времени, мы стреляли из последних сил. Хотелось передохнуть, полежать в спасительной темноте, вытянув занемевшие руки. Но солнце по-прежнему высоко стояло в небе. По земле шел самый длинный день года. Самый длинный в моей жизни. В жизни моих товарищей. И каждый из нас в этот день держал экзамен – на что он способен. Не выдержав натиска численно превосходящих фашистов, оставшиеся в живых защитники вокзала во главе с Воробьевым отступили в его глубокие подвалы и оттуда оказывали сопротивление, несмотря на попытки немцев выбить их оттуда. Через неделю Воробьеву удалось покинуть подвалы и добраться до своего дома. Но там он был выдан провокатором и расстрелян. Место его гибели до сих пор неизвестно. После гибели мужа и отца вдова Андрея Воробьева и его сын стали связными брестского подполья, а потом ушли в партизанский отряд, в котором летом 1944 года встретили освобождение Брестской области от гитлеровцев.
Публикацию подготовил Владимир Анатольевич ЕФИМОВ
Брест
|